Газета Завтра 985 (42 2012) - Газета Завтра Газета

time datetime="datetime" pubdate="2012-10-24 09:38:26" 24.10.2012 /time

и добиться для Развозжаева статуса политического беженца

Европарламент высказался по "списку Магнитского"

time datetime="datetime" pubdate="2012-10-24 07:48:58" 24.10.2012 /time

Предложено ввести санкции против российских чиновников

Сергей Удальцов может покинуть Россию

time datetime="datetime" pubdate="2012-10-24 06:58:33" 24.10.2012 /time

предполагают источники "Коммерсанта"

У ОМОНа скоро может появиться собственная соцсеть

time datetime="datetime" pubdate="2012-10-24 06:52:18" 24.10.2012 /time

Ее создадут на сайте omon.ru

Реклама

Реклама

Реклама

Адрес редакции:

119146, Москва, Фрунзенская наб., 18–60

Электронная почта: [email protected]

Телефон: (916) 502-49-86

Служба рекламы: (903) 131-53-97

Технический блог

Электронная почта технического отдела [email protected] .

(function(w, c) { (w[c] = w[c] []).push(function() { try { w.yaCounter11286280 = new Ya.Metrika({id:11286280, enableAll: true, webvisor: true}); } catch(e) { } }); })(window, "yandex_metrika_callbacks");

УКРОЩЁННЫЙ ЗВЕРЬ УКРОЩЁННЫЙ ЗВЕРЬ О концертах Kremlin Gala «Звезды балета XXI века» Евгений Маликов 24.10.2012

Интрига состоявшегося в этом году концерта неявно обозначилась весной. Коротко она формулируется так: мы шли смотреть 7 октября не известную всем и каждому в Москве Люсию Лакарру. Даже не ее борьбу за душу русского зрителя с отечественными звездами. Шли наблюдать за очной встречей двух мужчин: беженца из Москвы Ивана Васильева и беженца из Лондона Сергея Полунина, ставшего в прошлом сезоне премьером театра Станиславского и Немировича-Данченко.

Впрочем, для меня лично данный бой был наименее интересен. Признаться, я отнесся к кремлевскому гала с прохладным равнодушием, примерным цинизмом и прочими чувствами, которые украшают настоящего ценителя, любящего не столько балет, сколько балерин. Намерен был любоваться женскими ножками, однако то ли диатез разыгрался, то ли благорастворение воздyхов подействовало, но мужской танец порадовал сильнее ожидаемого. Да и впечатлений я получил больше обычного, задумавшись глубже обыкновенного о природе балетной красоты.

Короче, Капитан Очевидность докладывает...

Китайский император из сказки Андерсена "Соловей" был эстетом в первой части повествования, превратившись в обывателя ближе к концу. Ни то, ни другое само по себе не плохо — здесь нет нравственного антагонизма. С одним замечанием: любить натуральное естественно, тогда как наслаждение искусственным дается нам воспитанием, образованием и обработанными кнутом и пряником природными склонностями. Словом, настоящая любовь к балету есть укрощенный зверь. Подчеркнем: укрощенный, но зверь! И перейдем к концерту.

Вряд ли кто ожидал от гала чего-то нового по форме, да и содержательно он не мог сильно отличаться от привычного. Классические номера перемежались современной хореографией; та, в свою очередь, подразделялась на "гимнастику" и "драмбалет"; в каждой отрасли себя показывал тот, кто в ней силен, а зритель получал то, на что рассчитывал. То есть, к примеру, фанату классики — даже с приставкой "нео", предложили и Ивaнова, и Петипа, и Баланчина; ценителя биомеханики обильно накормили бесфабульными экзерсисами от Ксении Вист и Патрика де Баны; любителю бульварного романа Джон Ноймайер рассказал душещипательную историю из жизни падшей женщины. Кажется, говорить не о чем — перечисли исполнителей и отдыхай, заметив предварительно: "Это хорошо". Но я поговорю.

Весь комплекс идей, посетивших меня во время концерта, можно уложить в две пары противоположностей: мужское/женское и искусственное/естественное, дополнив их рядом: докультурное — культурное — посткультурное. Не каждый концерт выводит на такие обобщения!

Охватить все нельзя, поэтому я остановлюсь лишь на сопоставлении "природного" и "фабричного" в балете. И вовсе не так, как вы можете подумать, и вовсе не с теми акцентами, которые вами, читатель, возможно, ожидаются.

Немного задержавшись в фойе Кремлевского дворца, мы уже в темноте пробирались на свои места. В это время на сцене какой-то неизвестный нам чин приветствовал собрание вступительным словом, вокруг официального лица клубился бутафорский дым, но мы пришли не за этим. Нам даже первый номер не показался увлекательным: вышла солистка Нидерландского театра танца Дрю Джекобсон и исполнила свою хореографию. В которой было все, за что мы презираем современный танец: ложная многозначительность, помноженная на вульгарность, усталость не только от естественного, но и от лишенного патологии искусственного. Короче, номер зазвучал, казалось, камертоном, и быть беде, когда бы не остался он всего одним из трех родственных на весь концерт.

Между тем на сцене появилась первая звезда: Евгения Образцова. Они с Андреем Меркурьевым сменили Дрю Джекоби, а "танец заблудившегося в себе горожанина" сменил аристократический, хотя и адаптированный под Голливуд, номер Джорджа Баланчина. Не скрою, мне всегда приятна Евгения Образцова. Она миловидна, ладно скроена, в ее позировках нет ни одной, оскорбляющей эстетическое чувство. Что до бросаемого ей упрека в "безликости", то "индивидуализм", как писал об этом еще Эрнст Юнгер в своем "Рабочем", есть изобретение буржуазное. Аристократической культуре такое понятие чуждо. Чуждо оно и сценической фее — Женечке Образцовой, барышне, не опускающейся до оскорблений зрителя "правдой жизни". Каковой, признаться, хватило в этот вечер даже с избытком.

Нет ничего неестественнее "естественного" в балете! Условный жест в нем уместен столь же, сколь уместны тюники и высоко поднятые пачки. При этом: чем больше обнажены ноги танцовщицы, тем выше она может их поднять без ущерба для нравственного и эстетического чувств наблюдателей. Мы легко принимаем условность "лебедя", Одетты — не женщины, но и не птицы, в движениях которой нет ни одного бытового жеста, но с трудом смиряемся с "подробностью" и правдоподобием частного поведения какой-нибудь "дамы с камелиями". Печальная истина заключается в том, что погоня за "правдой" в истории от младшего Дюма обязана в пределе привести к картинке, рядом с которой и немецкое порно может померкнуть. Но разве Ноймайеру это указ? Разве воспитан наш "пролетарский зритель" в отвращении к "искренности"? Ничуть. И вот уже красавица и выдающаяся во всех отношениях Люсия Лакарра катается по полу в роскошном платье, имитируя животные страсти и животные же страдания от чахотки. Я готов смотреть на "половые упражнения" людей в купальниках — как это принято в современной хореографии: там любая двигательная практика условна, там даже в любовном экстазе сливаются механизмы. Но! Торжественность и освященность церемониалом длинного платья в ХХ веке не позволяет его носительнице вытворять, что вздумается хореографу, без оскорбления зрителя.

Это вот промежуточное стояние между эстетикой la belle epoque и сценическими приемами home porno и есть проклятие современного балета. Бoльшее, нежели откровенное безобразие contemporary dance! Этому "драматическому пороку" в равной степени следуют и Джон Ноймайер в своем "драмбалете" с любым названием, и Кеннет Макмиллан, отрывок из чьей "Манон" небесталанно разыграли Матье Ганьо и Людмила Пальеро. Страшно то, что на таком балете воспитано поколение потребителя. Ушедшего от холодного аристократизма и чуточку небрежного дендизма с его кристаллическим аскетизмом жеста к "теплому" сопереживанию: посидели, посмотрели, поревели вдоволь, ушли довольные.

Правда наших переживаний — обман: Ноймайер и Макмиллан манипулируют нами, они — фабрика по производству зрительских соплей!

Однако даже Ноймайер преображается, когда берется за нечто более абстрактное, чем "Дама с камелиями". В своих "драмбалетах" он редко поднимается до обобщений, рассказывая обычно незамысловатый анекдот, часто печальный, но судеб мироздания не касающийся. Но что происходит с хореографом, когда он покидает "поле быта", мы знаем и из его "Чайки", с успехом шедшей на сцене театра Станиславского и Немировича-Данченко, и даже из фрагмента его балета "Лилиом" на музыку Леграна, который в концерте исполнили Алина Кожокару и Карстен Юнг. Дисциплина, отточенность обобщенного жеста — вот и получилась история "вообще" как любовный сюжет. Прекрасный номер!

Воля ваша, но мне ничуть не близки люди, пытающиеся в балете двигаться "как в жизни". Нельзя не заметить, что как только танцовщик покидает область нарочито условного жеста, он становится смешон своей избыточной "искренностью". Даже "общегражданская" жестикуляция с необходимостью окрашена индивидуальностью, а любить отдельного гражданина, согласитесь, менее естественно, чем презирать все человечество!

Невероятно, но более, чем Ноймайер и Макмиллан, соответствующими классическому наследию выглядели Жан-Кристоф Майо и Мауро Бигонцетти, чьи, скорее экстравагантные, нежели сдержанные номера, в исполнении Бернис Копьетерс—Оскара Саломонсона и Людмилы Пальеро—Матье Ганьо соответственно поднялись до высот "рассказа о мире", не потеряв свойств подлинности в пространстве собственного танца.