Торикаэбая моногатари, или Путаница - Автор неизвестен

Вакагими напустил на себя равнодушный вид, но на самом деле его одолевало любопытство. Химэгими покраснела. Понимая, что открыть письмо было бы опасным, она спрятала его. И у нее были основания для этого. Вакагими ушел ни с чем.

Государь ждал ответа напрасно, когда он понял это, его взяла досада: ему было нестерпимо трудно выносить разлуку, но он заставил себя казаться равнодушным.

«Она ведет себя, будто это какие-то забавы. Впрочем, этому действительно не стоит придавать чрезмерного значения», — подумал государь. Он выглядел очень грустным и растерянным, после долгих размышлений он написал еще одно письмо.

Государь не стал откровенно рассказывать Советнику о том, что произошло ночью:

— Я лишь мельком видел ее, мне кажется, это была она, при тусклом свете лампы она была так прекрасна — я подобной еще не встречал. Удивительно, но у меня такое чувство, что этот образ все еще со мной. Я искренне люблю ее, и думаю только о том, что же теперь делать — ведь ваш отец наотрез отказал мне. Сделать вид, что я об этом просто не знаю и сблизиться с Распорядительницей было бы безумием — мне пришлось отступить. Но вдруг я понял, что до сих пор ничего подобного не чувствовал, а значит нужно что-то предпринять. Я знаю: ты понимаешь, что я имею в виду. Вчера ночью я случайно подглядел за ней, а сегодня вечером ты должен проводить меня к ней! — у государя текли слезы.

«Значит, я оказался прав, вряд ли можно предположить, что государь просто подсматривал. Да и Химэгими выглядит очень странно, здесь что-то не так», — подумал Вакагими. Государь показался Вакагими влюбленным в Химэгими без памяти, это чрезвычайно обрадовало его. У нее, безусловно, безупречное происхождение, так что она имеет все основания для того, чтобы стать государыней, однако государю позволили сойтись с ней без соответствующих приготовлений, и это очень расстраивало Вакагими.

«Раз так, для начала доставлю письмо», — уходя, подумал Вакагими.

Поскольку дело было слишком серьезным, Вакагими без утайки поведал обо всем отцу: и выглядят они оба как-то странно, и сам государь говорил то-то и то-то. Садайдзин подумал, что, видно, так и должно было случиться, и очень обрадовался.

Он столько лет переживал из-за своих детей, и теперь известие Вакагими сделало его счастливым. Не показывая, что ему что-то известно, он надарил Химэгими нарядов и других приличествующих случаю вещей — еще более великолепных, чем обыкновенно. Все в комнате, вплоть до занавесок, было приведено в порядок и украшено соответствующим образом. Годами Садайдзин вкладывал всю душу в заботы о дочери и переживал, что ее служба такая незаметная, и вот наконец его сердце наполнилось гордостью — ведь сам государь посещает ее.

Любовь государя становилась все сильнее. В нраве и облике Химэгими не было ни малейшего недостатка, она обладала всем необходимым, чтобы занять место государыни, и все же одно обстоятельство тревожило сердце государя: «О ее бывшей связи не известно широко, может быть всего две-три дамы и знают, и уж наверняка, даже если они и вспомнят об этом, они не из числа моих жен или наложниц. Так как она служит при дворе, я смогу посещать ее тайно, а потом — как сердце подскажет, нет никаких препятствий для того, чтобы она стала государыней».

Таиться было нечего, государь стал посещать Химэгими даже днем. Вскоре она тоже стала бывать у государя ночью. Государь вел себя так, будто кроме нее никого другого и нет. Радости родственников Химэгими не было конца.

В усадьбу, которую Вакагими выстроил на Второй линии, в десятых числах третьей луны должна была прибыть принцесса Ёсино. Находясь десятого числа в Ёсино, Вакагими беспокоился о том, что после отъезда дочери принц-отшельник почувствует себя еще более одиноким и станет грустить, поэтому Вакагими всячески старался угодить ему. Он подарил принцу земли, которые имел в этих местах, и делал все, чтобы как-то поддержать принца и развеять его тоску. Однако принц сказал:

— Простите, но у меня совсем другие намерения. До этого времени я был, как говорится, стреножен. Поневоле я вел себя так, будто был недалек от горестей этого мира, и поэтому мое жилище было расположено так к нему близко. Но теперь я свободен от пут и не сожалею об этом — всем сердцем желаю одного: чтобы мои следы затерялись в горах, где слышны лишь голоса птиц. Вы очень добры, но все это мне не к чему, — сказал принц и вернул Вакагими его дары. Он стал готовиться к тому, чтобы уйти далеко в горы.

Старшей принцессой Ёсино овладело беспокойство. Она не привыкла к свету, была неопытной, и, отправляясь в столицу, боялась, как бы там люди не стали над ней смеяться, опасалась того, что там ее ждут одни огорчения. Она думала, что если так и вправду случится, она вернется сюда, где вдали от горестей мира и будет ее последнее пристанище. Только бы здесь ничего не менялось, только бы не обветшал ее дом. Если все будет именно так, вот тогда она будет спокойна. Принцесса, впрочем, была достаточно умна, чтобы ничего этого не высказать вслух.

В назначенный день были проведены трогательные прощальные церемонии. Поскольку оставить здесь младшую принцессу было нельзя, она уезжала вместе со старшей. Старшая с ужасом думала, что ее ожидает в столице. Ее отец объявил свою волю.

— Тебе незачем возвращаться в эту хижину. Я не еду в столицу, мы видимся в последний раз. Ты знаешь, что я тяготился этой жизнью с вами и не мог отдаться молитвам о будущей жизни, теперь я смогу посвятить себя этому служению, и это очень радует меня, — сказал принц плача.

Уйдете вы,Я буду далеко -Мы расстаемся.Мы свидимся едва ли -Плачу.

— Сегодня счастливый день, плакать нельзя, — он смахнул слезы.

Старшая дочь прочла:

Когда теперь мы свидимся,Не знаю.На расставания дорогуДолжна вступить я.Плачу, плачу, но иду.

Она закрыла лицо рукавом, но никак не могла покинуть отца.

Младшая дочь сложила:

С кемМне ни быть,УйтиИли остаться -Боль расставанья.

Младшая сестра могла бы не торопиться уезжать, но если бы она осталась здесь хоть ненадолго, старшая чувствовала бы себя без близких совершенно одинокой. Да и принц тоже решил: лучше, если она уедет вместе с сестрой, он не должен будет больше заботиться ни об одной из них. Принц не позволил остаться с собой даже совсем пожилым дамам, что было бы вполне естественно, и попросил даже их покинуть его.

Вакагими и старшая принцесса Ёсино уселись в экипаж. За десятью экипажами, запряженными быками, следовали девочки и младшие служанки.

Величественная и живописная процессия двинулась от тростниковой хижины прочь. В этой процессии находились придворные высоких рангов, даже пятого и шестого. Придворные дамы среди своих родственниц нашли достойных служить принцессе Ёсино. Экипаж младшей принцессы Ёсино следовал несколько поодаль, в ее процессии было всего три экипажа, но сопровождающих было вдоволь. Престарелые дамы скрытно следовали вслед за младшей принцессой, став частью ее окружения. Принц Ёсино на проводах этой пышной процессии казался очень довольным. Он пребывал в успокоенном и проясненном состоянии, наконец-то он был один, теперь он полностью сможет отдаться служению Будде — желание, которое он вынашивал годами, исполнилось.

Переночевав в Нара, на следующий день они прибыли в усадьбу на Второй линии. Она занимала три квартала, глинобитные стены с двухскатным черепичным козырьком делили ее на три участка. Они остановились в главном здании, который располагался в центральной части. В той части усадьбы, которая выходила на улицу Тоин, Вакагими собирался тайно посещать Ённокими. Домом, обращенным в сторону реки Хорикава, станет пользоваться Химэгими — когда она будет уезжать из дворца, там же может жить и Принцесса, дочь прежнего государя. Прибывшая процессия выглядела великолепно. В доме Удайдзина все были очень расстроены — решение Советника сделать хозяйкой принцессу Ёсино стало для них неприятной неожиданностью, но, безусловно, упрекнуть его было не в чем, поскольку он был прав.

Ённокими снова забеременела в двенадцатую луну. На этот раз никаких сомнений в отцовстве не возникало, но она все равно была угнетена и пыталась скрывать свое положение. А потому, когда все открылось, все были удивлены. Начали читать молитвы и сказали Садайдзину. Поскольку это несомненно был ребенок Вакагими, Садайдзин был доволен, он тоже заказал молебны. Когда Удайдзин узнал об этом, его сердце наполнилось счастьем. Хотя раньше Вакагими и досадовал, считая, что Ённокими виновата перед ним, поскольку отцом ее прежних детей был Сайсё, теперь он жалел и любил ее все сильнее. Ему, правда, было немного жаль, что беременна именно Ённокими, положение которой было отягощено известными обстоятельствами. Хотя мальчик, живущий у Садайдзина, обещал стать настоящим аристократом, Вакагими думал: