На руинах империи - Брайан Стейвли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы там бывали, – сказала она, помолчав.
Другого объяснения быть не могло.
– Очень давно, – подтвердил историк.
Гвенна кивнула на его кривой нос, переломанную челюсть, пальцы.
– Это все оттуда?
– Повреждения? – Ученый взглянул на свои ладони. – Нет, большая часть получена значительно позднее.
– Что вы там делали?
– Изучал.
– Что изучали?
– Историю.
Она нахмурилась:
– Я считала, историки интересуются людьми. Что им делать там, где людей нет?
– В тех краях не всегда было так пустынно.
– Всю историю Аннура континент необитаем – на всем протяжении письменной истории человечества.
– Люди, – заметил Киль, – не так давно научились писать.
Он вернулся к куропатке, а слова так и остались висеть между ними. Гвенна следила, как он ножом и вилкой разбирает грудку. Она всю жизнь ела мясо: баранину, свинину, говядину, оленину – все, что можно изловить или подстрелить на аннурской земле, но вид отделяющего мясо от костей историка вдруг напомнил ей Талала в дверях Бань: кровь хлещет из ран, кожа опалена, словно его поджарили на вертеле.
Она отвернулась к маленькому окошку. Дорога на запад, широкая и прямая, как копье, пронизывала холмы и деревни, уходя к далекому отблеску моря. Закатное солнце превратило воду в огонь, потом в кровь.
– Так что там, в Менкидоке? – спросила наконец Гвенна.
– Чудовища, – ровным голосом ответил Киль. – Болезни. Безумие.
Гвенна обратила на него пристальный взгляд:
– Император считает, что все это выдумки да байки.
– Люди не выдумывают на пустом месте, – возразил историк.
Она обдумала его слова.
– А вы говорили об этом императору? Она вам не поверила?
Киль покачал головой.
– Не говорили? – настаивала Гвенна, в которой удивление схватилось с растерянностью.
– Не говорил.
– Вы понимаете, что это измена?
– Измена? – Он задумчиво налил в чашку чаю, сдобрил медом, размешал. – Мне представляется более серьезной изменой лишить империю оружия, в котором она чрезвычайно нуждается.
– Птиц.
– Птиц, – подтвердил он, склонив голову.
– Осознание опасности повышает шансы на успех операции, а не подрывает их.
– Потому я вам и рассказываю. И расскажу начальнику экспедиции после выхода в море.
– Мне и начальнику, но не императору… – покачала головой Гвенна. – Почему?
Историк сделал крошечный глоток чая, насладился вкусом и отставил чашку.
– Адер уй-Малкениан – способная правительница, но она осторожна. Она и так рискует, отсылая один из самых ценных кораблей, одного из лучших адмиралов, одну из последних кеттрал…
– Я не кеттрал.
– Все равно, – понимающе кивнул он. – Она многим рискует на основании сведений, которые, как вы заметили, вполне могли устареть на десять тысяч лет. Сознавай она, как опасен тот материк, полагаю, никогда не решилась бы на экспедицию.
У Гвенны от этого разговора голова пошла кругом. Такое признание могло стоить историку головы, а он выкладывал все так беспечно, за чаем, под фиги и куропатку. Скрыть от императора правду о Менкидоке – даже если это правда, если он не сошел с ума, как старинные первопроходцы, – уже достаточно плохо, но Киль на этом не остановился. Он, изломанный, остроглазый, лишенный запаха человек, кажется, имел тут свой интерес, ради которого готов был рискнуть милостью императора и собственной жизнью.
– Зачем это вам?
Он взглянул на нее, поджал губы, сделал еще глоток, поморщился, добавил в чай меда и помешал, вглядываясь в пар над чашкой.
– Историку проще работать, когда в мире царит порядок. С крушением Аннура моя задача сильно усложнится.
– Я думала, историкам положено вести хронику событий, а не участвовать в них.
Он вынул из чашки ложечку, положил на стол, снова попробовал чай и улыбнулся.
– Тот, кто наблюдает события вблизи, чтобы хроника была точной, неизбежно в них участвует.
– Если я скажу Адер, она вас убьет.
– Вероятно. Хотя я сомневаюсь. У нас у всех общая цель – у вас, у нее, у меня. – Киль пожал плечами. – К тому же не думаю, чтобы вы ей сказали.
– Вы обо мне ни хрена не знаете.
– Напротив, я знаю о вас довольно много. Ваша деятельность заняла четыреста тринадцать страниц моей хроники. Приблизительно.
– Четыреста тринадцать? – вздернула брови Гвенна.
– Приблизительно.
– И что же вы узнали, исписывая эти четыреста тринадцать страниц?
Киль ответил ей сдержанной улыбкой.
– Узнал, что вы из тех, кому в данном случае необходимо путешествие, цель.
Она заерзала на стуле.
– Кому нужно путешествие на другой край света?
– Тому, кто потерял свой путь на этом его краю.
В комнате вдруг стало тесно и душно. Гвенна отодвинулась от стола, неуверенно поднялась на ослабевших ногах, отвернулась от историка, шагнула к окну и оперлась на подоконник, чтобы руки не дрожали. Последние лучи солнца отражались в окнах напротив и золотили воду рыбного садка. Она глубоко втянула прохладный вечерний воздух, задержала немного, выдохнула и снова вдохнула. А повернувшись наконец к Килю, встретила его взгляд над краем чайной чашки.
– Расскажите про Менкидок, – сказала она.
– Что вы хотите узнать?
– Почему там никто не живет? Почему вернувшихся оттуда называли про́клятыми?
– Про́клятыми… – Историк наморщил лоб. – Неточное слово, но и не совсем ошибочное. Вероятно, точнее будет сказать, что земля Менкидока – во всяком случае, большей его части – больна. И эта болезнь поражает все живое.
– Смертельная?
– Она не столько убивает, сколько… изменяет.
– В рассказах о континенте было много смертей.
– От сильных изменений можно и умереть. Однако чаще эта болезнь просто… уродует.
– Чудовища…
– Обычные животные, превращенные в нечто иное.
– Какое «иное»?
Историк опять покачал головой:
– Мне встречались пауки ростом со взрослую свинью, восьмилапые тигры, растения, питавшиеся плотью и кровью.
– Я такое разве только от пьяниц из Менкерова трактира слышала, – закатила глаза Гвенна.
– Может, кто-то из пьяниц, захаживавших к Менкеру, побывал в Менкидоке? И с тех пор стал пить?
В голосе историка не слышалось ни презрения, ни обиды. Менкидокские ужасы он перечислял, как другой перечислял бы, что ел на завтрак.
– В Менкидоке никто не бывает.
– Люди бывают всюду, – возразил Киль. – Это одна из их очаровательных и необъяснимых особенностей. Услышав известие об огненном острове в море яда, кто-нибудь непременно построит корабль, чтобы отплыть туда и своими глазами наблюдать процесс собственного разрушения, пока горит корабль.
Гвенна с радостью бы поспорила, не будь Киль прав. Она знавала кеттрал из снайперов, решившегося взобраться на высочайшую вершину Костистых гор. Он мог бы долететь на птице, но такой способ ему не годился. Вернулся без двух пальцев и с отмороженным ухом, зато довольный.
– Адер говорила, что там живут люди. На северо-западном берегу.
– Может, несколько тысяч в десятке деревушек, – кивнул историк.
– А та… болезнь?
