Невероятные расследования Шерлока Холмса - Марк Валентайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, Ватсон! Иррациональному нет места в работе детектива. Мы должны ограничиваться осязаемым и вещественным, основываясь на здравом смысле. Иначе весь труд моей жизни рассыплется в прах. Против сверхъестественного я бессилен, от моих методов нет проку. Но ведь в прошлом они приносили пользу, вы не можете с этим спорить. Так будет и впредь, но нам следует оставаться в определенных границах.
И снова я, студент колледжа, лишился дара речи.
— Холмс взял с меня клятву, что я никогда не напишу об этом случае. И я не писал…
Неужели доктор Ватсон нарушил свою клятву, рассказав обо всем мне? Я не осмеливался спросить. Узнал ли он о чем-то таком, что вынуждает его спешить?
— Я просто хотел кому-нибудь рассказать, вот и все. Подумал, что стоит…
Король Мидас. Ослиные уши. Кто поверит завыванию ветра в камышах?
Через неделю после возвращения в Америку я получил телеграмму с известием, что Джон Ватсон скончался от сердечного приступа, мирно сидя в том самом кресле у камина. Спустя еще семь дней пришла посылка от одной из моих тетушек. В прилагавшейся записке та с удивлением сообщала, что посылку попросил отправить доктор.
В ней была фигурка собаки с крыльями летучей мыши.
Мэри Робинетт Коваль
Трагедия на голландском лайнере «Фрисланд»
Мэри Робинетт Коваль — автор нескольких рассказов, в том числе «Evil Robot Monkey», вышедшего в финал премии «Хьюго» за 2009 год. Ее рассказы и повести публиковались в журналах «Azimov’s», «Strange Horizons», «Cosmos» и «Escape Pod», а также в антологиях «Twenty Epics», «The Solaris Book of New Science Fiction. Vol. 2» и «The Year’s Best Science Fiction» Гарднера Дозуа. Первый роман Коваль — «Shades of Milk and Honey» — готовится к печати в издательстве «Tor Books». Кроме того, в 2008 году она получила премию Джона В. Кэмпбелла в номинации «Лучший молодой автор». В свободное от писательства время Мэри Робинетт работает актером-кукловодом.
Всем известно, как неохотно мужчины идут под венец. Но их нельзя судить строго, если принять во внимание историю многих браков. Ведь, помимо всего прочего, свадьба и супружество — далеко не самые безопасные мероприятия. Посмотрите, к чему привел брак Клавдия и Гертруды в «Гамлете». Настоящая трагедия! «Спи, милый принц…» Ладно бы только принц — практически все уснули вечным сном! В фильме «Монти Пайтон и священный Грааль» сэр Ланселот по недомыслию врывается на свадьбу и убивает кучу народа, в том числе шафера. И это все цветочки по сравнению с подлинными катастрофами вроде Варфоломеевской ночи 1572 года, когда из-за неоднозначной реакции на брак католички и протестанта поднялась волна насилия, унесшая тридцать тысяч жизней. Стоит ли удивляться, что мужчины предпочитают держаться от всего этого подальше? Разумная мера предосторожности, и не более! В рассказе Конан Дойла «Подрядчик из Норвуда» Ватсон вскользь упоминает трагедию на борту голландского лайнера «Фрисланд», едва не стоившую жизни ему и Холмсу. Наш следующий рассказ о том, что могло скрываться за сенсационным заголовком: в истории замешаны наивная юная девица, царственная чета, некий стеклодув и итальянская политика. Ну и конечно, свадьба.
При рождении меня нарекли Розой Карлоттой Сильваной Гризанти, однако в середине восьмидесятых годов я официально изменила имя и теперь зовусь Евой. Догадка, высказанная в вашем письме, верна: после трагедии на голландском лайнере «Фрисланд» мои дорогие друзья, доктор Ватсон и мистер Шерлок Холмс, решили, что самым безопасным для меня будет воздержаться от общения с родней.
Но я забегаю вперед. К тому же я лишена дара доктора Ватсона объяснять методы мистера Холмса, поэтому едва ли смогу достойно поведать вам об этом необычном происшествии.
Двенадцатого октября 1887 года я покинула родительский дом на венецианском острове Мурано и отправилась в Африку на лайнере «Фрисланд». Там мне предстояло познакомиться с Гансом Бурвинклем — молодым человеком несколькими годами старше меня, о браке с которым недавно договорился отец. Теперь, в двадцатые годы двадцатого века, при современном образе жизни, уже не верится, как оберегали нас, девушек, сорок лет назад. А в то время было естественным, что в плавании меня сопровождал брат, Орацио Ринальдо Париде Гризанти, — дабы надзирать за моим благонравием. Еще с нами поехала моя камеристка Анита.
Кроме всего прочего, в мое приданое входило несколько ящиков с лучшим муранским стеклом. С тех пор как было объявлено о моей помолвке, отец не покидал мастерскую. Помнится, Зия Джулия спрашивала: «Куда так спешить?» А меня в то время тревожило лишь одно: каково это — быть взрослой женщиной? И именно в этом для меня заключался смысл брака.
Прекрасно помню, как я волновалась во время первого ужина на корабле: при виде дам и господ в полном вечернем облачении у меня в голове помутилось от восторга. Нам с Орацио отвели места за столиком с двумя британскими джентльменами и супружеской парой из Венгрии. За капитанским столом сидел синьор Агостино Депретис, итальянский премьер-министр, с молодой женой, синьорой Микелой Депретис. Я предвкушала собственное бракосочетание и медовый месяц, а потому завидовала этой юной даме, на которую были устремлены все взоры.
Однако воспоминаниям о девичьих мечтах здесь не место. Британскими джентльменами, как вы, вероятно, уже догадались, были мистер Шерлок Холмс и доктор Ватсон. Мистер Холмс привел меня в восхищение своим безупречным итальянским и забросал вопросами о производстве стекла. Пока мы беседовали, синьор и синьора Комаццоло — наши соперники-стеклодувы, также путешествовавшие на лайнере «Фрисланд», — послали молодым супругам бутылку дорогого шампанского.
Брат прищурился, тронул меня за локоть и спросил по-итальянски:
— Может, тоже отправишь им подарок? Правда, для этого тебе придется расстаться с каким-нибудь пустячком из приданого…
— Папа сделает еще! — Я улыбнулась. — Сейчас я напишу записку!
Орацио жестом подозвал Аниту и отдал ей распоряжение. Минуту спустя она вернулась со шкатулкой, где лежала пара бокалов для шампанского из опалового стекла, украшенных изысканной гравировкой. Я быстро нацарапала записку, которая теперь находится у вас, — глупая записка от глупой девчонки. Но откуда я могла знать, к чему это приведет? Не успели чернила высохнуть, как брат схватил записку и бросился на другой конец зала. У капитанского стола он с поклоном презентовал шкатулку с бокалами премьер-министру Депретису и его супруге. Синьора Депретис премило рассмеялась и в знак благодарности расцеловала брата в обе щеки.
Скажу без ложной скромности, что по мастерству исполнения бокалы не знали себе равных: мой отец — искуснейший стеклодув — скрывает от других мастеров секрет своего опалового стекла, которое переливается прозрачной радугой.
Разумеется, молодой чете оставалось лишь открыть бутылку игристого вина и выпить из этих стеклянных шедевров. Пузырьки шампанского плясали так весело, словно праздновали вместе с нами.
Премьер-министр Депретис сказал:
— Дамы и господа! Я пью из этих прелестных муранских бокалов за своих соотечественников и за свою прекрасную жену. Здоровья и долгих лет всем нам!
Они отхлебнули шампанского и поцеловались — в их глазах сияла любовь. А мы смотрели и бурно аплодировали. Синьор Комаццоло, несколько раздосадованный тем, что наши бокалы затмили его подарок, громко спросил:
— Как вам понравилось шампанское, господин премьер?
Премьер-министр Депретис поклонился ему и поднес бокал к носу, чтобы ощутить букет напитка.
— Изысканный запах с оттенками меда, имбиря, петрушки и легкой нотой чеснока. — Он снова отпил шампанского, посмаковав его. — Минеральная вода, груша и яркая кислинка. Превосходно!
Мы снова зааплодировали, пожалуй, даже сильнее прежнего. Я сидела, едва дыша от восторга, и при каждой перемене блюд украдкой посматривала на молодых супругов. Первым блюдом были устрицы. Брат тоже заказал шампанского — пусть и у нас будет праздник, как у премьер-министра с синьорой Депретис.
Однако уже после второй перемены блюд синьора Депретис попросила ее извинить и поднялась с места: внезапно побледневшая, она прижимала руку к животу. Премьер-министр увел ее из зала. При этом вид у него был напряженный.
— Как ты думаешь, что случилось? — спросила я.
Орацио пожал плечами:
— Может, устрицы несвежие.
После этого я только и делала, что воображала, как у меня самой разболелся живот. В конце концов возникли приступы тошноты, и после четвертой перемены блюд я тоже покинула ресторан.
На следующий день Депретисы к обеду не вышли.
Через день моя камеристка Анита доложила, что в гостиной находятся двое мужчин.
— Где Орацио? — спросила я.
Анита смущенно улыбнулась и покачала головой: