Дойти до ада - Олег Игнатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расчистив очередной завал, Климов вытянул ноги и попытался дать измученному телу отдых.
Часы показывали четверть пятого. Перед глазами плыли круги.
Хотелось пить.
«Если я и дальше буду продвигаться столь же медленно, я никогда не выберусь отсюда», — измотанно подумал Климов и впервые пожалел себя. Ему хотелось сделать то, что он задумал, но обстоятельства были против него. Держа взрыватель у сердца, он превратился в камикадзе, в фанатика-самоубийцу.
Климов давно мог выбросить взрыватель. Имел на это право. Но не сделал это. Не избавил свое сердце от опасного соседства, хотя пальцы и нащупали уже взрыватель.
«Оставь, — холодным тоном сказал он сам себе и укоряюще добавил: — Мы не в «поддавки» играем, а в «пятнашки».
Метров через десять он опять был вынужден остановиться. Вентиляционный ход раздваивался. И, соответственно, сужался. Один лаз резко поднимался в гору, другой уводил в сторону. На ощупь оба были рукотворными. Выдолбленными под землей сверлами, взрывчаткой и отбойными молотками.
Упершись в развилку, Климов задумался. Легче сосчитать спицы в катящемся колесе, чем определить, какой ход верный — уводящий сразу под Ястребиный Коготь, к «каменному столу».
Закрыв глаза, Климов снова представил карту-схему, мысленно определил, где он находится. Той развилки, у которой он застрял, на схеме не было.
«Ловушка, — обожгла мозг страшная по своей сути мысль, — начало лабиринта».
Худшего нельзя было придумать.
Сдвинувшийся пласт горной породы, просверленный людьми в десятках мест гранитный монолит спутал все карты. Поменял местами ходы-выходы, нарушил логику подземных разветвлений.
Климов уронил голову на руки и застонал.
Сознание решительно подсказывало выбросить взрыватель и не мучиться больше над выполнением своего плана. К черту эту спешку, эту страшную необходимость быть на нужном месте в нужный час! Воля и мужество впервые в жизни дали слабину. А часы так беспощадно-мерно, так легко отсчитывали время, что можно было взвыть от своего бессилия. Климов никак не мог определить, куда ползти: в сторону или же вверх. Ему казалось, что оба хода приведут в тупик. Выбора не было. Землетрясение его похоронило.
Поддавшись сумрачной игре воображения, он ощутил на своем горле пальцы, спазм страха и пронзающего ужаса.
— Господи, помоги мне! — прошептал Климов и перекрестился. Неведомая доныне часть его существа молила о спасении. К горлу подкатил комок, и навернулись слезы.
Через некоторое время удушье отпустило его шею, Климов перевел дыхание и пополз в лаз, который уводил в сторону.
Спустя полчаса Климов ощутил легкий сквозняк. Измученный предельным напряжением, с неимоверно учащенным пульсом и прерывистым дыханием, полуживой от душной тесноты неведомого лаза, он нашарил пальцами скобу, вмурованную в стену, и понял, что он держится за нижнюю ступеньку лестницы. Желоб лаза круто поднимался вверх.
Сознание того, что выход близко, придало Климову решительности и ускорило все его действия.
Если в человеке живет жажда жизни, он вынесет любую боль, любое испытание.
Поднимаясь по скобам, Климов боялся одного: что выберется на поверхность перед Ястребиным Когтем, в стороне от каменной площадки, на которой должен быть Зиновий. Тогда придется лезть на скалы, а силы его были на исходе.
Вскоре вентиляционный лаз расширился, и Климов снова почувствовал легкий сквознячок. На какое-то мгновение он даже потерял сознание. Вцепился рукой в скобу лестницы и прислонился к ней щекой. Дышал он с присвистом, надсадно-тяжело, дрожа всем телом. Ему все больше не хватало воздуха. Казалось, что еще несколько минут, и сердце остановится, не выдержит удушья, темноты и напряжения сил.
Последним усилием воли Климов заставил себя подтянуться повыше, глотнуть влажного воздуха.
Расшатанная ржавая лестница, приваренная к металлическим штырям, торчащим из стены, ходила ходуном.
«Если сорвусь, уже не встану, — обреченно подумал Климов и уперся головой в тупик. — Я на пределе».
Если бы не влажный холодок, который он почувствовал своим лицом и грудью, Климов бы отчаялся, подумал, что уперся в стену. Он поднял руки и пальцами нашел узенькую щель над головой. Нащупал камень и, напрягшись, сдвинул его в сторону. Выход был найден. Зловещее безмолвие туннеля осталось позади.
Над головой было небо, сыпавшее мокрым снегом и дождем, прохладой и ощущением жизни.
Часы показывали пять минут седьмого.
И все же утра не было. Была осенняя ненастная ночь, замешанная на дожде со снегом и предзимнем глухом ветре, раскачивавшем кроны горных вязов. От свежего воздуха и чувства свободы немного закружилась голова, и Климову вдруг показалось, что утро было таким же мрачно-угрюмым, как и горы, как отвесные скалы Ястребиного Когтя за спиной Климова.
«Нет, все же кто-то помогает одиноким», — с благодарностью в душе подумал Климов и выбрался наружу. Судя по тому, что скалы были за спиной, а горная вершина уходила дальше вверх, он выбрался к нужному месту. Где-то впереди была площадка.
Климов потер виски, вдохнул прохладный ночной воздух и в этот миг услышал журавлей. Крик их был таким сиротским, отчаянным, что он невольно запрокинул голову.
Поднял глаза и вдруг увидел их — этих предвестников утраты. Они расталкивали крыльями промозглый мрак у него над головой, а он, вцепившись в сдвинутый им камень, не мог понять, о чем они кричат. Они взывали к своему неведомому богу, и Климову казалось, будто кто-то звал его несчастным журавлиным плачем.
На голове зашевелились волосы, ему показалось, что он слышит плач и стоны душ расстрелянных заложников. И в том, что он коснулся тайны мира, убеждала неожиданно сгустившаяся темень. Горы исчезли, их уже нельзя было увидеть. Все поглотила кромешная тьма.
Преодолев мистически-ужасное оцепенение, Климов поежился и вновь потер виски, как бы отгоняя от себя видение.
Мокрый снег, вперемешку с дождем, холодяще таял на лице, и Климов, превозмогая гнетущее чувство усталости, уверенно поднялся на ноги.
Он уже знал, куда ему идти и что ему делать.
31
«Да у меня и вариантов: раз-два и обчелся! — Климов ступил на поваленное дерево и сделал шаг по скользкому стволу. — Если не первый, так второй».
Балансируя над пропастью, он перебрался по толстому стволу через расселину и устремился вверх по каменной гряде. Камни — это его укрытие, сила и надежда на спасение.
Сознание того, что выход найден, наполняло его бешеной энергией.
Все время вверх. Площадка была где-то близко. Но ничего, кроме неясных очертаний, Климов пока не видел.
«Так и не угостил меня кенийским чаем, — неожиданно подумал он, вспомнив обещание Петра, — но, может быть, все еще и обойдется».
Мысль о горячем чае, скорее, выдавала измучившую его жажду, сильнейшее желание добраться до воды.
Поднявшись на очередной каменный выступ, Климов с трудом перевел дыхание и облизал губы. Затем запрокинул лицо и стал ловить ртом мокрые хлопья снега и капли дождя.
В узком туннеле он вспотел от духоты, а пока добрался до подножия «каменного стола», все промокло: десантный «камуфляж», пиджак, сорочка. Словом, все.
Морозно-леденящий западный ветер больно стегал по лицу, пронизывал насквозь, заставлял двигаться.
Боясь напороться на мину, Климов тщательно выбирал отвесные участки, острые выступы и крупные камни. Каждый шорох и каждая тень таили для него опасность.
Пальцы одеревенели от напряжения и холода. Мышцы ног сводила судорога. Но, несмотря на все это, им овладело чувство возбуждения, как бывало в Афганистане, когда он шел по следу, приближаясь к цели.
Где-то далеко внизу осталась штольня, превращенная в подземный каземат, заваленный камнями вентиляционный канал, ржавые рельсы, сваленные набок вагонетки, перекрытия и балки крепежа, поручни лесенки и даже скалы Ястребиного Когтя, под толщей которых была жуткая дыра, всосавшая в себя, словно пушинку, Медика…
«Нет такого человека, который бы в итоге не получил того, что он заслуживает», — подумал Климов о страшной смерти, постигшей его спутника.
Обследовав очередную расселину и не обнаружив в ней ничего опасного для своей жизни, Климов поднялся еще на несколько метров, с трудом перевел дыхание и попытался немного расслабиться. Промокший и окоченевший, он не знал, откуда у него берутся силы, да ему и некогда было об этом думать. К вертолету надо было добраться затемно, иначе его план не сработает. Любопытство не порок, но за него частенько лупят, причем больно. Климов это знал по собственному опыту.
Вдавившийся в расселину под огромным камнем, Климов хватал ртом воздух и восстанавливал дыхание, когда ему на голову посыпалась щебенка, мелкая горная осыпь. Он инстинктивно замер, весь обратился в слух. Послышался журчащий звук, в нос ударил запах мочи. Климов сцепил зубы, его лопатке стало горячо.