Путь эльдар: Омнибус - Энди Чемберс

СНОВА ВСТАВ В центре арены, молодой Найс раскинул руки в стороны, словно показывая себя богам. Он держал посохи из умбалы на раскрытых ладонях, затем запрокинул назад голову и посмотрел на купол потолка. Высоко над ним трещины на потолке начали светиться, словно дыхание жизни коснулось кучи тлеющих угольков. Трещины сначала тлели, а потом вспыхнули, обрисовывая скрытый узор в виде паутины, которая украшала внутреннюю поверхность купола, освещая его подобно вспышке гнева.

В то же самое время Найс начал двигаться. Он чувствовал принуждение оболочки святыни вокруг него, когда глаза остановились на спиралевидном рисунке над ним. Сначала неуверенно, а затем с окрепшей уверенностью и скоростью он начал чертить на песке, который тонким слоем лежал на полу под его ногами, отражение тарантула, начертанное наверху горящими трещинами. Он вращал посохами, словно они были продолжением его рук, проводя ими по земле и рисуя запутанный узор, который его конечности вряд ли бы смогли изобразить сами. Казалось, посохи вращались вокруг его рук, словно каждый конец каким-то образом стал автономным и жил своей собственной жизнью, придавая ему вид восьминогого арахнида, когда он скользил, едва касаясь земли, и танцевал на арене.

Он двигался всё быстрее и быстрее, совершая танцевальные движения из боевых фигур, которые узнал от Адсулаты и Экзарха Эйнгил, пока его движения не стали более размытыми и менее ритмичными, как у паука. Концы посохов из умбалы втыкались в пол, разбрасывая по арене горсти песка и комья горящей земли.

Когда он двигался, он чувствовал, что святыня говорила с ним. Она делилась с ним своими знаниями, наполняя его шёпотом бесчисленного множества дамашир-душ, которые непередаваемым образом плавали в матрице Флюир-герна, куда был частично погружен Храм Пауков Варпа. У Пауков Варпа связь с душой Каэлора была особенно хороша, поскольку они брали свои техники у крошечных кристаллических существ, которые бродили по большим дорогам и тихим тропам бесконечного цикла, уничтожая все психические загрязнения.

Он вращался и прыгал, двигаясь в воздухе по спирали и волоча за собой умбалу сквозь невероятные искривления в материи пола, нарушая связи и вещество металлической структуры и оставляя их пронизанными пламенем.

Он чувствовал гнев и отчаяние, балансирующие на краю контроля. Голоса Каэлора сказали ему, что Эйнгил и Эла были уже в Проходе Улы. На мгновение он смог увидеть их в своём разуме. Видение галактик и звёзд вспыхнуло в его сознании, показав Паука Варпа и эвилин, неподвижно стоящих в пустоте. Затем появился Силти, сражающийся с грациозным Стражем Тейрту, и Найс мельком увидел самого преданного стража своего отца, Хукулина, который ходил кругами вокруг противника, имени которого он не мог назвать.

После взрыва темноты сцена изменилась. Он увидел, что Эйнгил в броне лежит мёртвой, охваченная демоническим пламенем. Он увидел, что Силти сидит со скрещенными ногами рядом с трупом, глядя вниз на свои окровавленные руки, и рыдает. Он увидел искалеченное тело Хукулина, изуродованное, поломанное и выброшенное, падающее в бесконечную пустоту, а также он увидел фарфоровое лицо Элы, испачканное красным, с реками крови, которые стекали из её глаз как слёзы. Её лица коснулась рука, чтобы вытереть кровь. Это была рука Ахирна Ривалина. Он странно улыбался, Найс никогда ещё не видел такой улыбки и не смог понять её значения.

Это было так, словно ритм войны, который Найс имитировал в неистовстве бессильного гнева на арене, каким-то образом создал связь с бассейном душ и его неиспользуемым потенциалом, которая позволила смотреть сквозь пространство на Каэлоре и сквозь время. Это видение не успокоило его. Скорее подпитывало его гнев.

Это должен быть я! Он не мог поверить, что они оставили его, в то время как отправились навстречу своей гибели в Проход Улы. Даже он знал, что они не смогут одержать победу на том месте, где едва не погиб сам Бедвир. Если они отправились без каких-либо видений или надежд на победу, если они отправились, имея в душе только стремление к героической гибели, подобно Маугану Ра, тогда почему оставили его браниться и трястись от гнева в святилище храма. Это не имело никакого смысла. Словно бы Эйнгил хотела разозлить его и оставить наедине со своим отчаянием.

Он резко взмахнул посохами, вращаясь на одном месте в середине арены, фокусируя свою ярость вдоль деревянных посохов и разбрасывая вереницы призрачных нитей, срывающихся с их концов. Спустя мгновение он выпустил их, давая возможность взмыть вверх и пронестись сквозь сгустившуюся вокруг него паутину, пока они не вонзились в купол потолка, проникая в него на всю длину вплоть до самого конца. Затем он резко рухнул на покрытую слюдой горящую землю, обессиленный и истощённый.

Кровь зовёт! Я слышу это. Это должен быть я. Они поступили со мной несправедливо, оставив меня пленником в моём собственном убежище.

СИЛТИ СНОВА ПОВЕРНУЛСЯ к Йзульт, обдумывая, как продолжить их поединок. Церемония Начала предполагала участие только по одному представителю с каждой стороны, но нетерпение Хукулина и поступок Лира нарушили установленный порядок. Каждый из них мог чувствовать неловкость, испытываемую их товарищами, которые находились в замешательстве с оружием наизготовку, неуверенные, нужно ли ждать, когда их маршалы завершат свой поединок или ринуться в бой вслед за двумя другими. Казалось, что ситуация застыла во времени, словно бесценная ваза за мгновение до того как упасть на землю и разбиться.

Со своего места в центре войска Ансгара экзарх Эйнгил обдумывала сложившуюся ситуацию. Она размышляла, почему вмешательство Элы было проигнорировано, но затем быстро выбросила из головы этот вопрос. Не было никакого способа, чтобы другие смогли понять эту маленькую мерзость. Часть её задавалась вопросом, сможет ли хоть кто-нибудь вспомнить нелепую фигуру ребёнка, который бродил в зоне военных действий, одинокий и, по всей видимости, беззащитный, говорящий на безмолвном языке, который могли слышать все.

Кроме того, она поняла, что сражение больше не было битвой за Каэлор или сражением Ансгара и Тейрту. Это было битвой личных, невысказанных страстей, которые бушевали внутри Силти, Хукулина и Лира. Только намерения Йзульт, казалось, были чистыми и простыми. Когда Йзульт и Силти понимающе кивнули друг другу, Лир вскинул свой сюрикен-пистолет и навёл его на наседающую фигуру Хукулина, чьи двойные клинки сверкали с угрозой и жаждой смерти.

Был короткий миг перед тем, как начались эти два поединка. Он повис в воздухе со значимостью, которая не было пропущена ни кем из присутствующих, но тут же был разбит вдребезги, лишь только Йзульт подалась вперёд. Она обнажила свой лютый меч и замахнулась им по гладкой смертоносной дуге одним непрерывным движением. В то же самое время, но на расстоянии двадцати шагов, Хукулин резко развёл клинки в разные стороны, когда он подошёл ближе к Лиру, а затем снова повернул их к себе, нанося рубящий удар по направлению к Стражу.

Кровь брызнула сразу отовсюду.

Силти быстро нырнул в сторону, чтобы избежать удара лютого меча, одновременно приводя в действие своё смертоносное веретено и выстреливая тонкой нитью в контратаке. Сильный удар мономолекулярной проволоки пробил броню Йзульт, как раз когда её клинок нанёс рубящий удар прямо сквозь оружие Паука Варпа и глубоко проник в его предплечье. Они оба отпрянули назад, обливаясь кровью, и ошеломлённые свирепостью друг друга.

Тем временем Лир стоял на своей позиции перед наступающим Хукулином. Его пистолет был направлен прямо между глаз старого Стража Ансгара, и он, казалось, слабо улыбался, словно не сомневаясь, что его прицел был точен и верен, но не стрелял. Вместо этого он просто стоял со своим оружием, приведённым в боевую готовность, когда клинки Хукулина одновременно нарезали воздух по обеим сторонам от его живота, издавая пронзительный вой в психическом отголоске силы его оружия.

Наступила другая короткая пауза, когда Йзульт и Силти вышли из боя и переменили свои позиции, бродя друг против друга, стараясь скрыть раны и показать исключительно свою силу. Они искали слабые места или бреши в обороне друг друга.

В это же самое время Хукулин застыл в ужасе: Лир даже не вступил в бой. Страж Тейрту по-прежнему стоял со своим поднятым пистолетом и со слабой, угасающей улыбкой на лице. На его животе по диагонали расплывались две глубокие смертельные раны, прорезавшие его с двух сторон сразу. Неистовые клинки Хукулина нарезали его на три части, прежде чем старый воин понял, что молодой Тейрту-ан не намеревался оказывать сопротивление.

Лир кивнул потрясённому Хукулину, словно благодаря его за освобождение. Потом струйка крови появилась в уголке его губ, и глаза потускнели. Мгновение спустя его тело просто развалилось на три кровавых куска, рухнувших на землю у ног Хукулина.