Книга о русской дуэли - Александр Востриков

Затем секундант передает вызов и, исходя из желания принципала и своих представлений о дуэльном ритуале, вместе с секундантом противника должен выработать условия поединка, соответствующие серьезности оскорбления. Далее секунданты должны совместно обеспечить техническую сторону поединка (с помощью самих дуэлянтов или без нее), т. е. подготовить оружие, кареты или другие средства передвижения, обеспечить присутствие врача и т. п.

На всех этапах переговоров, вплоть до последнего на месте боя, секунданты по своей воле, независимо от желания принципалов, должны предпринимать попытки к примирению.

Перед началом поединка секунданты должны найти подходящую площадку для боя, выбрать оружие, отмерить шагами расстояние и т. д. В обязанности секунданта (распорядителя) входит подача команд или сигналов к началу боя или схваток. Наконец, секунданты определяют, выполнены ли условия и достигнут ли результат, т. е. подводят итог дуэли. Они даже имеют право прервать ее или объявить оконченной, несмотря на готовность и желание соперников продолжать бой. В любом случае секунданты обязаны формально провозгласить окончание дела чести.

Жизнь дворянина XVIII–XIX веков была публичной. Дворянин постоянно находился на людях, и его поведение всегда было рассчитано на взгляд со стороны. Между приватным и публичным существовала очень строгая граница, хорошо заметная в деле чести. Ссоры чаще всего происходили в обществе, это и придавало им социальную значимость и требовало строгости в соблюдении норм приличия. Поэтому оскорбление, означающее начало дела чести, обычно также наносилось публично. После этого дело должно было развиваться приватным образом. Обществу были безразличны технические подробности поединков. Переговоры секундантов, а затем и сам бой укрывались от любопытных глаз. В этом была и определенная конспирация — не будем забывать, что дуэль считалась уголовным преступлением и власти обязаны были предотвращать таковое законопротивное смертоубийство. И расширять круг посвященных значило подвергать их опасности наказания. С другой стороны, психологически дуэлянтам не всегда могло быть приятно участие посторонних, зевак в деле чести, тем более — присутствие любопытствующих на поле боя.

Тем не менее, как и в каждом правиле, здесь бывали исключения. Если дуэль становилась шумным общественным делом, то находилось достаточно много людей, стремившихся присутствовать на ней лично. Появлялись люди, заявлявшие «права» лично свидетельствовать «суду Божию» — это и присутствовавшие при ссоре и оскорблении, и товарищи по полку, и просто приятели, и, наконец, любопытные, любители эффектных зрелищ. Например, на знаменитой дуэли Шереметева с Завадовским присутствовал П. П. Каверин, известный бретер и весельчак. Он, конечно же, не удовлетворился ролью молчаливого зрителя и увековечил свое присутствие довольно-таки жестоким bon mot: подойдя к катавшемуся по снегу смертельно раненному в живот Шереметеву, спросил: «Что, Вася? Репка?» Традиционно эта фраза расшифровывалась примерно так: «Ну что, вкусно ли? Хороша ли закуска?» {53, с. 279–280; а также 108, с. 101}. Однако недавно А. Ф. Белоусов и А. М. Пан-ченко установили, что Каверин напомнил Шереметеву шуточную традицию кадетских корпусов: вручать «орден» в форме репы тому кадету, который первым на учениях падал с лошади {131, с. 161–166}.

Обращает на себя внимание не только пьяная бесцеремонность шутки (по некоторым свидетельствам, Каверин был сильно навеселе), но и именно зрительская, почти театральная непосредственность реакции — вероятно, также Каверин выражал свое восхищение или неудовольствие и в театральных креслах.

После легализации дуэли в 1894 году поединкам стала придаваться некоторая публичность. Командиры частей, преследуя, по-видимому, педагогические цели, иногда специально приглашали и даже обязывали явиться к месту боя всех офицеров роты или полка.

К этому времени дуэль стала восприниматься как нечто экзотическое, на нее часто шли не защищать честь, а зарабатывать романтическую популярность — в этом случае и присутствие зрителей, и огласка становились чрезвычайно желательными. Дуэль превращалась в балаган, шутовство — вплоть до приглашения фотографа.

Присутствие зрителей, обращавшее дуэль в спектакль, противоречило ритуальному значению дела чести. Поединок, на котором речь шла о чести и бесчестии, жизни и смерти, был актом по сути социально значимым, но по своей форме и психологически — частным, даже интимным, и посторонние любопытствующие на поле чести были не более уместны, чем в больнице или морге.

Не было распространено и приглашение медиков к месту боя. В России XVIII — первой полозины XIX века к врачу было отношение во многом как к ремесленнику, его место было у постели больного или в лечебнице, а не там, где вершится суд Божий. Нужно также учесть, что при тогдашнем развитии практической медицины не так уж часто имело реальное значение, когда врач приступит к делу — часом раньше или позже. Многие в то время, подобно герою «Вечера на бивуаке» А. А. Бестужева-Марлинского, считали, что «первый удар аптекарской иготи[55] есть уже звон погребального колокола», и обращались к врачам только в самый последний момент.

Если же все-таки врач приглашался, то обычно он ожидал в карете, а на поле боя появлялся только в случае необходимости, по зову секундантов.

Естественно, приличный врач, имеющий постоянную клиентуру, дорожащий своей репутацией, не хотел так рисковать и унижаться. Поэтом секунданты обычно обращались к лекарям средней руки, не очень разборчивым, готовым за деньги промолчать, выдать ложное свидетельство — их можно было найти практически в любом крупном городе. Упоминание о таких «готовых к услугам» лекарях есть в «Испытании» А. А. Бестужева-Марлинского, «Дуэли» А. П. Чехова, «Вешних водах» И. С. Тургенева. Их корыстолюбие и нечистоплотность нередко отпугивали, и секунданты предпочитали положиться на собственный опыт оказания первой помощи раненым.

Участие медика в сокрытии дуэли от властей также было не обязательным. Лермонтов помогает своему герою — Вернер достаточно умен, чтобы быть другом, достаточно благороден, чтобы быть секундантом, и достаточно квалифицирован как врач. Но если бы он и не извлек пулю из трупа Грушницкого («чтобы объяснить эту скоропостижную смерть неудачным прыжком»), то можно было бы списать все на черкесов (что обычно и делалось). В мирной жизни также можно было объяснить огнестрельную рану несчастным случаем на охоте или неловким обращением с личным оружием.

Таким образом, присутствие врача на дуэли было совсем не обязательным, и очень часто к нему обращались только тогда, когда пострадавший был доставлен домой. Но это уже выходит за пределы «церемонии» поединка.

Итак, мы рассказали о действующих лицах дуэли, теперь перейдем к описанию самого ритуала.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ДУЭЛЬНЫЙ РИТУАЛ

Оскорбление и его формы. Возможность извинения. Формальный вызов. Картель. Составление условий поединка. Время проведения дуэли, отсрочки, поведение соперников перед поединком. Место проведения дуэли. Дуэльное оружие: шпаги, пистолеты, другие виды оружия. Поединок: одежда, поведение соперников и секундантов во время боя. Фехтовальные дуэли и дуэли на пистолетах. Фальсифицированные дуэли. Квазидуэльные формы. Окончание дела чести. ПРИЛОЖЕНИЯ: М. С. Лунин. Ф. А. Уваров. Князь Ф. Ф Гагарин

Дело чести начинается с оскорбления. Мы уже говорили о том, что дуэль — это ритуал разрешения и прекращения конфликтов, угрожающих личной чести дворянина. Именно при помощи оскорбления дворянин объявлял, что ссора перешла границы допустимого между благородными людьми. И делал он это в форме абсолютного отрицания чести соперника.

Рассмотрим основные варианты оскорблений. Традиционно принято различать два вида: словесное оскорбление и оскорбление действием.

Наиболее распространенным словесным оскорблением, не имеющим дополнительных оттенков (и в этом отношении нейтральным), было «подлец». Это слово совмещало этическое и сословное значения: подлый — не только бесчестный, но и, независимо от морали, относящийся к низшим, «подлым» сословиям. Примерно такое же значение имело и слово «хам», но оно было осложнено библейской традицией (как известно, Хам был одним из трех сыновей Ноя, грубо насмеявшимся над своим отцом) и противопоставлялось скорее культуре, чем чести (как, например, в позднейшей статье Д. С. Мережковского «Грядущий Хам»). Слово «негодяй», наоборот, несло, в первую очередь, нравственную оценку, практически без сословных оттенков.

Также очень распространенными были оскорбления «трус» (особенно в офицерской среде) и «лжец». Они отрицали качества, безусловно необходимые благородному человеку, лежащие в основе дворянского кодекса чести.