Мифы Великой Отечественной (сборник) - Мирослав Морозов

Немецкие источники эту информацию подтверждают: «В марте 1942 года партизаны остановили движение на железной дороге Брянск – Льгов и препятствовали использованию немцами железнодорожной линии Брянск– Рославль. На основных шоссейных дорогах (Брянск– Рославль, Брянск – Карачев, Брянск – Жиздра) угроза была столь велика, что движение по ним можно было осуществлять лишь крупными колоннами»[142].

Произошедшее имело прямое отношение к Каминскому: партизаны парализовали именно ту железнодорожную ветку, которая шла через Локоть и подчиненные ему территории.

Для Каминского пришло время показать боеспособность своих формирований.

Боеспособность локотской «народной милиции» была не настолько велика, чтобы вести самостоятельные анти-партизанские операции. Поэтому подразделения Каминского действовали во взаимодействии с брошенными на борьбу с партизанами венгерскими частями. Первая же их совместная операция обернулась массовыми убийствами мирных жителей. Об этом впоследствии рассказывал уже упоминавшийся нами начальник отдела лесного хозяйства Михеев: «Весной 1942 года полицейские отряды, возглавляемые Мосиным, с участием мадьярских частей, в селе Павловичи расстреляли 60 человек и 40 человек сожгли живыми»[143].

11 апреля была сожжена деревня Угревище Комаричского района, расстреляно около 100 человек. В Севском районе каратели уничтожили деревни Святово (180 домов) и Борисово (150 домов), а село Бересток было уничтожено полностью (сожжено 170 домов, убит 171 человек)[144].

Проявленная жестокость по отношению к невинным людям привела к росту недовольства в рядах «народной милиции». «Милиционеры» начали перебегать к партизанам.

Из приказа № 118 по Локотскому уезду от 25 апреля 1942 года:

«…наряду с мужественно сражающимися за свое будущее бойцами и командирами, в некоторых случаях проявлялись также элементы паники и трусости, неуверенности и дезертирства, вроде бывшего начальника Шемякинского отряда Левицкого, а временами трусость и дезертирство переходили в открытое предательство, как это имело место 20 апреля с. г. со стороны 4 бойцов-военнопленных Хутор-Холмецкого отряда. Аналогичное предательство было допущено и в Святовском отряде со стороны бойца Зенченкова Сергея Гавриловича, который 22 апреля с. г. не выполнил приказания командира и покинул пост на железнодорожном мосту. Этим самым он сделал большую услугу врагу, за что и был в тот же день по приказу бургомистра расстрелян»[145].

Вершиной этого процесса стало восстание «милиционеров» деревень Шемякино и Тарасовка, жесточайшим образом подавленное Каминским при помощи венгерских частей. Об этом эпизоде подробно рассказано в послевоенных показаниях начальника Михайловской полиции М. Говядова: «Дело было так: в мае 1942 года рота полицейских, дислоцировавшихся в деревнях Шемякино и Тарасовка, восстала – убила своих командиров, перерезала связь и перешла к партизанам. В отместку за это Каминский организовал карательную экспедицию, в числе которой были мадьяры. Эту экспедицию возглавлял зам. бургомистра Мосин, начальник военно-следственного отдела Парацюк и представитель газеты «Голос народа» – Васюков…»[146].

Каратели захватили деревни после упорных боев с бывшими полицейскими и пришедшими им на помощь партизанами. После этого началась расправа над местными жителями. «По прибытии на место каратели расстреляли около 150 человек, членов семей полицейских, которые ушли к партизанам, и часть полицейских, которые были захвачены в Шемякино и Тарасовке, – рассказывал М. Говядов. – В числе расстрелянных были женщины, дети и старики. В июле месяце 1943 года, по приказу Каминского, была создана комиссия, под председательством Мосина, с целью произвести раскопки могилы расстрелянных ими же советских граждан, для того, чтобы приписать эти действия партизанам и озлобить солдат РОНА против партизан. Мне известно, что эта комиссия выезжала, производила раскопки, составила соответствующий акт, который был опубликован вместе с большой статьей в газете «Голос народа», в которой указывалось, что расстрел этих лиц якобы произведен партизанами»[147].

В действиях каминцев не было ничего особенно специфичного. Точно такими же преступлениями против мирных жителей отметились действовавшие в соседнем Севском районе венгерские каратели. Свидетельства об этом в большом количестве сохранились в российских архивах.

«Фашистские сообщники мадьяры вступили в нашу деревню Светлово 9/V-42, – рассказывал крестьянин Антон Иванович Крутухин. – Все жители нашей деревни спрятались от такой своры, и они в знак того, что жители стали прятаться от них, а те, которые не сумели спрятаться, их порасстреляли, изнасильничали несколько наших женщин. Я сам старик 1875 г. рождения был также вынужден спрятаться в погреб…. По всей деревне в ней шла стрельба, горели постройки, а мадьярские солдаты грабили наши вещи, угоняя коров, телят»[148].

В близлежащей деревне Орлия Слободка в это время всех жителей собрали на площади. «Приехали мадьяры и стали собирать нас в одну (нрзб) и выгнали в с. Коростовку, где мы переночевали в церкви – женщины, а мужчины отдельно в школе, – вспоминала Василиса Федоткина. – Днем 17/V-42 г. нас пригнали снова в свое село Орлию где мы переночевали и на завтраго т. е. 18/V-42 г. снова нас собрали в кучу около церкви где нас пересортировали – женщин погнали на с. Орлию Слободку, а мужчин оставили при себе»[149].

20 мая около 700 венгерских солдат направились из Орлии в ближайшие села. В колхозе «4-й Большевистский сев» они арестовали всех мужчин. «Когда увидели мужчин нашей деревни, то они сказали, что это партизаны, – рассказывала Варвара Федоровна Мазекова. – И этого же числа, т. е. 20/V-42 схватили моего мужа Мазекова Сидора Борисовича рождения 1862 и сына моего Мазекова Алексея Сидоровича, год рождения 1927 и делали пытки и после этих мучений они связали руки и сбросили в яму, затем зажгли солому и сожгли в картофельной яме. В этот же день они не только моего мужа и сына, они 67 мужчин также сожгли»[150].

После этого мадьяры двинулись в деревню Светлово. Жители деревни помнили погром, устроенный карателями каких-то десять дней назад. «Когда я и моя семья заметили движущийся обоз, то мы все жители нашей деревни убежали в лес Хинельский», – вспоминал Захар Степанович Калугин. Впрочем, без убийств не обошлось и здесь: оставшиеся в деревне старики были расстреляны венграми[151].