Обмен времени - Стасс Бабицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все свободны, кроме Отелло и Дездемоны, — режиссер уселся поудобнее в любимое кресло. — Будем пробовать, пока не получится!
И они пробовали. Три дня. Цукатов неожиданно гасил свет: требовал играть на ощупь. Заставлял актрису оскорблять партнера последними словами. Разбирал с Колей внутренние противоречия мавра. Кряхтел и сетовал: «Ради чего я это терплю?!» А однажды взял и залепил Рублеву пощечину — то ли раззадорить хотел, а может, сдали нервы.
— Получается, Коля. Есть проблески, — хотя голос режиссера вовсе не лучился оптимизмом. — Но, видишь ли, вы, молодые да ранние, торопитесь попасть в кино. А вас там портят. Дают ложную уверенность: если сразу не сыграл, переснимут. Второй дубль, третий. Десятый. Они потом при монтаже выбирают лучший. А в театре ты играешь в режиме нон-стоп. Причем пьесу, которой уже четыреста лет. Сюжет ее знают давным-давно. Но ходят смотреть. Деньги в кассу несут! Знаешь ради чего? Зритель хочет сопереживать. А для этого ты должен переживать. Страсть, эмоции… Эх!
Цукатов отмахнулся, как от назойливого комара. Хотя Рублев и не собирался возражать. Актер замер в предчувствии чего-то крайне неприятного. Тут оно и обрушилось.
— Я не имею права рисковать премьерой. Завтра ввожу на главную роль Васю Алмазова. Видел лет пять назад дипломный спектакль, он там Отелло играл. Такого зверя в финале выдал — загляденье! Сразу хотел позвать именно его, если бы не моя… В смысле, твоя Светка…
Режиссер смутился, закашлялся. Но Коля не реагировал. Внутреннее чудовище тонуло в океане жалости к самому себе. Барахталось, сучило лапами, но все-таки шло на дно. Возник шанс ухватиться за спасительную соломинку «моя… твоя…» Но Цукатов сломал ее с хрустом:
— Переходишь во второй состав. Ищи себя, наигрывай и докручивай. Буду выпускать на сцену, по возможности, чаще…
Ага. Раз в месяц. По понедельникам. Знаем мы эти вторые составы.
Домой идти не хотелось. Пить тоже. Рублев вышел из трамвая у Останкинского пруда. Купил на остановке пончиков, сел прямо на траву и затосковал. Актер успел мысленно перебрать варианты, которые останутся без премьеры. Сериал о военной разведке, где его герой погибнет в первой же серии. Два рекламных ролика для телевидения — про геморрой и выборы. Плюс звали озвучить аудиокнигу, но там вообще копейки…
Он решил стать актером, потому что с детства верил: это самый легкий путь к славе и успеху. Усы, шпага, тысяча чертей. Со стороны все кажется простым. Научился петь чисто, двигаться пластично. А потом — щелк! Ты вдруг понимаешь — этого мало. Сотни молодых дарований лезут на гору, толкаясь локтями и не оглядываясь на тех, кого попутно столкнули в пропасть. До вершины добираются единицы. Но даже если ты оседлал перевал — расслабляться рано. Следом карабкаются новые полчища собратьев по цеху. В детстве бывало, ватага мальчишек возится у ледяного склона. Вскинешь руки и закричишь в полный голос: «Я царь горы!» — потом и в сугроб лететь не так обидно.
А у него не получилось стать царем. Поскользнулся за пару шагов до триумфа. Наверное, потому, что всегда воспринимал актерство только как профессию. Работал от третьего звонка до последнего занавеса. Дальше — тишина. А театром надо жить, круглосуточно ощущая блеск огней рампы.
Вот Василич играет не переставая, круглые сутки не снимает маску. Создал образ, который нравится и ему, и публике. Сам забыл, наверное, когда расслаблялся и жил по-настоящему. Без оглядки на зеркало. Если магия театра так затягивает, то может бросить все, пока не поздно?!
Или, зачем далеко за примерами ходить, — Лана. Она постоянно «держит зрителя». Паузы, вздохи, мимические этюды. Молоко в магазине покупает, будто сдает у кассы экзамен по актерскому мастерству. Ухаживания будущего мужа принимала лишь в достойных момента декорациях. Вензеля на скатерти, белые голуби… Вспомнилась лодочка на этом самом пруду. Коля тогда признался в любви. Бледнея и экая. А актриса в ответ начала читать стихи…
Имя себе искалечила, чтобы звучало необычно. Разрубила пополам. Свет выбросила, Лану оставила. Фыркала в лицо родной матери, если та вдруг называла ласково, как в детстве — Светуля. Даже мужу запретила подобные вольности. Только Цукатову прощается сей грех. Но он давний друг, помог дотянуться до звезд. Благодаря протекции режиссера и в голливудских титрах появится Lana!
А все-таки странно. Она так много позволяет Цукатову. Дружба дружбой, но…
— Дядя Коля!
Актер не обернулся. Не было у него племянниц, да и голос не знакомый. Но кто-то потрепал за плечо.
— Дядя Коля, вы меня не узнаете?
Блондинка. Что-то неуловимо знакомое в ее лице. Смешная щербинка между передними зубами. Он точно ее видел, но где? Когда?
— А так? — девушка стремительным движением собрала волосы в два смешных хвостика. Они топорщились, как луковые перья у мультяшного героя.
— Полинка-Чиполлинка! — актер, вскочил на ноги и сгреб ее в объятия.
Девочка из далекого прошлого. Дочь соседа по лестничной клетке в Новгороде, где родился и вырос корифей столичных театров Николай Рублев. Ладно-ладно, не время для мемориальных досок. Выросла малютка. Уезжал покорять Москву, Полине было лет семь или восемь. А сейчас… Почти девятнадцать.
— Летит же время!
Гуляли долго. Недоеденный пончик раскрошили и бросили вечно голодным останкинским уткам. Побродили по парку, обсуждая новости родного городка. Попутно перешли «на ты», хотя Полина сильно смущалась поначалу. Но потом осмелела и взяла Рублева под руку. Она приехала учиться на стоматолога. Папа сказал: это денежная профессия и не надо много знать, всего-то выучить 32 зуба! Даже меньше, они растут симметрично…
К дому, где Полина снимала угол у матроны преклонного возраста, подошли за полночь.
— Лифт не работает, а мне на десятый этаж топать, — она все еще держала Колю за локоть и не спешила прощаться.
Ох уж этот его внутренний магнит. Да, если играть только героев-любовников, напрягаться бы не пришлось. Почему ему достался Отелло, а не Ромео?! Было бы проще. Хотя не факт…
Опять задумался. Что там говорит Полина? Эй, говорит, о чем задумался… Дрожит на ветру, ночи-то все холоднее. А она в легком платьице. Рублеву не хотелось отпускать девушку. Никакого сексуального подтекста — актер цеплялся за нее, как за лучик из доброго прошлого. В котором не нужно было заставлять себя жить чужими эмоциями и страдать оттого, что ты недостаточно черен душой для роли мавра.
— Давай провожу до квартиры, — предложил он. —
