Обед в ресторане «Тоска по дому» - Энн Тайлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кремовое, — уточнила Дженни.
— Кремовое, белое — какая разница?.. И то и другое совершенно не годится, когда выходишь замуж во второй раз и развода еще не было, да и жених без постоянной работы. «Вот это я беру», — говорит она. А платье даже не ее размера, она в нем утонет. Пришлось оставить его на переделку.
— А мне оно понравилось, — сказала Дженни.
— Да ты же в нем утонула.
— Оно меня стройнит.
— Не накинуть ли сверху шаль или еще что-нибудь коричневое? — сказала мать. — Надо же хоть как-то приглушить этот цвет.
— Я не могу надеть шаль на свадьбу.
— Почему? А что, если добавить к нему жакетик, например льняной коричневый?
— Жакеты меня полнят.
— Подлиннее, фасона «шанель».
— Ненавижу «шанель».
— Ну, — сказала Перл, — тебе не угодишь.
— Мама, — сказала Дженни, — мне уже угодили. Я довольна своим кремовым платьем. Мне оно нравится таким, как оно есть. А теперь оставь меня в покое, ради бога.
— Слыхали? — спросила Перл у сыновей. — Не желаю оставаться здесь и выслушивать такое. — С этими словами она повернулась и решительно зашагала к выходу. Прямая, несгибаемая, как маленькая заводная кукла.
— Вот те раз! — сказал Эзра.
Дженни открыла пластмассовую пудреницу, глянула в зеркало, будто хотела убедиться, что она, Дженни, еще существует на свете, и тут же захлопнула ее.
— Дженни, ради бога, верни ее, — попросил Эзра.
— Ни за что.
— Но она же поссорилась с тобой, я не смогу уговорить ее.
— Слушай, Эзра, давай-ка сегодня плюнем на все это, — сказал Коди. — С меня хватит!
— Ты о чем? Отменить обед?
— Лично я ничего, кроме нескольких листиков салата, съесть не смогу, — сказала Дженни.
— Но это крайне важно! Я же старался, чтобы обед на этот раз был особенно торжественным. Ну подождите, подождите минутку… Ладно?
Эзра бросился на кухню. Из группы поваров у стойки он выхватил маленького человечка в комбинезоне. Это была девушка, как догадался Коди, рыжеволосая, с остреньким личиком. Она весело шла за Эзрой, почти не сгибая колен, вытирая ладони о собственные брюки.
— Знакомьтесь, — сказал Эзра. — Это Рут.
— Рут? — переспросил Коди.
— В сентябре мы поженимся.
— Вот как? — сказал Коди.
Наконец Дженни вымолвила:
— Поздравляю, — и чмокнула Рут в веснушчатую впалую щеку.
А Коди пробормотал:
— Да, конечно, — и пожал ей руку, ощутив на ее ладони твердые, как камешки, мозоли.
— Здрасьте, — сказала она ему.
Он вдруг вспомнил слово курочка-бантамка, хотя в жизни не видел бантамок. Скорее ее можно было назвать боевым петушком. Ее торчащие ежиком морковно-рыжие волосы были подстрижены так коротко, что едва прикрывали череп. Голубые глаза были круглые, как пуговицы, а кожа до того тонкая и туго натянутая (как и с волосами, здесь, видно, тоже поскупились), что просвечивал белый хрящик на переносице.
— Ясно, — сказал он, — Рут.
— Я тебя удивил? — спросил Эзра.
— Да. Весьма.
— Я хотел сделать все честь по чести — объявить об этом, когда будут наполнены рюмки, а потом пригласить ее, чтобы она разделила с нами семейный обед. Понимаешь, малышка, — обратился он к Рут, — мама, видно, очень устала. Не получилось так, как я задумал.
— Ничего страшного, — утешила его Рут.
— Конечно, — кивнул Коди, — можно собраться всем вместе и попозже.
Дженни стала расспрашивать их о предстоящей свадьбе, а Коди откланялся, сказал, что, пожалуй, пойдет посмотреть, как там мать.
Шагая в темноте к дому, он ощутил странное чувство утраты, будто кто-то умер или оставил его навсегда — Рут, черноволосая красавица его мечты.
— Я знала, что́ за обед предстоит сегодня вечером, — сказала Перл Коди, — не такая уж я дура. Я все знала. Эзра взял и сделал ей предложение, собирается жениться на этой сельской поварихе. Я предчувствовала, но окончательно все подтвердилось, когда я пришла в ресторан и увидела на столе пять тарелок и пять рюмок. Конечно, я поступила нехорошо. Очень нехорошо. Я знаю это и без тебя, Коди. Но когда я увидела эти пять тарелок, что-то оборвалось у меня внутри. И я подумала: «Ну ладно, пусть так, только не сегодня вечером, только не сегодня. Господи, лишь бы не сразу после того, как мы купили второе подвенечное платье моей единственной дочери». А потом, как ты знаешь, я устроила скандал, и обед пришлось отменить, будто я все задумала заранее, хотя на самом деле это совсем не так. Ты ведь веришь мне, правда? Я же не слепая. Знаю, когда веду себя плохо. Иногда я как бы стою рядом с собой и вижу все со стороны. Словно это происходит не со мной. «Перестань», — говорю я себе. Но получается, будто я… сама не своя: что-то толкает меня, не дает остановиться. Да-да, думаю, сейчас остановлюсь, только вот доскажу одну вещь… Неужели ты не веришь мне, Коди? Разве мне не хочется, чтобы вы трое были счастливы? Еще как хочется. Что за вопрос? У меня и в мыслях не было отговаривать Эзру, раз уж он решил жениться на этой девчонке, хотя понять не могу, что только он в ней нашел — ни кожи ни рожи, да к тому же чистый сорванец. Кажется, она из какой-то глухомани, из округа Гаррет или откуда-то в этом роде. Почти всегда ходит босиком — ты бы посмотрел на ее пятки! Но ты же знаешь, я не из тех матерей, которые цепляются за своих сыновей. Я всей душой хочу, чтобы Эзра женился. Видит бог. Хочу, чтобы кто-то о нем заботился, о нем в особенности. Я знаю, ты не пропадешь, а вот Эзра — он… как бы это сказать… такой беззащитный. Что говорить, я люблю вас всех, но Эзра такой добрый. Правда? Во всяком случае, сейчас, когда у него появилась эта самая Рут, он так изменился; ты как-нибудь посмотри на него, когда она входит в комнату, ей будто море по колено — не знаю, как это еще назвать. Он просто обожает ее. Они начинают возиться, как два щенка. В самом деле, мне кажется, они похожи на двух щенят — жмутся друг к другу, хихикают, скачут по кухне или слушают эту сельскую музыку, от которой Рут без ума. Только обещай, Коди, что никому не расскажешь об этом. Обещаешь? Так вот, знаешь, я иногда стою, смотрю на них и вижу: им кажется, они совсем особенные, первые и единственные люди на Земле, переживающие такое чувство. Они уверены, что будут счастливы до самой смерти, что все другие браки — обычные, приевшиеся, опостылевшие, а у них все будет иначе, лучше. И это меня злит. Ничего не могу поделать с собой, Коди. Знаю, это эгоизм, но это сильнее меня. Иногда мне хочется спросить у них: думаете, вы сделаны из другого теста? Думаете, я всю жизнь была такой несносной старухой? Знаешь, Коди, ведь было время, когда и я для кого-то была особенной. Стоило мне протянуть руку и коснуться пальцем его локтя, когда он разговаривал, и он тут же смущенно замолкал. И у меня были свои надежды, своя незабываемая свадьба. Три удивительные беременности, когда каждое утро я просыпалась с мыслью, что через девять месяцев, восемь, семь… произойдет чудо. Мне казалось, я полна света и планов на будущее. А потом, пока вы, дети, были маленькие, я была для вас центром вселенной, всем на свете! Целый день только и слышалось: «Мама!», «Мама!», «Где мама?», «Куда она ушла?». И первое, что вы говорили, когда переступали порог, возвращаясь из школы: «Мама, ты дома?» Это несправедливо, Коди. Так несправедливо! Теперь, когда я состарилась, никто не обращает на меня внимания. Мне это кажется несправедливым, Коди. Только не говори им об этом.
Всю следующую неделю, расписывая по минутам движения, с помощью которых электродрели монтировались в корпуса, Коди наблюдал за тем, как черноволосая Рут исчезала с перекрытий и из коридоров и в конце концов исчезла совсем, а он начисто забыл, почему она так волновала его. Ее место заняла новая Рут. Худая, похожая на мальчишку, в мешковатом комбинезоне, она, хихикая, носилась вдоль конвейера, а за ней по пятам мчался Эзра с растрепанными волосами. (Оказывается, у него не было никакого иммунитета против женщин; он просто ждал, по-своему доверчиво и упрямо, появления избранницы.) Но вот Эзра догнал Рут в кабинете начальника, и они стали возиться, как… да, как два щенка. Хохолок подпрыгивал на макушке у Рут. Губы у нее были обветренные, в трещинах. Ногти обкусаны до основания, а на костяшках пальцев царапины и ожоги — следы сельской стряпни.
Коди позвонил матери и сказал, что приедет на уикенд. И спросил, будет ли Рут. Так или иначе, сказал он, ему пора поближе познакомиться с будущей невесткой.
Коди приехал в субботу утром с букетом медно-красных роз. Рут и Эзра играли на полу гостиной в карты. Увидев Рут после недели грез о ней, Коди был ошеломлен. Она показалась ему более четкой, незамысловатой, яснее очерченной, чем все, кого он когда-либо знал. На ней были джинсы и ковбойка в безобразную коричневую клетку. Рут была так увлечена игрой, что едва взглянула на вошедшего Коди.