Наполеон - исчезнувшая битва - Эдвард Радзинский

Он поблагодарил меня за разъяснение, точнее, за спасение. Но это был единственный момент, когда мы поняли друг друга и были солидарны.

Переговоры наши с самого начала зашли в тупик. Я откровенно объяснил царю, что в Европе должны существовать только две системы - Север и Запад... Север - его, Запад - мой... Посредниками между нами будут Австрия и Пруссия. А мы с ним - властелины мира. Это будут как бы Западная и Восточная Римская империи. Я предлагал ему вернуться во времена величия. Но в его глазах читал недоверие. Он жил в жалком девятнадцатом веке - веке богатых лавочников... Я согласился, чтобы он отнял у Турции Молдавию и Валахию, обязался не восстанавливать независимость Польши. После этих подарков я перешел к главному - предложил договор, где были два важнейших пункта: немедленная переброска русских воск к границам Австрии и вступление их в войну с австрийцами, если она начнется... Но он этого не подписал! Вместо договора царь разразился упреками: отчего я до сих пор не вывел свои войска из прусских крепостей, где обещанные проливы и Константинополь? Он не подписал даже простого письма с угрозами, которое я отправил австрийскому императору. Ограничился вялым советом послу Австрии не вступать в войну. Я продолжал настаивать на договоре, даже накричал... испробовал любимый прием - швырнул треуголку под ноги и начал ее топтать "в приступе ярости". Ничего! К моему изумлению, царь преспокойно дождался конца расправы над треуголкой и сказал: "Со мной ничего нельзя поделать, сир, при помощи гнева. Давайте рассуждать спокойно, или я ухожу!"

Неуступчивость царя меня поразила... Только впоследствии я узнал правду. Все сделал Талейран! Мне рассказал об этом другой негодяй, Фуше, узнавший все подробности от очередной любовницы Талейрана. Оказалось, после событий в Испании мерзавец почувствовал мою слабость и начал двойную игру. Он предупредил царя не пугаться моего гнева. Он сказал ему в своем духе: "Властитель России цивилизован, его народ - нет, во Франции всё наоборот... Наш император абсолютно невменяем, он жаждет новых войн, и все закончится невиданной катастрофой..." Каков нюх! - Император сказал это почти с восхищением. - Нет, я не зря ему прощал многое... Сохрани я его, и поныне был бы на троне... Впрочем, надо отдать ему должное - нечто подобное о грядущей катастрофе он высказал вскоре и мне...

В Эрфурте я вынужден был заговорить о новом браке... пришлось... Став императрицей, Жозефина взяла на себя обязанность родить Франции наследника престола. Выяснилось, что она не могла более иметь детей (я мог - имел незаконных)... Законы жизни монархов жестоки. И корона, которая ей так нравилась, к сожалению, диктует свои правила: Жозефина должна была уйти. И первыми об этом, конечно, заговорили со мной Фуше и Талейран. Да, я любил Жозефину, но империи нужен наследник, я не мог оставить престол добрым глупцам - моим братьям... И в Эрфурте я решил поставить политический опыт. Я попросил Коленкура (будучи послом в России, он был в доверительных отношениях с царем) поговорить об этой ситуации с Александром. Но повести дело так, чтобы царь сам предложил мне брак с русской великой княжной... Это должно было показаться царю желанным, разумеется, если он хотел упрочить наш союз... И Коленкур поговорил с царем. А тот... ускользнул! Сказал, что в семейных делах все решает его мать, вдовствующая императрица... Уклонился!

После этого разговора я окончательно понял: Александр не хочет более нашего союза. Лошадь решила покинуть загон. России нужна Англия. Это была война! Вот каков итог... Да, Эрфурт был для меня печален...

Хитер был царь! Но при этом до смешного тщеславен. Оттого с ним бывало легко... У царя был превосходный министр Сперанский. Великий ум, не нужный этой варварской стране. Мне не хотелось, чтобы царь на пороге войны имел такого министра. И я решил избавить царя от него. Для этой цели я стал... его хвалить! Я сказал: "Какой ум! Не угодно ли Вам, Государь, поменять этого человека на какое-нибудь королевство?" И этой шутки оказалось достаточно. Вскоре Сперанский пал. Говорят, одним из обвинений было, что он мой шпион!..

Вернувшись в Париж, я вскоре отбыл в Испанию во главе сташестидесятитысячной армии. И после нескольких выигранных сражений подошел к Мадриду. Сначала повстанцы решили сопротивляться - построили баррикады. Но после сокрушительного огня моей артиллерии повстанческая армия оставила столицу и власти города подписали капитуляцию.

Я объявил о реформах: инквизиция упразднялась, монастыри сокращались на треть, пошлины упорядочивались, многие феодальные пережитки были отменены. Испанское средневековье готовилось кануть в Лету. Я написал в прокламации: "Я желаю быть орудием вашего возрождения..." В это время англичане, оставив Португалию, уже шли на помощь Мадриду. Что ж, я поторопился к ним навстречу. При Вальядолиде я разбил англичан вместе с повстанцами - десять тысяч мертвецов оставили они на поле боя. Я отомстил за позор Дюпона!

Но в разгар успехов мне пришлось срочно выехать в Париж. Ибо в Испании я узнал нечто грозное: Австрия решила воспользоваться моим отсутствием захватить Баварию и поднять против меня Германию.

Была и еще одна новость - не менее тревожная: я узнал, что на приеме у Талейрана к полному изумлению гостей появились под руку два заклятых врага Талейран и Фуше. Эти ненавидевшие друг друга "кошка и собака" явно демонстрировали свое примирение. При этом оба повсюду рассказывали, как не одобряют войну в Испании: что эта страна "уже превратилась во вторую Вандею, откуда император, к их прискорбию, возможно, не выйдет живым". Более того: я узнал, что они написали письмо Мюрату, где предложили ему... трон - в случае моей смерти!

Итак, запахло переворотом. И они уже начали подыскивать удобного кандидата - ширму, за которой смогли бы править. Я не понял тогда, что они не одни. Это был голос богачей... Им надоели мои победы, похожие на легенды, сытые лавочники захотели спокойно наслаждаться благополучием, которое дал им я. Они не верили, что легенда может длиться вечно.

Я был в ярости, помчался в Париж и появился перед негодяями, изумленными и перепуганными... Не ждали! Забыли, с кем имеют дело! Я с трудом сдерживал себя... На первый разговор с Фуше мне хватило выдержки. Я сказал ему только: "Запомните, вы министр полиции - и всё! Что же касается моей внешней политики - сделайте милость, не вмешивайтесь в нее. Ибо измена начинается с сомнений, продолжается критикой и заканчивается порой пулей!" Мерзавец молча поклонился, его лицо трупа, как всегда, было непроницаемо.

Но когда я вызвал Талейрана... сдержаться уже не смог! Этот подлец, который первым посоветовал мне прогнать испанских Бурбонов, теперь за моей спиной меня же за это и поносил!.. Он услышал от меня все матерные слова, все солдатские ругательства...

Император носился по душной каюте и бешено кричал:

- "Вы вор и подлец, для которого нет ничего святого! Вы... (Непечатное.) Это вы сообщили мне, где находится герцог Энгиенский, и заставили меня поступить с ним так жестоко! (Непечатное.) Это вы заставили меня ввязаться в дурацкую авантюру с Испанией (непечатное), а теперь поносите меня и объявляете, что вы меня предостерегали! Вы говно в шелковом чулке! Вы (непечатное) заслуживаете, чтобы я стер вас в порошок, но я слишком вас презираю... чтобы пачкать руки о вас! (Непечатное.)"

Он опомнился и сказал как-то устало:

- Это был не лучший монолог... Негодяй спокойно слушал. Он это умел. Он был знаменит тем, что однажды, слушая памфлет о себе, заснул! Думаю, пока я на него орал, негодяй готовил ответную реплику. И приготовил. Когда я закончил, он попросил разрешения удалиться. И, выйдя, сказал: "Как жаль, что такой великий человек так плохо воспитан!" Я не мог не оценить этой фразы... Да, вскоре я вернул Талейрана... что делать: он был дерьмо, но и... золото! Единственный, с кем мне было интересно беседовать. У него был блистательный ум... и самое ужасное - я и теперь, после всех его предательств, по нему скучаю... Хотя я многое теперь о нем знаю... Знаю, что вскоре после Эрфурта русский царь начал получать регулярные доносы из Франции, подписанные "Анна Ивановна". Их писал Талейран... Нет, он не был просто шпионом. Это был все тот же голос богатых... Очень устали они от моих грандиозных планов. Очень боялись потерять нажитое... Ладно! Бог, которому он служил когда-то в юности, будет ему Судьей...

Император помолчал. Потом продолжил:

- После моего отъезда из Испании войну продолжали мои маршалы. Испанцы не вняли ни угрозам, ни обещаниям - сражения шли непрерывно. Это были кровопролитные битвы, и какие! Ланн взял Сарагоссу... причем штурмом пришлось брать каждый дом. А потом уже взятый город три недели продолжал сопротивляться! Против солдат воевали женщины и дети... трупы лежали вповалку. На улицах копыта коней скользили в лужах человеческой крови. "Какая грустная победа! - сказал мне потом Ланн. - Я никогда не убивал столько бесстрашных, пусть и сумасшедших людей". Он был подавлен... и вскоре погиб. Мне кажется, что смерть именно тогда вошла в него. Это был лучший маршал.