Архистратиг Михаил - Эльза Вернер

Поговорив о разных вещах, Рауль сказал:

— Ну, а теперь тебе придется прогнать меня, дедушка, наступает час твоего служебного приема.

— Нет еще, — ответил генерал, бросив взгляд на часы, — у нас еще есть добрых четверть часа, а потом сегодня мне вообще не предстоит ничего особенного — всего только несколько представлений... — Он взял листок с письменного стола, бегло просмотрел его, и вдруг лицо его омрачилось, а губы невольно прошептали: — Вот как? Значит, сегодня!

Рауль, стоявший рядом с дедом, тоже заглянул в листок и, встретив там знакомое имя, воскликнул:

— Лейтенант Роденберг? Разве он прикомандирован к генеральному штабу?

— Ты знаком с ним? — спросил Штейнрюк, резко оборачиваясь.

— Очень немного: в прошлом году я был приглашен на охоту, в которой принимали участие также и Роденберги. Ведь это — один из сыновей командира полка в В.?

— Нет! — отрезал генерал.

— Нет? Я думал, что в армии нет других Роденбергов.

— Я тоже думал и впал в ту же ошибку, как и ты. Твоя мать посвятила тебя в недавнее прошлое нашей семьи, и ты должен знать...

Молодой граф вопросительно посмотрел на деда.

— Ну да, я знаю, что с этим именем связаны очень тягостные воспоминания, но ведь в данном случае об этом не может быть и речи?

— Это — сын Луизы!

— Господи Боже мой! — воскликнул Рауль. — Этого еще не хватало! Неужели эта скверная история, которую мы считали давно забытой, теперь снова выплывет на свет? Ведь мальчишка сбежал, о нем не было ни слуху, ни духу. Да как выбрался этот субъект, сын искателя приключений, на подобное положение?

Генерал нахмурился. В этот момент профессиональное чувство взяло в душе старого воина верх над всем остальным: Михаил носил тот же мундир, как и он сам, он не мог позволить позорить его в своем присутствии.

— Выбирай выражения! — строго сказал он. — Дело идет об одном из офицеров нашей армии, об очень способном даже офицере, и о нем нельзя выражаться так!

— Но, дедушка, ты должен согласиться, что этот Роденберг нам ужасно не ко двору! И именно потому, что он — офицер и что это дает ему возможность приблизиться к нашим кругам. И нужно же было так случиться, чтобы он выплыл на поверхность как раз в тот момент, когда мое обручение с Гертой обращает на нас внимание всего общества! Конечно, он первым делом поспешит протрезвонить на весь мир о своем отношении к нашей семье!

— Сомневаюсь, потому что иначе он давно сделал бы это. Однако до сих пор никто ни о чем не подозревает, я навел справки. Во всяком случае ему известно, что мы совершенно не расположены признать эти отношения!

— Ну, что же из того? Признаем ли мы его или нет, но рано или поздно он непременно выступит в качестве внука графа Штейнрюка, чтобы извлечь из этого как можно больше выгоды. Неужели ты и в самом деле думаешь, что офицер мещанского происхождения откажется от этих выгод и умолчит о своем родстве с командующим войсками?

— Во всяком случае я попытаюсь добиться этого. Ты прав, именно теперь необходимо, чтобы эта давно похороненная история не выплыла на Божий свет. Я видел Роденберга только один-единственный раз, но, насколько могу судить, призыв к чувству чести не останется у него безответным. Он не станет навязываться семье, которая не хочет знать его, и у него не менее достаточное основание, чем у нас, не извлекать из забвения имени своего отца. Но как бы ни сложилось все дело, потрудись не говорить ни слова о нем невесте и ее матери. Они случайно познакомились с Роденбергом и, ничего не подозревая, продолжали это знакомство.

— Ну, разве я не говорил, что это — несчастье? Надо было этому субъекту стать непременно офицером! Избери он другое призвание, мы могли бы легко держаться в стороне от него, а теперь он нашел возможность приблизиться к дамам нашей семьи и, наверное, сделал это не без расчета! Разумеется, они не должны узнать, кто он! Воображаю, каким взглядом окинет меня гордая Герта, если я признаюсь в существовании такого родственника! Этому нужно помешать во что бы то ни стало, и мы, я думаю, согласимся на любую жертву, если...

— Ты все еще забываешь, что дело касается лейтенанта Роденберга! — резко перебил его генерал. — Молчание офицера нашей армии нельзя купить, в лучшем случае можно только обратиться к его чувству чести. Он должен понять и поймет, что мало чести быть родственником сына его отца, если вообще можно будет добиться чего-либо таким образом, то это может произойти только таким путем!

Рауль молчал, но по выражению его лица ясно можно было видеть, что он не согласен с мнением деда. Однако до дальнейшего обсуждения дело не дошло, так как в этот момент как раз доложили о Роденберге.

— Оставь нас! — сказал Штейнркж внуку. — Я хочу переговорить с ним с глазу на глаз.

Рауль направился к выходу, но в самых дверях встретился с прибывшим. Михаил поклонился незнакомому ему господину, но Рауль лишь окинул презрительным взглядом с ног до головы молодого офицера и хотел пройти мимо, не отвечая на поклон. Однако тут Роденберг заслонил ему дорогу и, не говоря ни слова, впился в молодого графа повелительным взором, который недвусмысленно требовал ответа на приветствие. В этом взгляде и всей осанке Роденберга было столько властности, что Рауль невольно повиновался. Он небрежно кивнул головой и прошел дальше.

Штейнрюк молча наблюдал за этой сценой, длившейся всего несколько секунд. Хотя он никоим образом не мог одобрить поведение внука, все же его почти бесило, что тот позволил смирить себя.

Теперь Михаил подошел ближе к генералу, и самый внимательный наблюдатель не мог бы заметить, что между этими двумя людьми существует какая-либо связь. Подчиненный отрапортовал генералу в строго служебной форме; генерал принял, как полагается, рапорт. Только когда все формальности были кончены и Роденберг ждал, что его отпустят, генерал заговорил:

— Мне хотелось бы обсудить с вами то, что одинаково важно для нас обоих. Когда мы в первый раз встретились с вами, мы были в неподходящей обстановке для этого. Теперь нам никто не помешает. Угодно вам выслушать меня?

— К услугам вашего высокопревосходительства! — последовал краткий ответ.

— Из нашего первого разговора я мог заключить, что вам известны отношения, в которых мы находимся друг к другу. Поэтому мы, наверное, сумеем столковаться...

— Я вообще считаю излишним касаться данного пункта! — холодно перебил Михаил.

Генерал кинул на него мрачный взгляд. Он счел нужным с самого начала повести разговор в ледяном тоне, чтобы не допустить Роденберга до какой-либо интимности в обращении, однако натолкнулся на совершенно такой же тон и такую же решимость.