Дом окнами на луг и звёзды - Ирина Глебова

Раздался смех, от которого у Филиппа подогнулись ноги, и он упал на земляной пол без памяти. Когда очнулся, ни одна свеча не горела, было темно. По памяти, ощупью, он нашёл дверь, вышел… Через несколько дней он сам навсегда и бесследно замуровал секретный вход в подземелье, к тайной комнате.

Глава 21

О проклятье Альберт знал с тринадцати лет. Так повелось с самого начала: маркиз Филипп де Лугренье самолично рассказал всё своему старшему сыну Иллариону, когда до четырнадцатилетия тому оставался ещё целый год. Чтобы у юноши было время осознать, смириться, подготовиться. Через год младшего сына Евграфа отправили в Санкт-Петербург, в пажеский корпус, Илларион же остался с родителями в имении, где они жили почти безвыездно и счастливо.

Насколько оставались они счастливы дальше, Альберт не знал. Но и дед его Илларион, и сын его Александр – его отец, – несли всю жизнь проклятье рода Лугренье. Правда, оба они жили не долго – слегка за пятьдесят. Увы, избавительницы в их роду не появлялись – ни у кого ни разу не родились близнецы, даже мальчики.

Альберт знал – первое превращение произойдёт в момент сильного волнения. Каково оно, само превращение, отец позволил ему увидать, хотя до срока удачно скрывал это от мальчика. Так что в четырнадцать лет Альберт хорошо представлял, что с ним будет происходить. Его воспитали умным, волевым подростком, потому он очень долго держался – не давал эмоциям взять над собой верх. Не волновался, умело гася зародыши чувств, ни за кого не переживал, не пил спиртного, чтоб не терять над собой контроль. Не позволял себе влюбляться. Потому и не был женат. Он вообще решил: раз не сбывается предсказание об избавлении, то пусть старшая ветвь рода Лугренье на нём и закончится. Пусть вместе с ним сгинет и проклятие.

Да, долго он держался. Но вот, когда ему было уже за тридцать, в самом конце восьмидесятых годов, Альберт занялся бизнесом. И хлебнул всего: предательства друзей, подлой конкуренции, криминальных наездов, покушения на жизнь… И хотя из всего он вышел с честью, твёрдо стал на ноги, преумножил капитал, но… Эмоционально сорвался!

Вот тогда он стал изучать своё родовое дерево – все его ветви. Почти поверил, что непременно должны быть где-то, в этом разветвлении, сестрички-близнецы. Он помнил, есть ещё одно необычное условие – странное рождение. Но убедил себя: если будут близняшки, то само собой будет существовать и странность в их появлении на свет. Альберт мечтал: если его освободят от проклятья, то он ещё и женится, и дети у него родятся… Но, увы, поиски его разочаровали. К пятидесяти годам он смирился: что ж, пусть будет так, как он решил – на нём прервётся старшая ветвь рода. Прервётся проклятье.

Однако родовой дом Альберт приобрёл. Сергею он сказал, что «нашёл» дом. Но это было не совсем так. И дед его, и отец, и он сам всегда знали, где расположено родовое гнездо. Просто в прежние времена, когда имение было отдано сначала под пионерский лагерь, потом под санаторий, к нему подступиться было совершенно невозможно. Но вот пришли новые времена, и Альберт, уже в 90-х годах, решил: он приобретёт свой Дом. Потому что, как и его предки, хорошо помнил заключительную фразу проклятья: «Где всё началось, там всё и кончится». А значит – в Доме.

Нелегко ему это далось. Сначала Альберт сделал большое пожертвование в строительство нового современного детского дома. Туда переехали дети-сироты из Дома, но здание тут же было отдано под службу социальной защиты и реабилитации алкоголиков и наркоманов. Альберт дал ни одну взятку ни одному чиновнику, и служба переехала в другое помещение. И вот, наконец, последний представитель старшей ветви Лугренье купил родовой Дом – даже и не за слишком высокую цену.

Явление Сергея, о котором он не знал, давно потеряв следы этих родственников, возродило Альберта к жизни. Его потрясли слова о девочках: Сергей почти дословно повторил формулу об избавлении. «Не должны были родиться вообще… Родились в один день»! Почему он, и отец его, и дед всегда были уверены, что в один день родятся близнецы? Две девочки, сестрички – в его роду! Не должны были родиться вообще! Родились в один день! Да, он был спасён. Проклятье снимется. Альберт не просто получил надежду, он точно знал – всё сбудется! Тогда он едва сумел вовремя убежать, нырнуть в недостроенную часть здания. О, таких безлюдных, заброшенных мест, переулков, чердаков, подвалов, скверов, канализаций и тому подобное – по всему городу – он знал множество. Потому всегда успевал скрыться от людских глаз в момент превращения. К счастью – если, конечно, можно назвать «счастьем» подобную ситуацию, – когда он возвращался в человеческий облик, всегда оказывался в той одежде, в которой был к моменту превращения. Иногда Альберт с ужасом думал: «А если бы я оказывался голым! Что бы делал тогда?» Но эта «милость» была дана им, Лугренье, изначально.

Он научился контролировать превращения и даже вызывать по собственному желанию. Но всё же иногда это происходило неожиданно – от сильного волнения, гнева, радости. Как тогда, при первой встрече с Сергеем.

Нельзя было, чтоб девочки увидели его – они не должны его знать до нужного момента. Но сам он их видел, и жену Сергея Марию тоже. Незаметно для них, конечно, И сразу понял, что это необыкновенные девочки. Сам наделённый необыкновенным свойством, Альберт с первого взгляда на Дашу и Аришу ясно ощутил чудодейственный свет, исходящий от них.

Девочки должны были оказаться в Доме. Альберт сразу спланировал основную идею: Дом Лугреньевы получат в наследство от него. И лишь потом разработал детали – тщательно, всё взвешивая и обдумывая, временами от души смеясь над тем, какой забавный сюжет получается.

Когда Альберт приобрёл Дом, он долго и с любовь приводил его в порядок. Конечно, основной внешний вид, архитектуру сохранил – ему это всё очень нравилось. Но внутри многое пришлось добавить, менять, реставрировать, делая дом современным, комфортным. Очень надеялся отыскать тайную комнату, но не сумел. В передаваемом предании о ней лишь упоминалось, но никаких конкретных указаний на её местонахождение не давалось. Прадед Филипп не хотел ни для кого тех испытаний, которым подвергся сам. Но у Альберта было сомнение: а вдруг место, где «всё началось и всё должно кончиться» – это не только Дом, но и эта комната? Впрочем, пока на освобождение не было надежды, его исчезнувшая комната особенно не беспокоила. Но когда появились девочки, Альберт не мог не думать о ней. В конце концов решил: пусть сначала они окажутся в Доме…

Тогда, когда Альберт, навещая Сергея в художественной мастерской, намекал на жестоких конкурентов, он делал это не случайно. План «исчезновения» к тому времени был у него готов. Довольно хитроумный план и – двойственный. Его можно было трактовать и как «самоубийство», и как «убийство». Пусть это решает следствие, усмехаясь, думал Альберт. Сам же он, всё-таки, больше оставил намёков на самоубийство. Оформил у милейшего и пунктуальнейшего своего адвоката Аркадия Петровича дарственную на Дом, причём позаботился о том, чтобы освободить Сергея от всяческих хлопот – налогов, отчислений. Письмо оставил… Текст его заранее тщательно продумал, а в адвокатской конторе просто восстановил по памяти. Скорее всего, это письмо решит вопрос в пользу «самоубийства». Пусть.

В школьные годы, подростком, он очень любил свою учительницу русского языка и литературы. Звали её Муза Михайловна: она и была такой же прекрасной лицом и возвышенной душою, как её имя. Она, в отличие от других преподавателей, заметила в мальчике пытливый ум, фантазию, скрываемые за сдержанностью и аскетичностью сердечность и чувствительность. Ей нравились сочинения Альберта: даже там, где тема была штамповано-заданной, он умел найти особый поворот мысли, заметить что-то скрытое в сюжете… Альберт стал приходить к Музе Михайловне домой, почти сроднился с её семьёй, шестилетнюю дочь учительницы Танюшку часто водил в детские кафе, зоопарк, кукольный театр. Муза Михайловна полностью ему доверяла.

Умерла учительница внезапно, хотя и тяжело, но быстро, как это бывает у онкологических больных. Альберт тогда учился в институте. И вот теперь он случайно узнал, что дочь Музы Михайловны, та самая Танюша, а теперь взрослая женщина, очень бедствует. Осталась вдовой, и родственники мужа тут же выставили её из квартиры. Скиталась по квартирам подруг, а потом её сунули в общежитие, где и алкоголики, и наркоманы. А с ней – дочь-школьница…Альберт отписал ей по завещанию свою большую четырёхкомнатную квартиру в центре города с формулировкой: «В память о моей незабвенной любимой учительнице, которую, увы, уже не могу лично отблагодарить».

Альберт знал, что городские власти начали строить за городом питомник для бродячих собак. Планировали всё сделать современно, по западным образцам, чтобы подобранных на улицах бродяжек и лечить, и стерилизовать, и отыскивать им хороших хозяев. Благие намерения, но бюджет их не потянул, строительство заморозили… Он любил собак, потому что понимал их, как никто другой. Каждое из этих существ рождалось для любви и верности человеку, и часто именно людьми обрекалось на скитальчество и смерть… Альберт перевёл большую сумму со своего банковского счёта на продолжение строительства питомника. Причём оформил всё с такими условиями, что невозможно было бы использовать деньги не по назначению…