Отель для интимных встреч - Марина Серова

Поразительно, но разные люди, знающие Юлю, но не знающие друг друга, умудрялись так складно врать. Сначала Лера рассказала о многочисленных любовниках своей подруги, потом Эрнст бросился в бегство как ошпаренный при одном упоминании о Разумовской, потом Марк Яропольский сделал чистосердечное признание в том, что он согласился помочь несчастной девушке стать знаменитой моделью за определенного рода услуги, ну и наконец, сама ситуация убийства — неподалеку от гостиницы, а скорее всего, в самой гостинице, где бизнес делался не на приезжих постояльцах, а на сдаче номеров для интимных встреч. Все свидетельствовало о наличии огромного количества любовников Юли Разумовской.

Но теперь вся картина кардинально менялась. И прежде всего это позволяло по-новому взглянуть на поведение Эрнста, казавшееся прежде таким странным. А на самом деле все дело было в том, что он отлично понимал, что является первым подозреваемым в убийстве Юли. Тут вам и мотив — не поделили выручку за очередную украденную вещь, тут вам и причины, по которым труп вывезли за город.

Все как на тарелочке!

И вот это-то меня больше всего и смущало, да еще странная фраза Леры, которая не сходила с ее губ в последние минуты жизни: «Я думала, что это он, а это оказался не он».

Что бы это могло означать?

Я швырнула окурок в окно и направилась в гостиницу.

Консьерж с душевной фамилией Зверьков, или «просто Макс», был на своем боевом посту — под пальмой, возле двери.

— Приветик, — подмигнула я ему.

Он смутился. Правда, от чего именно — моего фамильярного приветствия или своих мыслей на мой счет, — было трудно сказать.

— А я думал, вы на вечеринке, — он кивнул в сторону дверей ресторана, которые сегодня были плотно закрыты, поскольку за ними собрались далеко не последние люди города.

— Была, — кивнула я, поскольку мой роскошный вид просто обязывал признаться в этом. — Но потом пришлось срочно уйти.

— Ясно, — вздохнул Макс и, вконец засмущавшись, больше ни о чем не стал говорить.

Я тоже не стала навязываться с разговорами, а модельной походкой прошествовала через весь холл и не менее эффектно ступила на лестницу — пусть себе смущается на здоровье!

Проходя мимо номера бритоголового, я остановилась и задумчиво посмотрела на дверь. Может, стоит зайти? Я ведь, кажется, даже не поблагодарила его за подарок. А впрочем, не время — зайду как-нибудь в другой раз.

И я решительно прошла мимо его номера и распахнула дверь своего.

А там меня ждал сюрприз, и, судя по выражению лица этого самого сюрприза, ждал давно — прямо в центре комнаты, вольготно откинувшись на спинку стула, сидел брюнет из ресторана. Он барабанил пальцами по столу и курил, стряхивая пепел в злосчастный горшок с фиалками. Когда я вошла, брюнет перестал настукивать по столу и вскинул голову.

Я ослепительно улыбнулась и сделала шаг вперед.

«А я пользуюсь успехом», — подумала я.

Но оказалось, успехом я пользовалась не только у брюнета. Как только я шагнула в номер, дверь захлопнулась, и неизвестный мне мелкий коренастый тип одним ловким приемом заломил мои руки за спину и выхватил сумочку. Наша встреча перестала быть романтичной, и вовсе не из-за того, что нас теперь было трое.

— Что все это значит? — громко спросила я.

Брюнет, закинув ногу на ногу и указав на кресло, сказал:

— Садись!

— Спасибо, я ненадолго, могу и постоять, — начала было отнекиваться я.

Мелкий коренастый решил эту проблему по-своему. Он схватил меня за плечи и силой усадил на указанное место. Я скрипнула зубами, но возражать больше не стала — горький опыт общения со «шкафчиками» меня кое-чему научил.

— Так в чем дело? — нацепив на себя улыбку идиотки, спросила я.

— В этом, — кивнул брюнет.

Я проследила за взглядом незнакомца, остановившимся на моей груди.

— Ах, в этом, — идиотскую улыбку я сменила на не менее идиотское смущение.

Я-то, конечно, отлично понимала, что явиться в мой номер брюнета заставил отнюдь не мой шикарный бюст, а то, что его украшало, — ожерелье.

Брюнет с легкостью поверил в то, что я идиотка, и счел нужным уточнить:

— Где взяла ожерелье?

— Нашла, — ляпнула я.

Брюнет между тем посерьезнел и даже курить перестал.

— Где?

Теперь задумалась я — а правда, где? Я сосредоточенно думала. Но, как назло, в голове не было ни одной мысли, даже самой дурацкой, хотя таковых у меня всегда бывает навалом.

Прояснил ситуацию коренастый субъект, маячивший за моей спиной и вызывающий острое желание чем-нибудь кинуть в него. Но единственный мало-мальски пригодный предмет для швыряния в гнусных типов — горшок с фиалками — использовал брюнет, так что пока приходилось молча терпеть и скрипеть зубами — чем я теперь успешно и занималась.

— Она врет, — заявил коренастый.

— Ничего, скоро она перестанет врать, — заверил брюнет, оглядывая меня с ног до головы.

Я на всякий случай испугалась и вжалась в кресло.

— А это точно то самое? — Коренастый гад протянул ко мне руку и подцепил ожерелье.

Сработал рефлекс, и я ударила коренастого по руке, но у того тоже с рефлексами все было в порядке, так что я в свою очередь получила подзатыльник, и на этом мы пока остановились.

— Да вроде оно, — ответил брюнет, но как-то неуверенно.

— Надо вызвать ювелира. Вдруг это совсем не то ожерелье, а просто похожая подделка.

— Надо, — кивнул брюнет и, достав из кармана брюк сотовый, начал набирать чей-то номер.

Я навострила уши и приготовилась слушать, но не тут-то было. Брюнет быстро поднялся со стула, отошел к окну и только тогда заговорил. И сколько я ни прислушивалась, не смогла разобрать ни слова.

«Ну и черт с вами! Вызывайте своего ювелира, вам кто угодно скажет, что это фальшивка», — зло подумала я.

Брюнет между тем переговорил по телефону и вернулся на прежнее место.

— Подождем, сейчас он подъедет, — объявил он, закуривая. — И тогда уже будем разбираться.

И мы стали ждать. Но если брюнет и коренастый гад ждали ювелира, то лично я ждала больших неприятностей. А еще я занималась тем, что думала и гадала, кто же этот брюнет и какое он имеет отношение к моему расследованию. Однако моим мыслительным процессам мешал коренастый гад. Он продолжал стоять за моей спиной, раскачиваясь с пятки на носок, и не сводил с меня глаз. Я покосилась на него раз, другой, а потом не сдержалась и ядовито спросила:

— Что, так интересно?

Коренастый ничего не ответил, но смотреть перестал. Я, закинув ногу на ногу, откинулась на спинку кресла — в конце концов, пока нечего паниковать, ничего страшного еще не произошло, подождем этого ювелира, а там, глядишь, и с миром разойдемся.

И хотя я твердила эту фразу про себя и невозмутимо вздергивала подбородок, на самом деле каждая клеточка моего тела замирала в напряжении. Я прислушивалась к тишине, стараясь уловить шаги в коридоре.

Но я так и не услышала шагов, а когда в дверь резко постучали, то подпрыгнула на месте от неожиданности.

Брюнет поднял голову, встретился взглядом с коренастым и едва заметно кивнул. Я не видела, но точно знала, что тот тоже кивнул в ответ.

Я, не оборачиваясь, слушала, как он идет к двери, как поворачивает ручку и пускает в номер нового гостя, а потом услышала знакомый голос и развернулась так резко, что чуть не свалилась с кресла.

— Что за странность вызывать меня сюда?

Я не верила своим глазам — передо мной был многоуважаемый и небезызвестный мне ювелир Ломовой Михаил Павлович, уже однажды спасший меня. Я едва удержалась, чтобы не завизжать от счастья и не броситься к нему на шею.

Ломовой тоже узнал меня. Не мог не узнать, и хотя он лишь бросил в мою сторону короткий взгляд и тут же отвернулся, я поняла это.

— Кажется, у нас небольшие проблемы, — откашлявшись, ответил брюнет.

— Что? — коротко спросил Ломовой.

Брюнет кивнул в мою сторону.

— Меня интересует вот это, — пояснил он.

Что именно подразумевалось под словом «это» — я или ожерелье, тоже было не ясно, но мне все равно стало как-то не по себе. Обнадеживало лишь одно — Ломовой каким-то чудом оказался рядом, и теперь самое главное — подать ему знак, что я в беде. А может, не стоит этого делать? Может, Михаил Павлович и сам все понял и специально делает вид, будто мы незнакомы.

И дабы мои актерские задатки, которые я уже успела проявить, не пропали даром, я напустила на себя вид крайне скучающей особы, для которой все происходящее лишь розыгрыш, заслуживающий слабых аплодисментов и ядовитых усмешек. От аплодисментов я, естественно, воздержалась, а вот насмешливая улыбка не сходила с моих губ.

— Для начала я хотел бы установить подлинность этого ожерелья, — заявил брюнет и, вконец обнаглев, закинул ноги на стол.

Я посмотрела на грязные подошвы его ботинок и вздохнула.