Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии - Цуёси Хасэгава
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второе опасение Сталина было связано с тем, что война может закончиться слишком рано, поскольку японцы примут предложение о капитуляции. Для того чтобы затянуть войну и успеть завершить подготовку нападения на Японию, он настаивал на том, чтобы США придерживались своего первоначального требования о безоговорочной капитуляции. Параллельно с этим он пытался обмануть японцев, заставив их поверить, что можно удержать Советский Союз от вступления в войну. Сталин признался Гопкинсу, что после середины июля «невозможно будет долго скрывать от японцев передвижения советских войск»[120]. Задачу облегчало то, что японцы готовы были вестись на этот обман. Тем не менее Сталин должен был пристально следить за действиями Японии.
Малик во второй половине мая активно собирал информацию, задействуя контакты, которыми он успел обзавестись в правящих кругах Японии. 20 мая он сделал в дневнике запись о беседе, состоявшейся у него с одним морским офицером высокого ранга. По мнению этого источника информации, Японии предстояло проиграть войну, но ей не грозил такой разгром, как Германии, потому что у японцев была возможность воспользоваться фундаментальными противоречиями между СССР и США. По словам этого офицера, Советский Союз боялся, что после войны влияние США и Великобритании на Дальнем Востоке возрастет благодаря сотрудничеству с Чан Кайши. Что касается западных союзников, то они испытывали тревогу в связи с тем, что после разгрома Японии Восточная Азия и Китай «покраснеют». События в Восточной Европе многому их в этом смысле научили. Малик отмечал, что главная цель Японии состоит в том, чтобы любыми средствами добиться сохранения советского нейтралитета; при этом Токио попытается извлечь максимальную выгоду из конфликта между СССР и США, запугивая американцев «красной угрозой», которая нависнет над Дальним Востоком в случае полного разгрома Японии. В своем донесении Малик предупреждал, что самым важным вопросом для Советского Союза было то, планируют ли США смягчить свою позицию по безоговорочной капитуляции, чтобы убедить японцев как можно быстрее сложить оружие[121].
25 мая Малик записал в дневнике, что Министерство иностранных дел пытается заручиться посредничеством Москвы для переговоров между Японией и Соединенными Штатами. Ради этого Япония готова отказаться от прав на рыбную ловлю в советских территориальных водах и уступить СССР Южный Сахалин и Курильские острова. Передача Советскому Союзу Курил должна была, по замыслу японцев, спровоцировать конфликт между СССР и США. Кроме того, Япония была готова вывести войска из Китая и признать независимость Маньчжурии и Кореи. Поскольку Маньчжоу-го становилось независимым государством, вопрос о том, кто будет контролировать Китайско-Восточную железную дорогу, переставал быть проблемой, касавшейся Токио[122].
30 мая Малика посетил датский посланник Ларс Тиллице, чтобы получить советскую визу для возвращения домой, так как Япония разорвала дипломатические отношения с Данией. Тиллице был умным и хорошо информированным человеком, обладавшим многочисленными знакомствами во влиятельных кругах. Во время своей встречи с Маликом Тиллице сообщил советскому послу очень интересную и полезную информацию, которую тот немедленно передал в Москву. Датчанин сказал, что военное положение Японии становится безнадежным, так как поражение в битве за Окинаву является всего лишь вопросом времени. В связи с этим Япония всерьез задумывается о том, как прекратить эту войну. По мнению Тиллице, японцы готовы будут расстаться со всем, что было завоевано ими с 1905 года, включая Маньчжурию и Корею. Единственными условиями, на которых будет настаивать Токио, являются отмена безоговорочной капитуляции и неприкосновенность внутренних территорий Японии. Что касается намерений США, то Тиллице был убежден в том, что американцы будут придерживаться жесткого курса в отношении японцев, ставя задачей уничтожить Японию под лозунгом «не забудем Перл-Харбор». Впрочем, по мнению датского дипломата, когда американцы сочтут, что выкорчевали корни милитаризма и отомстили за Перл-Харбор, они будут готовы предложить японцам более мягкие условия капитуляции.
Также Тиллице сообщил Малику, что император теперь склоняется к завершению войны и разорвал отношения с Верховным Командованием, которое по-прежнему решительно настроено продолжать сражаться. По его мнению, главное противодействие мирным инициативам будет исходить не от высшего, а от среднего командного состава Императорской армии. Военно-морские офицеры высшего ранга уже пришли к выводу, что необходимо искать пути выхода из войны. Токио будет трудно выступить с конкретными предложениями о заключении мира, поскольку до сих пор никто так и не взял на себя ответственность за переговоры с США и Великобританией. Однако в Японии зарождается партия мира, которая состоит из людей, близких к императорскому дому, и возглавляется маркизом Кидо[123].
Донесения Малика, отправленные в конце мая, позволили Сталину прийти к важным умозаключениям. Япония активно искала пути окончания войны. Одной из возможностей являлся диалог с Москвой, который был на руку Сталину, стремившемуся затянуть войну. Однако Сталин должен был учитывать и другие возможности, такие как попытки Японии зондировать намерения союзников через посредников в Швеции и Швейцарии. Тем временем Малик изо всех сил убеждал японцев, что пакт о нейтралитете остается в силе, хотя Сталин собирался нарушить его в подходящий момент.
Апрель и май стали временем перемен. Для Японии битва за Окинаву складывалась плохо. Японцы больше не могли рассчитывать на нейтралитет Советского Союза, и в недавно сформированном правительстве Судзуки не было согласия по вопросу о том, следует ли пытаться заключить мир до вступления в битву на последнем рубеже. Неожиданно для самого себя ставший президентом Трумэн сразу же столкнулся с проблемой, как выстраивать отношения с Советским Союзом. Его непоследовательная политика – сначала жесткость, а затем попустительство – выдавали неуверенность нового президента относительно роли СССР не только в послевоенном устройстве мира, но и в Тихоокеанской войне. Трумэну пришлось определяться с позицией сразу по двум ключевым вопросам: надо ли пересматривать требование о безоговорочной капитуляции и надо ли поддерживать вступление СССР в войну с Японией. Сталин же, со своей стороны, подстраивал свою политику под быстро меняющиеся обстоятельства. Советское правительство денонсировало пакт о нейтралитете – отчасти для того, чтобы продемонстрировать США свою готовность выполнять ялтинские договоренности, а отчасти для того, чтобы освободить себя от правовых обязательств перед Японией, готовя внезапное нападение на эту страну. Хотя все вроде бы складывалось по сценарию Сталина, советского вождя серьезно беспокоили две вещи: что война может закончиться до того, как он будет готов вступить
