История города Рима в Средние века - Фердинанд Грегоровиус

Достигнув снова господства над Италией, он хотел идти через Савойю на Лион, чтобы, став лицом к лицу со своим врагом, убедить весь мир в своем праве. Если бы он в самом деле во главе победоносных войск проник туда и снова собрал бы под свои знамена Германию, где побежденный Конрадом король Генрих Распе умер от ран 12 февраля 1247 г., то его борьба приняла бы новую, более широкую форму. Это смелое предприятие, которое могло бы иметь мировое значение, не было исполнено, потому что император, к своему несчастью, принужден был возвратиться от подножия Савойских Альп вследствие отпадения одного, до сих пор бывшего верным, города и оставаться вдали от Германии, бывшей естественной почвой для укрепления его власти. Сопротивление городов было неодолимо; каждый из них был крепостью, обнесенной стенами, и каждый был самостоятельным государством с мужественными гражданами. Опасный характер войны с городами сокрушил силу императора. Лишь только одни города были побеждены, как восставали другие, и даже верность дружественно настроенных общин была ненадежна, ибо каждую ночь враждебная партия могла подняться, как бурный ветер, и водрузить свои знамена у городских ворот. Поэтому война императора с этими непостоянными, упорными и героическими общинами была мучительной работой Сизифа – страшной в своем однообразии бесконечных походов, осад, опустошений полей и всякого рода ужасных дел. Мы, нынешние люди, едва можем понять, как могли выносить такое постоянное положение вещей и терпение гениального повелителя, и имущественные средства трудолюбивых народов. 16 июня 1247 г. Парма в итоге неожиданного захвата попала во власть изгнанных оттуда папских родственников Росси. Император тотчас повернул из Турина на Парму, осаду которой он начал 2 июля. Война сосредоточилась возле этого города, куда устремился со множеством граждан гвельфских городов и князей Григорий Монтелонго, родственник Иннокентия III, папский легат, одинаково искусный как в военном деле, так и в дипломатии. Ясный ум императора затмился, когда он решился на осаду одного города, через что терялись и время, и сила, и возможность широкого действия. Хотя, конечно, завоевание Пармы, где собрались главные силы его врагов под предводительством самых выдающихся начальников, было бы большой победой в Италии.

В продолжение всей осени и зимы Фридрих вел осаду Пармы из построенного им в полной надежде на победу лагерного города Виттории. Крайняя нужда довела наконец осажденных до отчаяния, так что они во время отсутствия императора, уехавшего на охоту, сделали вылазку. 18 февраля 1248 г. Виттория сделалась жертвой пламени; тысячи легли на поле сражения; был убит также и Таддеус Суесский, храбрый воин и великий государственный человек, бывший ранее красноречивейшим защитником своего государя в Лионе и которого эта славная смерть воина заставляет признать более счастливым, чем Петра Винео. Тысячи попали в плен к гражданам Пармы; добыча, взятая в лагере, была велика; даже императорская корона попала в руки врагов: человек из толпы, похожий на домового, снес ее в город при радостных криках народа. Такова судьба всякого величия на земле, что под конец и дурак облекается в его пурпур. День Пармской битвы был для гвельфских городов вторым Леньяно. Его прославляли в песнях. Счастливая звезда Фридриха закатилась.

Как беглец явился он в Кремону, собрал свое войско и, пылая жаждой мести, снова пошел в пармские пределы, но гвельфские города оказали ему сопротивление. Одно несчастье следовало за другим. Энцо, краса рыцарства, любимый сын Фридриха, 26 мая 1249 г. взят был в плен при Фоссальта гражданами Болоньи; ликующие победители отвели неоценимую добычу в свой город и на просьбы и угрозы императора отвечали с упорством горожан, гордый нрав которых служит самым живым доказательством высокого духа тогдашних республиканцев. Энцо похоронил свою царственную молодость в долгом двадцатидвухлетнем плену, в котором он нашел и свою смерть.

Лучший из сыновей императора был в плену, вернейший из его советников убит, а своего гениального министра и друга он потерял или вследствие его действительной вины, или вследствие собственной подозрительности, ставший печальной спутницей исчезающего счастья и колеблющегося могущества. Гибель Петра де Винеис, знаменитого капуанского гражданина, который благодаря своему гению поднялся из низов до положения первого государственного человека своего времени, легла тенью на жизнь великого императора, подобно тому как смерть Боэция омрачила собой жизнь Теодориха Великого. Оба германских короля сходны друг с Другом в окончании их жизненного пути, а также и в быстром и трагическом конце их рода. История не разъяснила ни вины, ни рода смерти, ни точного времени падения Петра де Винеис, которому Данте полстолетием позже принес бессмертную искупительную жертву.

В мае 1249 г. император из Тосканы возвратился в Апулию и уже больше не покидал Южной Италии. Обстоятельства, которые он не мог преодолеть, удерживали его, к его несчастью, в стране, где окончательное решение его великой борьбы было уже невозможно. Хотя следует признать, что Фридрих II не был низложен, хотя он до конца сохранил твердо свою власть не только в своем королевстве, но и в большей части Италии, однако надо сознаться, что он потерял влияние на ход мировых событий и остался снова уединенным в Италии. Правда, папа в Лионе боялся переворота в пользу Фридриха, так как последний через обратное покорение Равенны приобрел снова господство в Марках, в то время как стесненные Эццелином и Палавичини ломбардские города дошли до совершенного истощения. Но император мог окончательно победить римскую церковь лишь при условии введения в борьбу немецкой нации и если бы мог заключить союз со всеми враждебными папству течениями в Англии и Франции. Еще не достигнув цели своей деятельной жизни, не будучи побежденным, Фридрих II умер после непродолжительной болезни

19 декабря 1250 г. в своем замке Фиорентино возле Лючерии. Если правда то, что рассказывают старинные хроникеры, то великий враг пап умер с философским взглядом на ничтожество всякой земной власти, с христианской надеждой на вечную жизнь, завернутый в мантию цистерцианского монаха и освобожденный от отлучения своим верным другом палермским архиепископом Берардом. Мы склонны верить этому, потому что это свойственно людям. Вокруг смертного одра Оттона IV стояли монахи, которые по его неотступной просьбе бичевали его до крови, а у постели умирающего Наполеона находился простой священник, который причастил его. Герой своего века, гений которого поразил мир, умер после долгой борьбы за освобождение от единовластия церкви, умер, подобно большинству великих людей, непонятый современниками, покинутый, в трагическом одиночестве. Наследник его короны находился далеко в Германии, где он воевал с узурпатором Вильгельмом Голландским; у смертного одра императора находились его побочный сын Манфред, на руках которого он и скончался, и верный архиепископ Берард. Замок его охраняли сарацины, составлявшие его гвардию. Мертвого императора перенесли на носилках в Тарент, а оттуда по морю сначала в Мессину, потом в Палермо. Там, в соборе, покоится он в своей порфировой гробнице.

Страсти, возбужденные великой борьбой Фридриха II с папством, еще в наши дни чувствуются в суждениях света. До сих пор еще существуют гвельфский и гибеллинский взгляды, так как обе партии продолжают жить в новых формах и будут жить до тех пор, пока будут существовать принципиальные основания их противоположности. Самое низкое мнение о личности Фридриха II принадлежит современной ему церковной партии. Понятно, что Иннокентий IV видел в своем великом противнике только антихриста, фараона и Нерона, потому что евангельское представление о церкви было давно уже подменено, и когда священники говорили о ней, то под ней надо было разуметь только иерархию или папство. Но очень странно то, что приговор прошедших дней, бывший выражением ненависти духовенства, нашел себе отголосок и в современной историографии. Суждение мыслителя смягчается спокойным взглядом на мировой порядок, противоположности которого – какие бы партийные названия они в то время ни носили – складывались в сфере идей, в служебные силы высшего, проникающего в мир разума. Длинный ряд, отчасти великих, пап, которые, будучи верой людей облечены религиозной властью, мужественно отстаивали свободу церкви от политического закона, является зрелищем столь же достойным удивления, как и ряд славных, оказавших человечеству великие услуги императоров, которые, будучи той же верой облечены в величие светской власти, защищали всемирную свободу духа против выродившейся церкви. Иннокентий IV соединил в себе ряд первых и результаты их стремлений, а Фридрих II – ряд вторых и их результаты. Средневековый мир по своим идеалам был космической системой, стройность и единство которой и даже гений ее философской мысли заставляют удивляться наших современников, потому что человечество не могло еще заменить эту отжившую систему другой, столь же гармоничной. Как законченная в себе сфера, этот средневековый мир имел два полюса – императора и папу. Воплощение руководящих принципов тогдашнего человечества в этих двух мировых фигурах навсегда останется достойным удивления, неповторяющимся историческим явлением. Оба они, как два демиурга, два духа света и силы, были поставлены в мире, чтобы управлять каждый в своей сфере. Они были творениями сохранившейся, хотя в пределах земной необходимости и померкнувшей, культурной мысли всемирной Римской империи и всемирной христианской религии. Одна представляла гражданский, другая – духовный порядок, одна имела в виду землю, другая – небо; таким образом, возникла эта способствовавшая развитию человечества средневековая борьба титанов, наполнявшая и объединявшая целые века и бывшая величественным зрелищем всех времен. Фридрих II был последним героем. Со всеми своими ошибками и добродетелями он был самым совершенным и гениальным человеком своего века и представителем его культуры.