Прощай, Германия - Николай Николаевич Прокудин

Впервые в жизни Громобоев изнасиловал женщину, хотя жертва особо и не сопротивлялась. Оттрахал он её жестко, порывисто, неутомимо, страстно, терзая и мучая, стараясь причинить боль, вторгаясь в неё. В коротких промежутках на восстановление сил, Ирка под ним всхлипывала, размазывая по лицу косметику, сопли и слезы, пыталась объясниться, бормотала, выдуманную экспромтом отговорку: мол, она заболела, пришел врач из полка по вызову, осмотрел, а потом завалил на кровать и овладел ею! Она ведь его подчинённая, медсестра, а он подлец, подонок, скотина, воспользовался служебным положением…

Только тут Эдик сообразил, что мужик, которого он недавно мутузил — начальник медицинской службы полка. Вот же сволочь! Но и Ирка тоже хороша! Даже если не врет насчёт того, что овладел без согласия, то как она все-таки страстно с ним предавалась греху, ведь совсем не как подчиненная склонённая руководителем. Что-то никакого принуждения Громобоев не наблюдал…

Супруга пылко и послушно ублажала окровавленного Эдика (во время выброса с балкона начмеда, он сам хорошенько поцарапался и перепачкался кровью соперника), в перерывах умоляла простить, и понять. Обманутый муж несколько часов терзал утомлённое тело женщины.

В перерывах капитан горько плакал и легонько колотил её: слегка душил, слегка тузил, давал пощечины. Отомстил четыре раза подряд, пятый заход сделать не успел, хотя запал не угас. Помешали. Как раз в момент, когда Громобоев возбуждался и пристраивался в пятый раз, дверь в квартиру под мощным ударом хрустнула и замок сломался. В распахнувшуюся настежь дверь с криками ворвались неизвестные люди. Спустя считанные секунды на Эдуарда навалились трое мужчин. Почему-то они были в белых одеждах. Кто такие? Херувимы или серафимы? Откуда эти призраки? С неба спустились? Если это врачи, то кто больной? Вроде бы бдительными гражданами должна быть вызвана милиция…

Белохалатники налетели профессионально, со знанием дела: умело опутали руки и ноги и понесли на выход. Таинственные налётчики в белых одеждах действительно выглядели нереально, словно ангелы. Архангелы, блин!

Эдик попытался хотя бы кусаться, поэтому под самый финал неравной схватки, получил крепкий удар кулаком по голове и вырубился…

Когда Громобоев очнулся и открыл глаза, то увидел над собой серозелёную крышу военной «таблетки». Попытался пошевелиться, но руки и ноги были крепко связаны. Скосил глаз — вдоль борта на лавке, помимо санитаров в машине сидит и побитый начмед капитан Лаптюк и начальник политодела полка Орлович.

«Вот сволочи!» — мысленно ругнулся Эдик. — «Они что сговорились? Интересно, какую пакость они задумали?» — мелькали мысли. — «Эх, освободить бы хоть одну руку от пут, я бы им зубы пересчитал…»

Это желание было последним, и сознание вновь затуманилось, потому что врач вколол ему в бедро какое-то сильнодействующее лекарство. Всё вокруг поплыло, стены и крыша машины закрутились, глаза закрылись, и сознание ушло в туманную пелену.

— Ну, погоди, я ещё доберусь до тебя, — пообещал Громобоев вслух, с трудом ворочая языком, обращаясь к доктору Лаптюку, отключился, но успел сквозь сон услышать и уловить истерический вопль.

— Видите, он мне опять угрожает! — визжал начмед, призывая в свидетели медработников. — Я же говорил, он — псих! Контуженый!

— Развяжусь — убью как собаку…

Погрозив противнику расправой, Эдик снова впал в забытьё.

Следующее пробуждение оказалось более болезненным — тело ломило, голова буквально раскалывалась. Эдуард скосил глаза, огляделся и понял, что находится в больничной палате, руки и ноги привязаны уже к широкой кровати, и сам он одет в серую казённую пижаму. Зажмурился и вновь открыл глаза: под потолком горела тусклая лампочка, освещавшая серо-белое госпитальное помещение. За дверью бубнили голоса начмеда и замполита полка, слышно было, как эти негодяи умоляли местного врача принять срочные меры к алкоголику, шизофренику и психопату капитану Громобоеву, который ни за что, ни про что избил жестоко капитана Лаптюка, длительное время издевался над своей женой…

— Какова причина нервного срыва? — уточнял кто-то невидимый.

— Алкоголь и старая военная травма.

— И контузия, полученная в Афганистане…

Злоумышленники в два голоса настойчиво уверяли госпитального доктора в верно поставленном диагнозе, врач в ответ что-то невнятно бормотал.

Больше Эдик ничего не услышал. В палату вошёл хмурый здоровяк-санитар, вколол ему в бедро какую-то гадость и пациент Громобоев опять провалился в глубокий сон.

Утром Эдуарда развязали под обещание не буянить (а он и раньше не буянил), затем сводили на утренний моцион. Вначале была осуществлена экзекуция помывки под жёсткими холодными струями из большого шланга, почти брандспойта, потом запустили в обычный душ, и наконец проводили на завтрак.

«Я — в психушке», — осознал Громобоев и приуныл. — «Значит дело плохо!»

Еда в психиатрическом отделении была столь же скудной, убогой и невкусной, как и в любом другом военном лечебном учреждении, да впрочем, в невоенных больницах кормят не лучше, а скорее даже хуже.

Эдуард не стал объявлять голодовку, чего кочевряжиться-то, ведь чай не политический заключённый. Он мужественно съел жидкую не симпатичную на вид кашу-размазню, неприятную на запах, да и на вкус отвратительную. И если бы Громобоев предварительно тщательно не поперчил жижу, то в рот эта гадость не полезла бы ни за что. Соседи же по столу уплетали эту дрянь, с аппетитом, жадно чавкая и чмокая.

«Наверняка настоящие шизики, раз им нравится это есть», — смекнул Эдик.

Капитан мужественно запил кашицу жиденьким сладковатым чаем цвета детской мочи, а кусочек белого хлеба с маслом на завтрак явно был деликатесом.

В палату он вернуться не успел, услышал, как медсестра назвала его фамилию, и санитар повел на пост.

— Громобоев! Пациент Громобоев!

— Я здесь!

— Ну, что, особое приглашение нужно? По сто раз вызывать?

— Я сразу ответил, — огрызнулся Эдик. — Да я и не один пришёл, а с ангелом под ручку.

— Пошути мне ещё, — грубо одернул его хмурый санитар.

— А, ну, не пререкаться! Не то таблеток дам и укол сделаю, — пригрозила «цербер в юбке». — Тебе повезло, шеф лично хочет пообщаться, а он у нас добрячок, душа-человек. Веди себя с ним прилично, вежливо…

Необъемная в талии, огненно-рыжая, конопатая, некрасивая лицом медсестра, злобно зыркнула заплывшими щелочками глаз на Эдуарда и строгим голосом пригласила пациента на аудиенцию к начальнику отделения.

Капитан понуро поплелся вслед за ней по длинному выкрашенному в зелёный цвет коридору. Ничего хорошего от встречи с этим полковником он не ожидал, мало ли чего болтает санитарка о доброте шефа! Может быть, это с ней он мил, добр и обходителен, а вот в общении с пациентами окажется тираном, злодеем, садистом, хозяином