Хаски и его учитель белый кот. Том III - Жоубао Бучи Жоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немигающим взглядом Сюэ Мэн уставился на этого угнетенного красавца. В конце концов тому стало немного неловко и он вежливо и мягко спросил:
— Глава Сюэ, у вас ко мне какое-то дело?
Сюэ Мэн наконец пришел в себя:
— Нет, ничего важного, — но при этом он продолжил беззастенчиво пялиться на него.
Похоже, этот человек из ближнего круга главы хотя и высоко ценится, но не имеет никакого официального статуса.
Если Сюэ Мэн сам не соизволит спросить, он даже не может сообщить ему свое полное имя, что само по себе довольно унизительно.
Впрочем, заметив интерес Сюэ Мэна к этому юноше, сообразительный старейшина Шияо тут же сам с улыбкой представил его:
— Глава Сюэ, вы не смотрите на его юный возраст, на самом деле Линь Линьюй[311.5] заведует всеми делами школы, учитывая каждую мелочь. Он настолько хорошо заботится о обо всем, что время от времени даже нам, старшим, становится стыдно.
Юноша чуть закусил нижнюю губу и, слегка покраснев, смущенно сказал:
— Старейшина меня перехваливает.
Заинтригованный еще больше, Сюэ Мэн еще раз оглядел его с головы до ног. Вдруг краем глаза он заметил за спиной этого молодого человека слугу с лакированным деревянным подносом. Немного подумав, Сюэ Мэн предположил:
— Собираетесь к Цзян Си?
— Да, — молодой человек явно не ожидал, что Сюэ Мэн назовет главу его школы по имени, поэтому на мгновение даже немного растерялся, но быстро пришел в себя и с улыбкой кивнул ему.
Это была отличная возможность. Если он сейчас скажет, что хочет пойти вместе с ним, чтобы навестить Цзян Си, вряд ли ему смогут отказать. Так он сможет, не уронив достоинства, войти в спальню Цзян Си и посмотреть, как эта чертова болезнь сказалась на этом придурке.
Сюэ Мэн прочистил горло, но, прежде чем он успел заговорить, до его ушей донесся мягкий голос молодого человека, который любезно сказал:
— Я собираюсь отнести лекарства своему названому отцу.
Сюэ Мэн на мгновение остолбенел, а затем спал с лица:
— Что?
Старейшина Шияо поспешил пояснить:
— Прошу прощения, чуть не забыл сказать, что он также приемный сын главы Цзяна.
Сюэ Мэн: — …
Спустя несколько минут можно было наблюдать, как бледный словно смерть Сюэ Мэн вихрем несется по галереям Дворца Фуяо, а за ним по пятам следуют несколько ничего не понимающих старейшин, которые взволнованно вопрошают:
— Ох, глава Сюэ?
— Глава Сюэ, что с вами?
— Вам нездоровится?
Новоявленный уважаемый глава Пика Сышэн был мрачнее тучи. Подошвы его подбитых железом сапог с грохотом ступали по деревянным ступеням. Почернев лицом, он стиснул зубы так, что послышался отчетливый скрип… Конечно, его не волновало, котенка или собачонку завел себе Цзян Си. Какое это имеет отношение лично к нему? Он лишь испытывал отвращение от того, что этот лицемер Цзян Си, пряча внутри школы такого способного приемного сына, за ее пределами пытается заслужить симпатию других, прикидываясь «аскетичным отшельником без семьи и детей, обреченным на одинокую старость».
Ни стыда ни совести! Вот уж действительно, до крайности отвратительный негодяй!
Увидев странное выражение на его лице, младший из братьев Мэй спросил:
— Что с тобой?
— Ничего, — ответил Сюэ Мэн. — Просто вдруг подумал об одном совершенно постороннем человеке.
Он не желал снова упоминать о делах, касающихся Цзян Си, поэтому поспешил сменить тему разговора. Они еще немного поболтали, после чего направились в родовой храм Пика Сышэн, чтобы возжечь благовония в честь умерших героев и основателей школы.
Когда они вошли в родовой храм, Мэй Ханьсюэ заметил, что рядом с алтарем стоит весьма странная поминальная табличка. В отличие от всех остальных, она была накрыта красным полотном, поэтому написанное на ней имя было не прочесть.
— Это установлено для Мо Жаня.
— …
Лицо Сюэ Мэна ничего не выражало, поэтому было сложно угадать его мысли:
— Все вокруг говорят, что он мертв, но я в это не верю. После того как закончилась Великая Битва, я видел, как Учитель спустился с горного хребта Куньлунь… Он явно хотел куда-то пойти и не хотел никого брать с собой. — После этих слов он поджал губы и опустил ресницы. — В общем, я не могу поверить, что он вот так просто исчез без следа.
— Сюэ Мэн…
Сюэ Мэн отвернулся и посмотрел на небо в просвете открытой двери храма:
— Мо Жань, этот сукин сын, с самого детства ни с кем не считался и всегда поступал по-своему, иногда даже вопреки всем правилам и здравому смыслу.
— …
— Я чувствую, что и на этот раз все точно так же.
Выслушав его, Мэй Ханьсюэ невольно вздохнул, но возражать не стал.
Пока братья Мэй преклоняли колени перед поминальными табличками своих благодетелей, Сюэ Мэн, закрыв глаза, молча стоял в стороне.
После церемонии поминовения младший Мэй Ханьсюэ поднялся на ноги и похлопал его по плечу.
— Цзымин, ты будешь очень хорошим главой.
Сюэ Мэн открыл глаза и бросил взгляд на черную лакированную табличку с нанесенными белой краской именами покойных. Горели благовония и медленно опадал пепел. В светло-голубой дымке Сюэ Мэн посмотрел на поминальную табличку отца и очень спокойно сказал:
— Но не лучше, чем он.
— …
— Пошли.
Сюэ Мэн махнул рукой, повернулся и ушел.
На установленной посреди погруженного в торжественную тишину родового храма посмертной табличке из лакового дерева, вопреки правилам, не был написан посмертный титул умершего. Братья Мэй переглянулись и, тяжело вздохнув, поспешили следом за Сюэ Мэном.
Упала еще одна щепотка пепла.
Молодежь ушла уже далеко, а на черном алтаре по-прежнему горели оставленные ими три столба благовоний[311.6]. Тусклый свет освещал деревянную табличку с вырезанными Сюэ Мэном словами:
«Любовь отца незаменима.
Верность недосягаема».
А в самом низу таблички была еще одна ироничная надпись, состоящая всего из двух слов. Но братья Мэй, точно так же как и Сюэ Мэн, знали наверняка, что если душа Сюэ Чжэнъюна может увидеть с небес эти два слова, то обязательно громко рассмеется.
Свет в неугасимой лампаде замерцал, выхватив из тьмы уникальный почерк Сюэ Чжэнъюна. Эта надпись была скопирована
