Проклятие тигра - Коллин Хоук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядом с ванной располагалась просторная гардеробная с мягкими белыми банкетками, полками и ящиками. Одна сторона ее была пуста, зато с другой тянулись вешалки с новой одеждой в целлофановых чехлах. Комод тоже был полон вещей. Целую стену занимали полки для обуви, однако они по большей части пустовали. Здесь стояла только одна обувная коробка с крышкой.
Хорошенько отмокнув в душе, я заплела косу, распаковала свою одежду и разложила ее в гардеробной и по ящикам комода. Затем аккуратно сложила свою косметику, пудреницу, щетку и ленты на зеркальный поднос, лежавший на мраморной столешнице умывальника, распутала шнур утюжка для волос и включила его в сеть.
Переодевшись в пижаму, я уютно устроилась в кровати и только достала из сумки сборник стихов, как кто-то постучал в двери веранды. Я повернула голову, и мое сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди. Там стоял какой-то мужчина. В темноте сверкнули синие глаза, и я узнала Рена в образе индийского принца. Выскочив на веранду, я заметила, что у него мокрые волосы и от него восхитительно пахнет лилиями и лесом. Он был настолько хорош собой, что я совсем оробела. Чем ближе я к нему подходила, тем чаще билось мое сердце.
Рен опустил на меня взгляд и нахмурился.
— Почему ты не надела одежду, которую я купил для тебя? Ту, что в гардеробной и в комоде?
— Что? То есть… Та одежда для меня? — залепетала я, совершенно смутившись. — Но я не… Я… Зачем ты… Как… То есть спасибо тебе. И спасибо за эту прекрасную комнату.
Рен широко улыбнулся, и у меня подогнулись коленки. Он дотронулся до завитка моих волос, растрепанного ветром, аккуратно заправил его мне за ухо и спросил:
— Тебе понравились цветы?
Я долго беспомощно смотрела на него, потом моргнула и пискнула: «Да». Он довольно кивнул и жестом указал мне на кресла. Я слабо затрясла головой и судорожно охнула, когда он взял меня под руку и галантно повел к креслу. Убедившись, что я удобно устроилась, Рен сел напротив. Поскольку я только таращилась на него во все глаза и не могла собраться с мыслями, ему пришлось заговорить первым.
— Келси, я знаю, что у тебя есть много вопросов ко мне. О чем бы ты хотела спросить меня в первую очередь?
Но я была слишком заворожена его блестящими синими глазами, искрившимися даже в темноте, чтобы найтись с ответом. Наконец я с усилием отвела взгляд и выдавила первое, что пришло мне в голову.
— Ты не похож на других индийцев. Ты… Твои… У тебя другие глаза и… — Я позорно замолчала. Почему, ну почему я не могла связать двух слов?
Но даже если я выглядела полной дурой. Рен не подал и виду.
— Мой отец был индийцем, а мать — азиаткой. Она была принцессой из другой страны. Кроме того, мне больше трехсот лет, полагаю, это тоже играет свою роль.
— Больше трехсот лет?! То есть ты родился…
— Я родился в тысяча шестьсот пятьдесят седьмом году.
— Ну да. — Я нервно заерзала на сиденье. «Очевидно, я питаю слабость к мужчинам в возрасте!» — А почему тогда ты так молодо выглядишь?
— Не знаю. Мне был двадцать один год, когда меня прокляли. С тех пор я не старею.
Миллион самых разных вопросов завертелся у меня в голове, и я преисполнилась решимости во что бы то ни стало разрешить эту загадку.
— А как насчет мистера Кадама? Ему сколько лет? И какую роль во всем этом играет работодатель мистера Кадама? Он знает о тебе?
Рен рассмеялся.
— Ах, Келси! Мистер Кадам работает на меня.
— На тебя? Значит, ты и есть его богатый босс?
— Честно признаться, нам не приходило в голову рассматривать свои взаимоотношения с этой точки зрения, однако с чисто формальной стороны это более-менее верно. На вопрос о возрасте мистера Кадама ответить сложнее. Скажем так, он несколько старше меня. Когда меня прокляли, я сразу бросился к нему и даже сумел на какое-то время превратиться в человека, чтобы успеть рассказать ему о случившемся. После этого мистер Кадам быстро взял дела в свои руки, спрятал моих родителей и наши богатства и с тех пор стал моим верным защитником.
— Но как он может до сих пор оставаться в живых? Он же давным-давно должен умереть!
Рен помедлил с ответом.
— Амулет Дамона защищает его от старости. Мистер Кадам носит его на шее и никогда не снимает.
Я тут же вспомнила наш перелет в Мумбай и странную подвеску, которую заметила тогда на шее у мистера Кадама. Я поерзала в кресле.
— Дамон? Так звали тигра Дурги?
— Да, амулет носит то же имя, что и тигр Дурги. Я почти ничего не знаю о происхождении этого амулета и о том, есть ли какая-то связь между ним и Дургой. Мне известно только то, что когда-то в глубокой древности этот амулет распался на несколько частей. Одни говорят, будто частей было четыре, по числу основных элементов бытия, четырех ветров или даже четырех сторон света. Другие уверяют, будто фрагментов было пять или больше. Отец передал мне свою часть амулета, а мать отдала свою Кишану. Человек, наложивший на меня тигриное проклятие, хотел заполучить наши фрагменты амулета. Вот для чего он обманул Кишана. Никто не знает, какой силой будет обладать амулет, когда все его части будут собраны воедино. Но тот человек безмерно жесток и не остановится ни перед чем, чтобы разыскать и собрать все фрагменты амулета Дамона.
Рен помолчал и продолжал:
— Сейчас мою часть амулета носит мистер Кадам. Мы думаем, что сила амулета защищает его и сохраняет ему жизнь. Он все-таки стареет, но, к счастью, очень медленно. Мистер Кадам — наш самый преданный друг, он очень многим пожертвовал для того, чтобы на протяжении всех этих лет помогать нашей семье. Я в неоплатном долгу перед ним. Не знаю, как бы я выжил без него. — Рен посмотрел на бассейн и прошептал: — Мистер Кадам заботился о моих родителях до самой их смерти, он помогал им, когда я оказался бессилен.
Я наклонилась и накрыла своей рукой его руку. Когда он заговорил о своих родителях, я почувствовала его грусть, как свою. Его безутешное одиночество нашло путь к моему сердцу и переплелось с моей собственной болью. Рен перевернул мою ладонь и стал рассеянно поглаживать мои пальцы, задумчиво глядя на окружавший нас лес.
Вообще-то я должна была бы испытывать неловкость или, по крайней мере, смущение, держась за руки с практически совершенно незнакомым мужчиной. Но мне было хорошо. Утрата Рена вторила моей потере, его прикосновение утешало меня. Глядя в его красивое лицо, я гадала, чувствует ли он то же самое. Я знала, что такое горечь изоляции. Школьные психологи в один голос твердили, что я никак не могу до конца смириться со смертью своих родителей и это мешает мне устанавливать отношения с другими людьми. Так и есть, я старалась избегать любых сильных привязанностей. Но сейчас мне вдруг открылось, что мы с Реном оба одиноки, и я до слез жалела его. Подумать только, провести триста лет без всякого человеческого общения, в отсутствие друзей и собеседников, без надежды на то, что кто-то заглянет тебе в глаза и узнает, кто же ты такой! Пусть мне было немного неловко, но я не могла лишить Рена этих мгновений человеческой близости.