Умри в одиночку - Сергей Самаров

Вертолёт прилетел, как и обещал подполковник Стропилин, строго и точно вместе с рассветом, словно рассвет сверял свои действия по расписанию его полётного времени. Только-только краешек солнца выглянул из-за далёких юго-восточных гор, недавно освободившихся от туч и предвещающих, судя по всему, улучшение погоды и среди холмов, как в небе послышался шум вертолётного двигателя и обычное хлопанье винтов. Матроскин поднял голову. Но здесь, над ними, тучи висели низко, и вертолёта пока видно не было. В холмистой местности вертолётчики могли позволить себе полёт по приборам среди облаков. Это только в горах, среди скал, такой полёт мог бы быть рискованным. Здесь же риска не было никакого, а полёт по приборам для опытного пилота трудности не представляет.

Когда вертолёт вынырнул из облаков, было уже настолько светло, что его вполне можно было рассмотреть. Даже капитан Лактионов оторвался от своих дум и отошёл от «Тигра», чтобы полюбопытствовать, потому что впервые такую машину видел.

– Что за хреновина? – спросил.

Капитан Матроскин сам только во второй раз эту машину увидел, но в воздухе тоже впервые.

– «Ночной охотник», – с удовольствием сообщил он «краповому» собрату. – Обещают на спецназ ГРУ выделить пятнадцать таких машин. Первые уже поступают…

– Слышал… – признался Лактионов. – Нам бы такие в поддержку. Да ещё и несколько «Аллигаторов»[11] в довесок…

– И дивизию штурмовой авиации… – с щедрой усмешкой добавил Матроскин и зашагал к площадке, выбранной под посадку вертолёта. Уже издали было видно, как лейтенант Черкашин сигнализирует пилотам, показывая, где им лучше приземлиться.

Любопытный Лактионов двинулся вслед за командиром группы спецназа.

Вертолёт сел не сразу. Пилоты, видимо, беспокоясь за новую технику больше, чем того требовали условия боевой операции, сами сверху осматривали площадку, для чего сделали над ней два медленных круга. Спецназовцам пришлось молча ждать в стороне, прищуривая глаза от ветра, поднятого вертолётными винтами. Ветер был тугой, сырой и обжигал лицо. Наконец «Ночной охотник» приземлился, двигатель несколько раз основательно прокашлялся, и винты стали быстро тормозить вращение, издавая при этом характерные звуки громкого выхлопа. Но полностью они даже не остановились. Очевидно, надобности не было.

Насколько знал капитан Матроскин, экипаж вертолёта состоит из двух пилотов, но вышел только один и поднял руку в приветствии. К пилоту двинулись одновременно лейтенант Черкашин с капитаном Матроскиным, и любопытный капитан Лактионов увязался за ними. Пожали при встрече, которая состоялась чуть дальше круга винтов, руки.

– Что забрать? – прокричал пилот.

Черкашин поставил перед ним три пакета с грузом для экспертов. Пилот в свою очередь протянул свёрнутую ламинированную карту, которую взял капитан Матроскин.

– Один экземпляр?

– Пока только один. Еле-еле успели принести до вылета…

– Ладно, обойдёмся… Рисовать умеем…

– Привет семье! – опять поднял руку пилот, теперь уже прощаясь, и заспешил в машину вместе с принятым грузом.

Короткая встреча закончилась, но Матроскину было не до разговоров. Он быстро ушёл в сторону, не пожелав наблюдать, как взлетает вертолёт, не остановивший винты, и на крупном, подходящем размерами для стола оперативного отдела камне развернул карту, чувствуя за плечом дыхание Лактионова.

– Оперативно и ловко… – признал «краповый» капитан, только посмотрев в условные обозначения. Данные глубинной инфракрасной съёмки были вручную нанесены на обычную топографическую карту, так что ошибиться при использовании или даже усомниться в точности, имея хотя бы один ориентир, было невозможно, если не ошиблись при работе планшетисты, хотя этого, как правило, не случается. – Но эти… Черти… Они всерьёз здесь целый город строили… Работали, не жалея чьих-то рук…

– Подкинул и нам Берсанака работку… – сказал Матроскин. – Чтобы мы ног и лбов не жалели… В подземелье лоб расшибить – плёвое дело…

– Мы эту работку сами себе подкинули, – не согласился Лактионов. – Берсанака с удовольствием бы от нас всё это спрятал…

– Тем не менее мы здесь, а где Берсанака – неизвестно… Времени нет, чтобы все подземелья обшарить, потому что Берсанака может сейчас уходить в сторону. И не обшарить нельзя, потому что он может в самом дальнем углу спрятаться и ждать, когда мы уйдём…

«Краповый» капитан скрипнул зубами, как заправский уголовник.

– Теперь он от меня не уйдёт… Живым не уйдёт…

– Хотелось бы верить, что и от меня тоже, – добавил Матроскин. – Вернее, хотелось бы верить, что только от меня. И я себе обычно верю… Будем соревноваться, кто раньше успеет… Тем не менее здесь мы надолго завязли. А людей на расширение поиска нет. Хоть подкрепление проси… Хотя и в этом смысла особого не вижу… В толкотне порядка меньше, а когда мало порядка, такому хитрюге, как Берсанака, проскользнуть легче. Я сам, когда есть необходимость, пользуюсь случаем. Если две колонны идут рядом, самое безопасное место – между ними. Все будут только по сторонам смотреть. Согласно его психограмме, Берсанака обычно делает так же…

Подошедший лейтенант Черкашин молча вытащил из планшета свою карту и принялся переносить на неё чертёж подземелья. Подумав, капитан Лактионов занялся тем же со своей картой – работа кропотливая и не терпящая посторонних разговоров…

2

Вот что удивительно – когда находились рядом с федералами, луна стыдливо за тучи пряталась, помогая и Берсанаке с Доком Доусоном спрятаться наилучшим манером. А только от федералов, кажется, оторвались, и луна высветилась, чтобы на неровной и сложной дороге не спотыкаться и не скользить.

– Луна нам в помощь! – улыбнулся Док, радуясь тому, что он снова идёт замыкающим, следовательно, чувствует себя в относительной безопасности. По крайней мере, в безопасности со стороны союзника и помощника, который, сам того не зная, является главным действующим лицом всей операции.

Использовать человека вслепую – это высший пилотаж в диверсионной работе, и полковник Доусон всегда считался хорошим пилотом. Так, Гайрбеков даже не знает, зачем им нужен брат Бекмурзы, Сосланбек Бисолатов. А Сосланбек должен назвать точную дату проведения операции. Конечно, жаль, что нет с ними теперь Гойтемира. Гойтемир был бы самым надёжным исполнителем. Но и без него Берсанака должен справиться. Не слишком сложная работа – вскрыть один замок или вообще окно разбить и выполнить то, что следует выполнить. А всё остальное будет делаться само собой без их непосредственного участия. Только Док Доусон найдёт себе подходящее место, чтобы заснять происходящее на видеокамеру. Самым подходящим местом, насколько полковнику было известно, является слуховое окно чердака детского дома. А забраться на чердак несложно, поскольку туда ведёт приставная лестница и она постоянно стоит на месте.

– Не луна нам в помощь, а Аллах! – поправил Берсанака, с чего-то вдруг ставший верующим. – Он помогает нам уйти от неверных…

– Тогда и я должен быть в числе неверных, поскольку я христианин, – заметил Док. – Луна должна была помочь тебе и Гойтемиру, но отдать меня в жертву снайперу. Вместо этого она подставила твоего собрата… Поэтому не будем углубляться в вопросы веры, поскольку неисповедимы промыслы Всевышнего…

– Всем своё время, и твоё время подойдёт…

Это уже прозвучало почти угрозой, но Док Доусон давно знал привычку Берсанаки таким образом держать своё окружение на дистанции страха и сам страха не испытывал. Тем не менее рукоятку пистолета в кармане сжал чуть крепче обычного, словно проверяя свою готовность ответить выстрелом на любое обострение ситуации.

Путь их лежал не напрямую к цели и был нелёгким, особенно для Дока Доусона. Берсанака не пожелал идти протоптанной колонной «краповых» тропой, поскольку два свежих следа поверх оставленных уже на рассвете укажут путь, который они выбрали. Хотя бы направление покажут, и этого может быть достаточно для опытных следопытов. А что среди федералов есть следопыты достаточно опытные, Гайрбеков не сомневался. Он всегда, если не знал точно, предпочитал видеть опасность даже там, где её нет, чем полагаться на случайность или на обстоятельства, которые отведут от него преследование. Лучше, чем ты сам, никто о твоей безопасности не побеспокоится. И Берсанака сам о ней беспокоился. И потому повёл Дока по южным склонам холмов, переходя с одного на другой. На южных склонах снега уже не было вообще – весь стаял под солнцем. Следовательно, след не бросится в глаза издалека, как было бы на снежном насте. А за такой след только уцепиться, и можно будет уже дальше идти. Тем более есть собака, которая, как уверял всех мент младший лейтенант Дударков, по следу ходит отлично и ничем не уступает обычно используемым для этого дела немецким овчаркам, а уж в задержании, которым преследование заканчивается, кавказская овчарка стоит четырёх немецких. И потому если и оставляли на сырой земле след, то издали его увидеть было невозможно. А обыскать все холмы в поисках следов тоже слишком сложно, чтобы этого опасаться всерьёз. Но идти постоянно вдоль склона – это дополнительная нагрузка на одну из ног, что было чревато для Доусона. Сначала полковнику пришлось держать в согнутом состоянии именно раненую ногу. Согнутая, значит, в постоянном напряжении бедро, и скоро рана начала обильно кровоточить. Док на ходу сменил повязку, стараясь при этом не отставать от Берсанаки. Окровавленные бинты, понятно, прятал в карман, потому что по пути даже подходящего камня, под который можно было бы их засунуть, не попалось. Камни были или слишком мелкие, или слишком тяжёлые. Естественно, что и до перевязки, и даже после неё боль в ноге поднималась по крутой нарастающей траектории, и потому полковник не сумел сдержать вздох облегчения, когда первый холм остался позади, а второй они тоже намеревались преодолеть по южному склону и потому должны были идти в обратную сторону, описывая постоянные восьмёрки. Иначе избежать хождения по предательскому снегу было невозможно.