Дом аптекаря - Эдриан Мэтьюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну-ну, успокойтесь. — Смитс положил тяжелую руку на плечо Рут. Она вывернулась и встала перед ним. — Вообще-то интуиция вас не подвела. Было кое-что еще. Я имею в виду, кроме течи. Ваша подруга что-то увидела. Мы не знаем, что именно. Она не вдавалась в детали, да и вряд ли была в том состоянии, чтобы судить о чем-то объективно. Мы лишь поняли, что она увидела что-то еще до затопления, и это что-то ее сильно расстроило. Будем надеяться, что все обойдется, что она преодолеет психологическую травму…
— Так о чем речь? — в отчаянии воскликнула Рут. — Что она увидела? Мышь? Крысу?
Крысу вряд ли — швартовы были хорошо промаслены и снабжены дисковидными щитками. Стальные брусы, не дававшие барже биться о берег канала, украшали шипы. Все это, конечно, не могло отпугнуть мерзких тварей, и иногда ночами она слышала, как они носятся по планширу. Но внутрь крысы не попадали никогда.
— А вы кого держите? — осведомился Смитс.
Не веря своим ушам, Рут посмотрела на Бьянку:
— Так вас этому учат в ваших школах? — Повернулась к детективу она уже с другим настроением. — У меня никого нет, понятно? Никаких животных. Кроме разве что пауков-орбатидов. Вот их здесь хватает, хоть ведрами выноси. Но они не в счет.
— Ее напугало не животное. Вещь. Какой-то предмет. Но с этим придется подождать, пока бедняжка не придет в себя. Тогда и представим отчет. Пока у нас есть только ее заявление. Не скажу, что оно составлено по полной форме, но смысл вполне ясен. Такова стандартная полицейская процедура. Начинать с главного, а потом переходить к деталям.
— Как мило, — прошептала Рут.
— Я бы не сказал. — Смитс покачал головой. — Нам с вами надо поговорить.
— А мне надо увидеть Жожо.
Он снова задумчиво, оценивающе посмотрел на нее. Откинул голову. Расслабился. Вдохнул сырого ночного воздуха.
— Есть где остановиться?
— Пока еще не думала.
— Комнату найти можно. Туристов сейчас не так уж много. И есть еще «Гранд-отель Краснопольски». Мы отправляем туда всяких важных шишек. Говорят, завтрак им подают в Зимнем саду. — Детектив вопросительно взглянул на нее.
— А почему бы и нет? В крайнем случае, как запасной вариант, подойдет и «Краснопольски». Я так понимаю, что полиция платит?
— Ах! — вздохнул Смитс. — Если бы не бюджетные ограничения…
— Ну, раз так, то придется довольствоваться отелем поскромнее. С одной звездой, без лифта, но очень уютным. Я как раз случайно знаю один такой.
— Бьянка подождет в машине, а я вас провожу.
— Нет! — отрезала Рут.
Хотя общение перешло в плоскость обмена легкими, даже шутливыми репликами, она чувствовала в нем скрытую угрозу, готовность в любой момент предпринять новое наступление. В этой тонкой войне нервов каждое замечание, каждый вопрос имели свой, скрытый для нее смысл. Рут инстинктивно ощущала, что Смитс с трудом переносит женщин. А может быть, и людей вообще.
Они прошли по трапу и поднырнули под полосатую ленту. Подойдя к белому «фиату», детективы остановились. Смитс повернулся к барже.
— Красивая, — одобрительно пробормотал он. — Хотя уже не молодая. Классическая модель.
— Построили в тридцатых, — сказала Рут. — «Люксмотор».
— Вы давно на ней живете?
— Почти четыре года.
— И какая же у вас философия?
— Извините?
— Ваша философия… ваша система взглядов. Или это глупый вопрос? Мне всегда представлялось, что каждый, кто делает сознательный выбор в пользу альтернативного образа жизни, поступает так по какой-то причине. Жить одной на лодке — это ведь выбор в пользу уединения, даже отступления, разве нет? На мой взгляд — взгляд дилетанта, — объяснений может быть два: разочарование в современном обществе или уход в медитацию. Вы не циник?
— У меня подвижная шкала ценностей и взглядов. От Будды до Кьеркегора.
— И где вы на этой шкале?
— Я все еще скольжу по ней. Послушайте, — продолжала Рут, чувствуя, что устала от игр, — я перебралась на баржу со своим приятелем. Мы прожили здесь три года. Примерно год назад он умер. С тех пор я одна. Вот и все. И на случай если вы, может быть, не заметили, в нашем городе многие живут на воде. Это весело. Прикольно. Немного неортодоксально. И даже дешевле.
Смитс хмуро посмотрел на пострадавшую баржу, и Рут невольно повернулась в ту же сторону.
— Конечно, иногда бывает и не весело и не прикольно, — признала она. — Порой даже очень не дешево. Иногда это просто достает.
— Понимаю. — В голосе полицейского снова послышались примирительные нотки. Он как будто вспомнил вдруг что-то давно забытое и усмехнулся. — Забавно… Знаете, я задал вам этот вопрос насчет философии… Мне действительно интересно, почему люди предпочитают жить на воде. Понимаете, я сам всегда мечтал перебраться на баржу. Но мечта так и осталась мечтой. Я свой шанс упустил. — Детектив постучал себя по виску. — Но где-то там что-то еще живет. Вот он, ваш Амстердам. А нам, обитателям суши, остается только смотреть на вас и завидовать. Если бы я не был женат, если бы не надо было платить по кредиту, то, может быть… Но что есть, то есть. У Роберта Фроста есть стихотворение «Дороги, которые мы не выбираем». Никто ведь не знает, тем ли путем пошел в жизни. И самое главное — мы никогда этого не узнаем. Вы, например.
— А что я?
— Вы выбрали себе дорогу. Поселились на барже. Осуществили мечту. Но и вы никогда не узнаете, правильно поступили или нет. Ответ всегда остается тайной.
— Какой ответ?
— Ответ на вопрос, правильную ли дорогу вы выбрали. Ни вы его не узнаете, ни я.
Рут потерла руки и переступила с ноги на ногу. Ей вдруг захотелось есть, захотелось тепла и света.
— Мечты имеют обыкновение превращаться в серые будни, — отрезала она. — Посмотрите, куда завела меня моя. Даже пойти некуда, не говоря уж про все остальное. Если что и утешает, так это страховка. Без нее мне бы даже за откачку воды и ремонт расплатиться было нечем.
Смитс бросил взгляд на Бьянку. Глаза его на мгновение вспыхнули, как лампочки игрального автомата перед выдачей выигрыша. Рут едва успела заметить этот сигнал. Бьянка же смущенно отвернулась и принялась натягивать перчатки.
Детектив только что не расцвел от удовольствия.
— Страховка! — выдохнул он. Кустистые брови взлетели, образовав на лбу под шапкой две морщинки. Сейчас они выполняли роль свеженьких, только что отчеканенных пунктуационных знаков, призванных отметить рождение нового человеческого чувства.
И Рут внезапно поймала себя на том, что Смитс очень и очень ей не нравится.
Оглянувшись и не обнаружив поблизости вывески отеля, она сделала пару шагов в сторону.
— Спокойной ночи, инспектор… или детектив… или как вас там. — Она обмотала шарфом подбородок, рот и нос, оставив только глаза под глубоко надвинутым беретом.
— Можно коп, — радушно подсказал Смитс.
«Дерьмо, вот ты кто», — подумала Рут.
— Вы справитесь одна? — спросила подошедшая Бьянка.
Рут кивнула.
— Не беспокойтесь. Все уладится.
— Я и не беспокоюсь. С какой стати мне беспокоиться? Со мной ничего не случится. Со мной никогда ничего не случается.
Бьянка дотронулась до ее руки.
— О! — сочувственно прошептала она. — У вас такая сухая кожа!
— Неужели? — Рут машинально провела тыльной стороной ладони по щеке.
— Да-да! Правда! Вы пользуетесь каким-нибудь увлажнителем?
— Нет. А надо?
Бьянка кивнула. Похоже, она воспринимала такие мелочи очень серьезно.
— Хорошо, буду пользоваться. Обещаю.
Теперь, рассмотрев напарницу Смитса вблизи, она поняла, что Бьянка еще красивее, чем ей показалось вначале. Рядом с ней было комфортно, возможно, из-за особого, полицейского, запаха — запаха крема для обуви, кожи, ружейной смазки. Такая милая, чистенькая, красивая. Интересно, как ей работается с этим боровом Смитсом?
Между тем Смитс уже залез в машину и лениво махнул рукой. Как и другие его жесты — и слова, — этот, казалось, нес некий скрытый, будто выраженный чужим языком подтекст. Рут перевела бы его как au revoir или что-то вроде того.
Но определенно не adieu…
Она отсалютовала одним пальцем, повторив его собственный жест, коим Смитс приветствовал ее после того, как минуту или больше подглядывал за ней, убитой горем, через открытый люк.
Рут отвернулась. На душе вдруг стало погано.
Какая безнадега! Где, черт возьми, друзья? Если они нужны, их никогда нет рядом. Был бы здесь Майлс, обнял бы… Пусть неуклюже, по-медвежьи. Пусть так, что нечем стало бы дышать. Пусть так, что завтрак запросился бы назад. Обнял и сказал… А что бы он сказал? Какое утешение предложил бы этот глас здравомыслия? «Ну что, балда, прищемили нам задницу, а?» или «Господи! Вот уж непруха!» Что-нибудь в этом роде. Что-нибудь британское. Такой уж он, Майлс, неисправимый, милый педик. Чашечка чая и слабительное — его рецепт от всех неприятностей.