Обед в ресторане «Тоска по дому» - Энн Тайлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что нового на свете? — поинтересовался Коди.
— На каком свете?
— Ну какие новости? Что пишут в газете?
Рут подняла голову, и Коди увидел раскрытую перед ней страницу.
— A-а… так это комиксы.
— Нет, я изучаю свой гороскоп.
— Гороскоп? — Он посмотрел на хозяйку, ожидая, что та придет ему на выручку. Но хозяйка не отрывала глаз от полки, заставленной баночками с вареньем, и Коди спросил: — Так какой же у тебя символ?
— Хм-м-м…
— Какой же у тебя символ Зодиака?
— Не символ, а знак, — поправила она со вздохом и встала, как бы нехотя признавая, что он здесь. Схватила со стола газету и сердито направилась в гостиную. Коди пропустил ее вперед и пошел следом, думая о том, что ее джинсы, вероятно, куплены в детском магазине, в отделе одежды для мальчиков. У нее совсем не было бедер, а свитер протерся на локтях.
— Я — Телец, — бросила она через плечо. — Но все это ерунда. Чушь.
— Ты совершенно права, — с облегчением сказал Коди.
Она остановилась посреди гостиной и повернулась к нему.
— Вот глянь. — И она ткнула пальцем в газетную строчку. — «Сильный союзник выручит вас. Сейчас звезды особенно благоприятствуют крупным бизнесменам». — Она опустила газету. — К кому это они обращаются? Чем я, по-ихнему, должна заниматься?
— Глупости, — сказал Коди. Ее брови гипнотизировали его. Они были апельсинового цвета, и, когда она волновалась, кожа вокруг них розовела, становилась темнее, чем сами брови.
— «Не обращайте внимания на инсинуации вашего давнего врага», — читала она, водя пальцем по строчкам. — Или вот, послушай еще: «Тайная встреча может раскрыть вам секрет…» Боже милостивый! — воскликнула она, швыряя газету в кресло. — Хорошенькую жизнь надо вести, чтобы хоть как-то оправдать свой гороскоп.
— Ну, не знаю, — сказал Коди, — может, в этом что-то есть, больше, чем тебе кажется.
— Чего-чего?
— Может, это указывает тебе, какую жизнь ты должна вести. Ты должна быть более смелой, предприимчивой, а не ишачить как проклятая в ресторане, не слоняться после работы по мрачному дому, в котором сдают комнаты…
— Не так уж здесь и мрачно, — сказала Рут, вызывающе вздернув подбородок.
— Да, но…
— И вообще, я не собираюсь оставаться здесь на всю жизнь. После свадьбы мы с Эзрой переедем в квартиру над рестораном, а когда накопим денег, купим собственный дом.
— И все-таки, — сказал Коди, — у тебя не будет ничего похожего на то, о чем говорят твои гороскопы. Подумай только, ведь перед тобой целый мир! Нью-Йорк, например. Ты когда-нибудь бывала в Нью-Йорке?
Она отрицательно покачала головой, не сводя с него внимательных глаз.
— Тебе надо обязательно съездить туда. Сейчас там весна.
— Здесь тоже весна.
— Но совсем другая.
— Не пойму я, куда ты клонишь, — сказала она.
— Ну, просто я хотел сказать… Зачем тебе так поспешно заводить свой дом, когда на свете есть много такого, о чем ты и понятия не имеешь.
— Поспешно? — переспросила она. — Да мне уже почти двадцать. Я скитаюсь по людям с шестнадцати лет. Единственное, чего мне хочется, — это иметь свой дом, и чем скорее, тем лучше.
— Вот оно что, — сказал Коди.
— Счастливой прогулки.
— Ах да, прогулка…
— Смотри не утони, — съязвила она.
В дверях он повернулся.
— Рут.
— Чего?
— Я даже не знаю твоей фамилии.
— Спиви, — сказала она.
Ему показалось, что ничего более волшебного он в жизни не слышал.
На следующий уикенд он повез ее за город показать свою ферму.
— Насмотрелась я на разные фермы, на всю жизнь хватит, — объявила она.
— Нет, ты все-таки съезди, Рут, — сказал Эзра, — там так красиво в это время года.
Сам он не мог поехать с ними, ему надо было оставаться в ресторане — проследить за монтажом нового морозильника для мяса. Коди разузнал это заранее, до того, как пригласил ее в эту поездку.
На этот раз он принес ей нарциссы.
— К чему мне эти цветы? — спросила она. — Возле заднего крыльца у нас их полным-полно.
Коди улыбнулся.
Он усадил ее в свой «кадиллак», пахнущий новой кожей. Но на нее это не произвело ни малейшего впечатления. Как назло, она надела юбку, хотя джинсы сейчас были бы уместнее. Ноги у нее были синюшно-белые. Таких носков он не видел со школьных лет, а ее изношенные кеды были маленькие и по-детски тупоносые.
По дороге на ферму он делился с ней своими планами:
— Я бы хотел постоянно жить на ферме, растить там детей. Для детей это идеальное место.
— С чего ты взял? — спросила она. — Когда я была девчонкой, я только и думала, как бы удрать в город.
— Да, но свежий воздух, овощи с собственного огорода, домашние животные… Пока что за моим скотом ухаживает сосед, но, как только я перееду туда на постоянное житье, сам займусь скотом.
— Хотела бы я посмотреть, как ты будешь это делать, — сказала Рут. — Ты когда-нибудь борову пойло варил? Хлев чистил?
— Всему можно научиться.
Она пожала плечами и умолкла.
Когда они приехали на ферму, Коди показал Рут свои угодья. Она так воззрилась на корову, что та стушевалась, а кур она просто испепелила взглядом. Затем он повел ее в дом, купленный вместе со всей обстановкой, — в гостиной облезлый плюшевый диван, керосиновая лампа, на кухне расшатанный стол с грудой ржавых вилок, ложек и ножей в ящике, на стене календарь 1958 года с рекламой смеси «Малларди» для кур-несушек. Прежний хозяин, вдовец, умер наверху в спальне на старой деревянной кровати с пологом. Коди заменил простыни, купил новое стеганое одеяло и пуховые подушки — вот и все новшества.
— Вообще-то я собираюсь все переделать, — сказал он Рут, — только сперва женюсь. Вдруг жене захочется сделать что-то по-своему.
Рут легко сняла с оконной рамы запор, дерево крошилось у нее под руками. Она перевернула запор и осмотрела его.
— Очень хочу жениться, — сказал Коди.
Рут воткнула запор на место.
— Жаль мне тебя огорчать, но ничего не поделаешь, сказать надо. Чувствуешь запах? Такой сладковатый? У тебя здесь сухая гниль.
— Рут, — сказал он, — я почему-то не нравлюсь тебе?
— Чего?
— Я о твоем отношении ко мне. Ты вроде бы сторонишься меня. Не очень-то у тебя хорошее мнение оба мне, правда?
Она искоса взглянула на него, но тут же отвела глаза и отошла к лестнице.
— Нет, почему же. Я ничего против тебя не имею.
— Правда?
— Но я знаю, из какой ты породы.
— В каком смысле?
— Таких, как ты, в нашей школе было пруд пруди, — сказала она. — Точно. В каждом классе, в каждой команде — высокие, красивые, хорошо одетые парни, спортсмены, остряки. Вежливые, воспитанные, все им легко давалось, они знали, что к чему, и свидания назначали только самым красивым девочкам в школе. А встретив в коридоре меня, проходили мимо, не знали даже, кто я, вообще не подозревали о моем существовании. Или за глаза смеялись надо мной — я просто уверена, — смеялись над тем, что я плохо одета, над веснушками, над рыжими волосами…
— Когда же это я смеялся над тобой?
— Я и не говорю, что ты смеялся. Но как только взгляну на тебя, так сразу вспоминаю их.
— Рут, я никогда бы так себя не повел, — сказал Коди. — По-моему, ты восхитительна. В жизни не встречал более красивой женщины.
— Да ну? — Она вздернула подбородок, резко повернулась и, рассерженная, спустилась вниз. Всю долгую дорогу в город она молчала, оставляя без ответа его попытки завязать разговор.
Это была настоящая военная операция — затяжная, сложная боевая операция, которая продолжалась весь апрель и весь май. Временами его охватывало отчаяние. Он слишком поздно вступил в игру, и шансов у него было немного; он растратил годы на банальных брюнеток, победы над которыми считал большой доблестью, а вот Эзра без малейшего усилия сумел обнаружить подлинное сокровище. Счастливчик! Вся его жизнь шла под знаком удачи, а Коди, видимо, не дано понять, отчего Эзре все так удается.
Часто, расставшись с Рут, Коди на ходу бормотал что-то себе под нос, сердито лупил кулаком по собственной ладони или с размаху пинал свою машину. И в то же время он чувствовал теперь душевный подъем. Да, надо признать, впервые в жизни он ощущал такой прилив энергии, впервые так нетерпеливо ждал всякого нового дня. Теперь до него дошло, отчего он потерял интерес к этой… как бишь ее… Кэрол или Карен, к девушке из агентства социального обеспечения, которой не понравился его брат Эзра. С ней у Коди все получалось слишком легко. А его привлекал дух соперничества, стремление победить в нелегкой схватке с Эзрой, его исконным врагом. Ему нравилось выжидать, держать себя в узде, скрывать свои чувства от Рут, пока не подвернется благоприятный момент. (Может, именно терпение и было секретом Эзры?) И ведь происходящее вовсе не было открытым соперничеством. Одному из двоих даже не приходило на ум, что он участвует в состязании.