Год, когда мы встретились - Ахерн Сесилия

Мне поставили три с плюсом, что само по себе было обидно, но еще хуже было то, что, пока я читала, все смеялись: одни думали, будто я нарочно решила придуриться, чтобы позлить учителя, а другие – что я просто дура. Учитель счел, что я «не раскрыла тему». Он сказал мне, что леденцы не были ведьминой ахиллесовой пятой, она просто их боялась, но не они лежали в основе ее жизненной неудачи. Он не дал мне возможности возразить – в школе это не принято, тебя либо поняли, либо нет. Но на самом деле ошибся учитель, потому что не леденцы, в этом он прав, а любимая кошка была ахиллесовой пятой ведьмы. Она пыталась ее защитить, за что и была изгнана прочь, чтобы влачить свои дни в одиночестве.

Это сочинение я написала в десять лет. Уже тогда я бессознательно ощущала то, что сейчас осознаю в полной мере. Хизер – вот моя слабость. Любое слово, жест, малейшее недоумение, намек на конфликт – и я бросаюсь на ее защиту. Не разбираясь в причинах и поводах, мне нет до них дела. Если кто-нибудь хоть чем-то обидит мою сестру, больше этот человек для меня не существует. Я его вычеркиваю из своей жизни. Мне некогда и незачем вступать в объяснения, у меня жесткая позиция – один косой взгляд на Хизер, и все, до свидания. Мои бойфренды. Папа. Друзья. Я не делаю исключений. Вычеркиваю всех без разбора. Не знаю, было ли так всегда или началось после смерти мамы, но я веду себя, как она, мне кажется, от меня ожидала бы. По моим воспоминаниям, мама защищала Хизер, как теперь защищаю ее я, хотя я не могу привести ни одного конкретного примера, который бы это подтверждал. И сейчас мне впервые пришло в голову, что мои поступки лишены какого бы то ни было реального основания, они вообще абсолютно беспочвенны. Это приводит меня в смятение.

После всего, что я тебе наговорила сегодня ночью, я все же умудряюсь заснуть. Выкинуть все из головы и отключиться. Надо сказать, это удается мне без особого труда, потому что мне не хочется ничего анализировать. Последнее, о чем я думаю, засыпая: может, ведьминой кошке легче бы жилось, если бы хозяйка защищала ее не так рьяно? В конечном счете много ли они обе от этого выиграли?

Паркуюсь за углом, не доезжая до дома тети Дженнифер.

Я решила, что приеду сюда, а дальше как получится. Колеблюсь: идти, не идти. Знаю ли я, что мне делать с Хизер и вообще что мне делать? Или не знаю? Сижу в машине, в голове пусто, и мечутся в этой пустоте хаотические мысли. Ладно, выйду из машины, а там как получится.

К тете можно смело приходить без звонка, у нее всегда полно народу и рады каждому гостю. Помимо ее четверых детей там обретаются их мужья и жены, а также их дети и многочисленные друзья-знакомые. Кроме того, она берет на воспитание сирот, так что далеко не всех нынешних обитателей дома я знаю хотя бы в лицо. У нее всегда был открытый дом, и меня там всегда привечали – слава богу, ведь когда мама болела, больше мне пойти было некуда. Само собой разумелось, что после смерти мамы я переберусь к тетке, но потом произошла та история с Кевином, наши с ним отношения разладились, я стала заходить все реже, и постепенно охладела не только к семье Дженнифер, но и вообще к этому дому.

Теперь я понимаю, как тяжело было тетке потерять сначала сестру, затем сына, а потом и племянницу, о которой она обещала заботиться. Правда, Кевин уехал далеко не сразу, да и я была поблизости, но жила в университетском кампусе, начав все с чистого листа. С Хизер мы виделись каждые вторые выходные. У меня появились новые друзья, мы жили фактически как одна большая семья, и даже на каникулы я обычно уезжала к кому-нибудь из них в гости. Хизер прекрасно обустроилась в пансионе, куда мама определила ее еще во время своей болезни. Праздники и уик-энды она проводила у тети, туда заглядывал и папа, которого такое необременительное общение вполне устраивало. Впрочем, это устраивало всех, включая и меня. И тогда, как мне кажется, у меня и сложился тот образ заботливой мамы, которая вряд ли существовала в действительности. Сомневаюсь, что она была привержена тем идеалам, которые я со временем выдумала.

Медленно иду к дому. Постою у двери, а там как получится.

– Джесмин! – Тетя открывает дверь и от удивления всплескивает руками.

Сколько я себя помню, она всегда красит волосы в рыжий цвет и носит короткую стрижку пикси. В одежде тетя предпочитает мягкие, пастельные тона: что-нибудь зеленовато-болотное или бежевое. Обычно это длинные хипповские балахоны, под них она надевает легинсы. Туфли на танкетке, а на шее крупные тяжелые бусы. Губы тетя красит в тон волосам, но если мой рыжий – ярко-красный, как пожарная машина, то у нее это цвет красного дерева.

– Милая, какой чудесный сюрприз! Входи-входи. Ох, если бы я знала, что ты придешь, сказала бы Фионе, чтобы тебя дождалась. Она пошла на службу вместе с Эндой. Ну да, не смотри на меня так, пожалуйста. Мы последний раз были в церкви, когда Майкл венчался, но у Энды скоро конфирмация, а перед этим надо бы походить на службы. Фиона решила составить ему компанию, а то он будет глазеть по сторонам, как турист.

Тетя тащит меня на кухню, и я боюсь, что там, в знакомой обстановке, на меня нахлынут всякие воспоминания. Но нет, здесь все поменялось.

– Подарочек на мое шестидесятилетие, – объясняет Дженнифер, заметив, что я с интересом озираюсь вокруг. – Они хотели меня в круиз отправить, а я хотела новую кухню. Представляешь, до чего я докатилась?! – весело хмыкает она.

Мне нравится, что здесь все по-другому. Я попала в незнакомое, новое место, и ничто не напоминает о прошлом. Можно спокойно смотреть по сторонам, не страшась неожиданных уколов памяти.

– Я ненадолго, – предупреждаю я, видя, что тетя уже поставила чайник и явно приготовилась к основательным посиделкам. Вот уже и свой любимый травяной чай заваривает. – Мы с Хизер встречаемся через час. Хотим сделать фонтан у меня в саду.

– Что ты говоришь! Как замечательно, вы молодцы. – Похоже, она приятно удивлена такими планами.

Ну что же, расскажу ей, какие мысли бродят у меня в голове, а там как получится.

– Ты знаешь, я пришла… потому что стала о многом задумываться в последнее время. Благо его у меня в избытке.

– Тебе это на пользу. – Никакого сюсюканья и показного сочувствия. Это радует.

– Я думала о маме. Ну, то есть я вообще много о чем думала. Но в первую очередь о том, как она вела себя с Хизер.

Отмечаю, что тетя удивлена, но не подает виду. Уверена, она ожидала, что разговор пойдет о Кевине.

– Имеются кое-какие пробелы.

– Постараюсь помочь, чем смогу.

– Понимаешь, я довольно смутно себе представляю, какой мама была с Хизер. То есть я знаю, конечно, что она очень о ней заботилась. Знаю, что она хотела, чтобы Хизер была как можно более самостоятельной, ни от чего не зависела. Чтобы была хорошо устроена. Но я не знаю, что она чувствовала. Чего боялась? Она когда-нибудь говорила с тобой о Хизер? Делилась своими переживаниями? Ну, например, от чего ей бы хотелось ее уберечь? Хизер сейчас, что называется, расправляет крылья… впрочем, она всегда была молодец. М-да. У нее появился бойфренд.

– Джонатан, – улыбается тетя. – Мы очень много о нем слышим. И он приходил на чай.

– Неужели?

– А потом показывал разные приемы тхеквондо. Использовал для этого моего Билли. И тот расколотил половину фарфоровых кукол – упал на сервант.

Я невольно хихикаю. Нас неизменно забавляли тетины русские куклы, сделанные из китайского фарфора.

– Но это ничего, – смеется она. – Оно того стоило: поглядеть на Билли, когда он так высоко задирал ногу!

Мы улыбаемся и некоторое время молчим. Потом она говорит уже серьезно:

– Джесмин, ты делаешь огромное дело. Хизер благодаря тебе очень счастлива. Бог ты мой, да она загружена делами настолько, что постоянно сверяется со своим расписанием в ежедневнике! Я просто поражаюсь ее деловитости.

– Да. Верно. И все же… иногда мне очень не хватает маминого совета.

Она тяжело задумывается.