Справедливость силы - Юрий Власов

Итак, Рим!

Глава 51.

"Вот как это было,– вспоминает в очерке после возвращения из Рима старший тренер сборной Куценко.– …Нет-нет да кто-нибудь из американских репортеров сообщал, будто среди прочих сюрпризов, которые готовятся в Йорке, вызревает, по намекам Гофмана, еще и некая тяжелоатлетическая "межконтинентальная бомба". О том, что в этих известиях была доля правды, мы узнали уже в Риме. Едва приехав в Италию, из сообщений, которые из уст в уста передавались итальянскими тренерами и журналистами, мы поняли, что американская команда, которая прибыла в Рим значительно раньше нас и проводила здесь тренировки "акклиматизационного" характера, помимо своих обычных фаворитов – Винчи, Бергера, Коно,– рассчитывает на огромный успех негра Брэдфорда. Да, именно Брэдфорд, тяжеловес, показавший на тренировках в Италии значительно превышавшую мировой рекорд сумму в 520 кг, и был "главным козырем" Гофмана…"

Мы приехали в Виладжио Олимпико, когда американские атлеты уже успели обжиться и в последний раз попытали силу. Но первое, что мы постарались узнать,– это где и когда нам выступать.

Первый день соревнований по тяжелой атлетике – 7 сентября. Атлетам тяжелого веса выступать в ночь с субботы на воскресенье – с 10 на 11 сентября. Место соревнований –"Палаццетто делло спорт" великого архитектора Нерви. Он первым применил арку без распора. Вот он, мой день!.. Вот она, сшибка в великой гонке.

Всех назовет своими именами великая гонка.

Мой мир. Мой!..

Глава 52.

Церемония открытия Игр – 25 августа.

К стадиону все делегации следовали пешком, но организованно, строем. Это был долгий путь, медленный, с остановками. Шли раскаленными улицами, затем, перед самым стадионом,– через Тибр, кажется, мостом Герцога Д'Аоста. Однако от приморенности зноем – ни следа. По тротуарам – толпы. Каких только флажков нет! И выкрики на всех языках. Но в памяти осел взволнованно-звучный глас: "Здорово, Русь!" Вырвался из-за голосов – неожиданный, счастливый…

И потом я понес знамя среди рева трибун и выкриков "Браво, Руссия!" Мы шагали за командой Венгрии.

В ответственности нести знамя, отвечать за него я одеревенел. Нести знамя, как у нас на демонстрации? На плече? Упереть древко в живот, как большинство? А уже вот поле, аплодисменты! Я и захватил древко за самый кончик, а руку вытянул. Стадион дрогнул и заревел.

Знамя команды США держал негр Рафэри Джонсон, легкоатлет-десятиборец, хозяин отменного мирового рекорда. Мог ли кто предположить, что спустя неполных восемь лет, 4 июня 1968 года, на его глазах в кладовой гостиницы "Амбассадор" будет смертельно поражен в голову сенатор Роберт Кеннеди – брат застреленного в Далласе 22 ноября 1963 года президента США Джона Кеннеди? Рафэри Джонсон был телохранителем сенатора Роберта Кеннеди – кандидата в президенты США, вознамерившегося покарать, кроме всего прочего, и убийц брата…

"…Люди бегали, падали, вставали. Векер сгреб убийцу… пытаясь вырвать у него револьвер. Вместе с Минaсяном (Векер, Минасян-служащие отеля "Амбассадор".– Ю. В.) они прижали его к стальному кухонному столу. Но кулак убийцы словно окаменел, и восьмизарядный револьвер продолжал стрелять…

В этот момент через толпу прорвался огромный, почти двухметровый, негр, весящий 130 килограммов,– личный телохранитель Кеннеди, бывший профессиональный футболист Рузвельт Грайер,– и припечатал всех троих к столу своим мощным телом. Сверху навалились и другие, в том числе и второй телохранитель Кеннеди, бывший олимпийский чемпион в десятиборье Рафэри Джонсон. Он и подобрал револьвер…

А в центре этой сцены лежал упавший навзничь Роберт Кеннеди, 42 лет, разбросав руки в стороны и слегка подогнув ноги, временами открывая глаза…" (За рубежом, 1968, 5-11 июля. С. 23-24 (перепечатано из "Ньюсуик", Нью-Йорк).

Из приведенного отрывка видно, куда подаются бывшие чемпионы…

Но тогда еще сам Джон Кеннеди в здравии и благополучии завершал предвыборную кампанию против Ричарда Никсона. И в канотье, светлом форменном костюме беззаботно вышагивал Рафэри Джонсон. Советская команда промаршировала раньше и встала по соседству с командой Венгрии. Мы смогли наблюдать шествие многих команд… Разве наблюдать? По шеренгам имена знаменитых спортсменов: "Вот, вот! Да смотри!.." Да, вот они, аристократы побед! Могу увидеть каждого!..

То было время, когда я в каждого готов был влюбиться. Мне казалось, все люди несут добро. И все наши шаги-для добра. А любить– наше назначение. Мы пришли в этот мир для любви и для открытых чувств. Откуда скука? Ненависть? Подозрения? В обман я не верил, не понимал…

Председатель Организационного комитета Игр Андреотти приветствует спортсменов. За ним у микрофона осанистый президент Международного олимпийского комитета Брендедж, поодаль вельможи от спорта разных стран. Брендедж, состарившийся на своем посту, весьма прозаичным тоном предоставляет слово президенту Италии Гронки.

– Объявляю XVII Олимпийские игры, знаменующие XVII Олимпиаду современной эры, открытыми!

После призыва фанфар появляются восемь итальянских спортсменов с белым олимпийским стягом. Грохочет артиллерийский салют. Хор исполняет олимпийский гимн – стяг уже на мачте. И тут же с факелом вбегает на стадион итальянский бегун Перис. Ударяют в колокола все церкви Рима. Шляпы, руки – все вскидывается в восторге к небу. В чаше бесцветно возгорается пламя. Что за восторг на трибунах – итальянские страсти! Слава! Слава!.. Наперекор реву стадиона – команда! И знаменосцы смыкаются в полукружье перед трибуной. Эта трибуна на поле. Мы прошли репетицию накануне и действуем дружно. Вот мы уже перед трибуной плечом к плечу. Все мы молоды и не разучены верить в обещания счастья. И мы верим во все, что его сулит,– это все на наших лицах. С трибуны звучат слова:

– От имени всех спортсменов я клянусь, что мы будем участвовать в этих Олимпийских играх, уважая и соблюдая правила, по которым они проводятся, в подлинно спортивном духе, за честь своей страны и во славу спорта…

Смотрю в упор на Рафэри Джонсона, почти не обращая внимания на Адольфо Консолини, дающего клятву от имени всех. Адольфо старается придать голосу значительность и басовитую рокотность, но у него это не получается. Я по солдатской выучке стою "смирно", но вовсю стреляю глазами. Не знаю почему, но меня больше других интересовал тот, кому доверен флаг США. Стройный, даже скорее поджарый, Рафэри был невозмутим. Таким же бесстрастно-спокойным он выглядел и при прочих встречах. Говаривали, будто в Риме он стартует последний раз. Его ждут в Голливуде. Да, не предугадать ни ему, ни даже Голливуду, на какого рода съемки…