Десант на Европу, или возвращение Мафусаила - Ярослав Веров

Я покосился на хмурого Мартелла, которому, похоже, не нравилось поведение подружки. Сказать ему… Нет, к чему лишний переполох. Да и как доказать? Я ведь и сам не очень уверен в подмене. Ну вылитая же Нюша, в самом деле!… Аура у нее вполне человеческая… Нет, больше никакой самодеятельности. Сначала надо все рассказать капитану… Когда же кончится это совещание?!

При всем моем уважении к Климову, я считал его выступление переливанием из пустого в порожнее. Разумеется, пассажиров предупредить нужно. Черт знает, что нам еще придется пережить, но никаких серьезных решений с таким кодлом принять нельзя. Думаю, наш капитан, это понимает преотлично. Недаром же он описал ситуацию столь обтекаемыми фразами, умалчивая о наиболее тяжелых ее аспектах. Боится спровоцировать панику, но при этом хочет занять небесполезным делом дюжину праздных мужиков?

Наконец, спустя примерно полчаса говорильня завершилась. Назначили ответственных за порядок, раздачу аварийных кислородных приборов и оказание первой помощи пострадавшим. Воодушевленные важностью возложенной на них миссии, «члены команды пассажиров» потянулись к выходу. Мартелл поспешил к своей красавице, а мне вдруг пришла в голову идея простейшего теста. Нет, я не стал прощупывать ментал Энн на М-частотах, понятно, что при большом желании, механтроп может заблокировать доступ в свое «искусственное подсознание», я просто подплыл к этой сладкой парочке и задал невиннейший вопрос. Вернее, детскую загадку:

– «А» и «Б» сидели на трубе. «А» упало, «Б» пропало. Кто остался на трубе?

Энн сделала страшные глаза и произнесла нарочито бесстрастным, металлическим голосом:

– Ваша буква «И»! – И расхохоталась.

Мартелл смотрел на нас недоуменно. Его можно было понять. Весь наш короткий диалог велся по-русски, а не на синлингве. Ну где ему, немцу, было знать про столь популярное в нашем поколении детское мульти-TV-шоу, которое называлось то ли «Пасынки во Универсуме», то ли «Отроки Вселенной», сейчас уже не помню точно? Шоу существовало преимущественно в русскоязычном сегменте Виртуала, и в нем отважные космические путешественники, не старше двенадцати лет, при помощи древнейшей этой загадки выявляли в своих рядах представителей расы роботов-оборотней. Тех обязательно коротило при попытке найти ответ. Правда, не всех. Самые главные из этих роботов всегда отвечали верно, но их выдавал голос – бесстрастный и металлический.

Великан-молотометатель ничего не понял и, похоже, слегка обиделся. Ладно, пусть… Главное, что Нюша отреагировала правильно. Ведь как бы Шэрон ни была совершенна, она не могла ответить именно таким образом. Признаюсь, у меня камень свалился с души. Может потому, что найдя свою подлинную любовь, я понял, что нет никакого смысла обижаться на этих ребят. Тем более, на Анюту. Она же не виновата, что я вообразил себе черт знает что!

– Александр Хлодвигович! – раздался у меня за спиной голос капитана. – Не могли бы вы немного задержаться? Нужно кое-что уточнить.

– О, старик, идешь на повышение! – хмыкнул Мартелл и, подхватив свою Энн под локоток, повлек прочь.

– Увидимся! – блеснула Рыжова двумя рядами перлов.

Я сделал им ручкой и отправился «к начальству на коврик», так кажется говорили раньше… Климов предложил мне сесть и сам пристегнулся в кресле напротив, достав из кармана трубку и кисет.

– Капитан, я…

– Погодите, Быстров, – проговорил тот, набивая трубку. Чудную, кстати, трубку, с принудительной вентиляцией для обеспечения процесса горения. Проделывал он это с небрежностью, присущую истинному мастеру, и лишь выпустив первую струйку медвяного дыма, заговорил: – Насколько я помню, вас не было в списке пассажиров. Что же вас подвигло на столь счастливое решение посетить борт моего корабля? Любопытство?

– Не совсем так, – кротко ответил я.

– Тогда, может быть, сердечный интерес? – предположил Климов. – Вы поймите меня правильно, Александр Хлодвигович, – далось ему мое отчество! – в ситуации, когда что-то угрожает жизни пассажиров и исправности корабля, я просто обязан задавать бестактные вопросы. Разумеется, я рад, что среди прочих удалось спасти жизнь сыну самого Быстрова, но… – Он обволокся облаком сизого дыма. – Скажу вам прямо, Александр Хлодвигович, на «Вестнике» творится какая-то чертовщина. Ни с того, ни с сего, Церебрум начинает разгонять корабль. Мой старший помощник обнаруживается на полу в состоянии глубокого шока. И тут является сынок Хлодвига Викторовича, моего наставника, между прочим! А наставник мой как-то в приватной беседе обмолвился, что его карапуз запросто управляет домашними оргами. Кстати, в силу трехлетнего возраста не имеющий чипа! Интересная петрушка получается. Не так ли?

– Да ведь я с этим к вам и шел! – прорвался я наконец сквозь его красноречие. Надо же какой разговорчивый капитан попался, а как же многозначительная немногословность старого космического волка? – Вы правы, капитан, я оказался на борту не случайно. Да и на «Селентиуме» тоже…

Вытряхнув из термоса остатки кофе, Харрисон сказал товарищу:

– Знаешь, в какую виртушку я больше всего любил играть в сопливом возрасте?

– Ну? – буркнул Серебров, не любивший, когда его отвлекали по пустякам.

– Ты не поверишь – в «Долгую вахту»! Это был такой гибрид классического «Капитана Фракаса» и последней версии «Вторжения»…

– И что?

– Как что? Сейчас мы тоже в нее играем, только в натуре! – Харрисон расхохотался. – Седьмой час уже пилим без продыху…

– Понял, смешно, – отозвался штурман и добавил: – Ты же знаешь, что Тэнгр в больничке. А капитан проводит сеанс психотерапии с пассажирами…

– А особенно, с пассажирками! – осклабился второй пилот.

– Брось, Харви, – снова не поддержал его Серебров. – Эдик – кэп толковый. И вообще, серьезный летун. Это было заметно, когда он еще в штурманских лычках щеголял. Слышал историю о том, как «Горгону» – ну, ту самую, которой Кит командовал – кариолис прижал к внешнему ободу Кольценосца? Так вот, ребята говорили, что сам Грегуар растерялся! Представляешь? Не кто-нибудь, а Молибденовый Грегуар, который нижнюю челюсть потерял при посадке на Холодное плато, а лоханку, набитую научниками, сберег! А тут – растерялся!

– Я бы тоже растерялся, – хмыкнул Харрисон. – Кольценосец – планета серьезная, не то, что Меркурий… Вляпаешься в Обод, и поминай как звали!

– Вот и я говорю, – продолжал увлекшийся штурман. – А Эдик, ничего, перешел на ручник и давай тихонечко боковыми стравливать. С грехом пополам ушли. Ребята сказывали, зазор оставался в три мегаметра!

– Байки, – отмахнулся второй. – Кстати, о ручнике. Если мы сейчас не почешемся, придется и нам молибденовые челюсти вставлять! Икарус на походе.

– Не слепой… Сэр Айзек, как и полагается англичанину, всегда безупречно точен!

– Много ты знаешь об англичанах, – пробурчал Харрисон.

– Ладно, Харви, не бурчи, – сказал штурман. – Не нравиться Ньютон, положись на Кеплера – он датчанин.

– Что ты разговорился сегодня? – прищурился второй. – Обычно из тебя и слова не выдавишь.

– Если честно, «псих» колотит, – признался Серебров. – Никогда еще в реале не сажал борт на обмылок.

– Не сажал, и не будешь, – парировал пилот. – Твое дело дебет-кредит свести, а сажать посудину на Икарус, который ты непочительно называешь обмылком, будет старина Харрисон.

– Распустил перья, ирландский ястреб! – рассмеялся штурман. – Знаешь, как у нас, у русских, говорят? Рано пташечка запела, пока кошечка не сьела!

– Не знаю, как там у вас, медведей, говорят, а вот я тебе скажу: если на касании нуля не будет, ты у меня еще не так запоешь!

– Будэт, дарагой! – сказал Серебров по-русски, но с каким-то странным, с точки зрения понимающего язык осин ирландца, акцентом. – Всэ будэт!

Вахтенные трепались и балагурили, но дело свое знали. Говоря об изменении траектории полета, капитан не стал сообщать пассажирам одну пикантную подробность. На Меркурий они не попадут, но это полбеды. Беда в том, что пролетная орбита корабля проходит слишком близко к Солнцу! И в теневом конусе «Планеты номер раз», как предполагалось, укрыться теперь тоже не получится. По счастью, спасительную тень в пространстве могут предоставить не только планеты.

– Вот он, красавчик! – гордо, будто счастливый отец о своем сыне, сказал Серебров. – Парит, наш орел!

– Пока еще нет, – сказал Харрисон, мельком глянув на экран, где виднелся крохотный полумесяц. – Вблизи солнышка любая каменюка дымится. От этакой жарищи испаряется даже космическая пыль… Слушай, а может, ты просчитался, и мы нагнали не ту планетку?

– Не ссы, пилот! – усмехнулся штурман.

Харрисон представил раскаленную до точки плавления свинца дневную поверхность Икара, испаряющуюся пыль, горячим гейзером рвущуюся в черные небеса, и ему стало не по себе.