Паника - Андрей Ждань
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лязг замка, еле слышный скрип петель. Господь еще не настолько возненавидел Эмили – перед ней стояла Аманда, а не Бен.
– Эм… – осеклась Аманда. Судя по всему, вид Эмили говорил сам за себя.
Жена Джеффа замерла. Буквально на глазах, ее кожа побелела, не сделалась бледной, а побелела, словно из нее разом выкачали всю кровь. Из глаз побежали слезы, двумя, неправдоподобно, ровными струйками. Эмили стояла и молчала, не в силах ни пошевелиться, ни сказать хотя бы слово. Она стояла и молчала.
Аманда, с необъяснимой, инфернальной грацией, опустилась на колени, склонила голову и закричала.
19
Я никогда не задумывался о том, насколько сильна может быть тяга человека к жизни. Порой, я размышлял о подобных материях, глядя на объявление о сборе средств на лечение ребенка или помощь безнадежном больным людям. Если такие моменты заставали меня в соответствующем настроении, я долго предавался моделированием эмпатии, ставя себя на место несчастных и, каждый раз приходя к одному и тому же выводу. Это все не имеет смысла. Ну, такие умозаключения, конечно, не относятся к ситуациям, когда человек вышел за рамки медицинской страховки или ему необходима операция в другой стране – это иной случай, хотя все не столь очевидно.
В моей голове все подобные личные трагедии подчинялись цифрам. Математическая вероятность, процент успеха, соотношение затрат к дивидендам. Но, зачастую, на глаза мне попадались истории, шанс позитивного исхода которых, был ничтожно мал. «В рамках статистической погрешности, а значит слишком ничтожный, чтобы его рассматривать» – заключал я подводя черту под оценкой очередной вставки в рекламном блоке.
Все строилось логично и коррелировало с обычными парадигмами рядового обывателя. Ведь покупая машину, вы покупаете именно автомобиль, а не призрачную надежду на то, что при стечении обстоятельств, специфическом расположении Урана относительно Большой медведицы и колец Сатурна, неиспорченной карме, и, в случае, если хирург полностью восстановился от выпитого вчера в баре, анестезиолог еще не знает, что его жена изменяет ему с инструктором по йоге, а мексиканская уборщица на совесть вымыла послеоперационную палату, что может у вас и появится вожделенная машина. Пуская и безвозвратно подпорченная болезнью.
Как-то я имел глупость поделится своими мыслями с Лией. Мы смотрели телевизор, Адам спал наверху, вечер был безмятежным и многообещающим. И, тут викторина ушла на рекламу, в блоке которой мы и увидели слезливую историю о каком-то парне с непроизносимой болезнью. На экране под струнную музыку мелькали фотографии миловидного парня с семьей, с детьми, с собакой, на лыжах, на велосипеде, на сноуборде, а на заднем плане раздражающе-мягкий голос с нотками баптистского проповедника бормотал, щемящую сердце медицинскую карту героя, разбавляя ее перечислением его достижений.
Помню, что этот проклятый велосипед и стал последней каплей.
– А знаешь, почему они вставляют все эти фотки с велосипедами и сноубордами? – спросил я Лию, которая устроилась на диване рядом, положив голову мне на плечо.
– Неа.
– Чтобы мы все увидели, какой он охренительно спортивный и, как он заботится о своем здоровье, а значит, его болезнь – лишь стечение обстоятельств, от которого никто из нас не застрахован. Эдакое давление на эмпатию и подспудный страх того, что никто из нас не застрахован от попадания в такую же ситуацию. Типа, открывай кошелек, ты же видишь, что несчастному просто не повезло и он в этом не виноват. С тобой такое тоже может случится. И, в конце концов, ты же не позволишь этим чудесным детишкам остаться сиротами?
Лия встрепенулась и, оттолкнув меня, села.
– Почему ты такая бессовестная скотина?! У тебя что, совсем нет сердца?! У человека трагедия. Да, в такой ситуации может оказаться каждый, и что же теперь издеваться над ним.
Я был слегка обескуражен такой агрессивной реакцией. Позже, проматывая в голове тот разговор, я пришел к выводу, что триггером, вызвавшим, такой поток возмущения стала моя фраза о детишках-сиротах. Моя суженная невероятно трепетно относилась к статусу мамы и к детям, соответственно, тоже. Собственно, эта ее логика и отравляла наши отношения, а еще ее неоднократные напоминания, что я всего лишь пришлый гость в их с Адамом семье.
– Я всего лишь хотел показать тебе, как нами манипулируют и играют на наших чувствах. – промямлил я. Видит бог, скандала мне не хотелось, более того, дальнейшее продолжение вечера не включало разъяренную Лию. Но ее было не остановить.
– Когда ты загнан в угол, а на кону стоит самое дорогое – все средства хороши! – она уже стояла, размахивала руками, а в глазах плясали огоньки гнева. – И если эти фотографии добавят хоть сотую долю шанса быть с детьми, то оно того стоит!
– Ну, просто, это унизительно. Эти чертовы телевизионщики считают нас животными, если думают, что такие попытки дешевой манипуляции работают. – я как мог пытался свести эту беседу на нет, переключая ее внимание, но это было тщетно, ящик Пандоры был открыт.
– Они пытаются играть на чувствах! Ты сам так сказал. Значит, если у тебя в сердце ничего не зашевелилось, то у тебя нет ни сердца, ни чувств!
– Лия, солнышко, уймись, я что-то не видел, чтобы ты тоже тянулась за кредиткой…
Ту ночь я провел в своей квартире, запивая черствую пиццу из холодильника дешевым скотчем. После, мы долго не разговаривали, и мне стоило немало усилий и подарков, чтобы вернуть расположение Лии. Львиная часть подарков адресовалась Адаму.
О чем это я?
Суть в том, что вопреки мнению моей девушки, я не был бессердечной сволочью и умел сопереживать. Мне было невероятно жаль всех несчастных. Всех – даже кошек и собак, чьи трупы украшали дорожные полотна и обочины, даже мышей в лабораториях, даже замученных животных в цирках, со взглядом безнадеги и отчаянья. Что уж говорить о людях. Вполне возможно, что именно от этой жалости и любви я не находил в душе нужных отзвуков, которые бы резонировали с объектами разнообразных программ помощи. Я, руководствуясь все теми же любовью и жалостью, считал, что высшее проявление заботы о близких – смирение. Смирение со знанием, когда нужно отпустить ситуацию, во благо тех, кого любишь.
Именно эту мысль я пытался ей донести. Что вовремя сдаться – тоже победа, а если этот шаг сделан во имя
