Тело каждого: книга о свободе - Оливия Лэнг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В воскресенье 8 сентября примерно в полшестого утра Мендьета выпала из окна спальни на тридцать четвертом этаже дома на Мерсер-стрит и разбилась о крышу продуктового магазина на площади Уэйверли-плейс с такой силой, что ее тело отпечаталось в толевом покрытии. Она была без одежды, не считая синих плавок. В результате падения были сломаны все крупные кости в ее теле. Голова разбилась, с правого плеча содрался кусок кожи, повредились все органы. Ей было тридцать шесть лет.
Когда в 5:29 Андре позвонил по номеру 911, он сказал оператору: «Мы с женой оба художники, и мы поругались на тему того, что я, эм-м… получаю больше внимания от публики, чем она, она пошла в спальню, я пошел за ней, и там она вышла в окно»[146]. В разговоре с полицией тем же утром, когда они уже обнаружили тело, он сказал: «Понимаете, я очень успешный художник, а она нет. Может, ей невыносимо было думать об этом, и в таком случае, может, я и убил ее»[147]. Никто не спрашивал его, убил он ее или нет.
Позже он повторял, что она выпрыгнула из окна, а потом говорил, что выпала, когда пыталась открыть или закрыть окно. Его арестовали и судили за ее убийство; он отказался от права на суд присяжных и не стал давать показания. За малочисленными исключениями мир искусства сомкнул ряды вокруг него, так же как литературный мир в прошлом поколении встал на защиту Мейлера во время суда над ним за то, что он ударил ножом жену. В феврале 1988 года, почти через три года после смерти Мендьеты, судья вынес Андре оправдательный приговор за неимением убедительных доказательств вины. По странной особенности уголовно-процессуального права штата Нью-Йорк судебные протоколы после суда навсегда остаются засекречены, поэтому теперь узнать что-то о полицейском и судебном производстве можно только из выходивших в то время газет и книги Роберта Катца «Обнаженная под окном» 1990 года. Катц присутствовал на суде и взял исчерпывающие интервью у основных участников процесса. Несмотря на сомнительное название, эта книга содержит самые детальные из существующих ныне свидетельств о том суде.
Из дошедших до нас запутанных и противоречивых обрывков информации невозможно установить, что же произошло на самом деле. Швейцар на улице слышал женские крики: «Нет, нет, нет!» В спальне был бардак. На носу, спине и руке у Андре были свежие царапины. Мендьета до ужаса боялась высоты – настолько, что, когда ей оказали редкую честь и пригласили в Ватикан осмотреть потолок Сикстинской капеллы, она не смогла подняться по лестнице. Их брак не задался. Она собиралась уйти от него. Она была такая миниатюрная, что семьдесят три процента веса ее тела находилось ниже уровня подоконника. Чтобы упасть, ей сначала нужно было бы подпрыгнуть. Она была пьяна. Он был пьян. Она разбавляла вино содовой. Когда Андре позвонил по номеру 911 во второй раз, его голос звучал так высоко, что оператор приняла его за женщину. «Успокойтесь, мэм», – сказала она. Швейцар страдал от слуховых галлюцинаций. Ана тем вечером говорила по телефону с подругой о делах своего мужа, частично на испанском, который он не понимал, и частично на английском. Да, она сказала «divorcio»[148] – это слово понятно и без знания испанского. Да, он находился с ней в одной комнате.
Во время суда адвокат Андре Джек Хоффингер пытался доказать, что Мендьета имела суицидальные наклонности, что отразили ее собственные работы. «Вы знакомы с ее произведениями, где она делала отпечатки своего тела на земле?»[149] – спросил он у свидетеля. Он спрашивал о фотографиях, где по ее лицу течет кровь, где ее тело впечатано в землю, где она пытается слиться с землей, «где тело женщины лежит лицом вниз, истекая кровью»[150].
Может, он увидел фотографию Мендьеты, снятую в 1973 году в Мексике: она лежит на крыше под простыней, густо пропитанной кровью, с бычьим сердцем на груди – на месте ее собственного сердца. Я не раз читала утверждения как критиков, так и юристов, что эта фотография предвещала случившееся в Нью-Йорке десять лет спустя, но это тавтология по той причине, что ее работы уже несли в себе посыл о неизбежности насилия и смерти, как и о том, что насильственная смерть с большей вероятностью грозит ее полу. Крис Краус пишет в «I Love Dic»: «Почему все считают, что женщины унижают сами себя, когда разоблачают обстоятельства собственного унижения?»[151]
Этим вопросом задавалась и Дворкин, и, хотя она проиграла порновойну, ответа она так и не нашла. Но Дворкин тоже кое-что сказала. В предисловии к «Половой связи» она пишет: «От подчинения можно отказаться, и я отказываюсь от него»[152]. Разве работы Мендьеты не об этом отказе? Они о неизбежности распада, но и о том, что мы неизбежно выживаем, превозмогаем, становимся удобрением для будущего. Женщина, обратившаяся в цветы, женщина, восставшая из грязи. Как Сара Энн Оттенс, как Роза Келлер, как и все, кто когда-либо подвергался насилию, она была не вещью, но человеком, полным стремлений и возможностей до самого своего конца.
Мендьета оставила после себя пустоту в мире, и эта пустота объединила два вектора борьбы: против исключенности женщин из искусства и против всё еще продолжающейся эпидемии насилия против женщин, – и то, и другое в несоизмеримо большей степени касалось небелых женщин. В 1992 году Женская коалиция действий организовала первый протест памяти Мендьеты. Пятьсот женщин собрались на открытии нового музея Гуггенхайма с плакатом с надписью: «Карл Андре – в музее Гуггенхайма. Где Ана Мендьета?» В 2015 году новое поколение активистов – арт-группировка No Wave Performance Task Force – вышло на протест против ретроспективной выставки Андре в фонде Dia: Beacon, расплескав куриную кровь и внутренности перед входом в здание галереи в Челси. За прошедшие годы, во многом благодаря неутихающему активизму, удивительное наследие Аны Мендьеты наконец-то получило признание, которого оно достойно.
Убита она была или нет, фактом остается то, что ее смерть продолжает обнажать закоснелые слои мизогинии. В 2011 году, через двадцать шесть лет
