Интимные тайны Советского Союза - Эдуард Макаревич

Озабоченный наступательными планами Сталина, Черчилль пишет президенту США Рузвельту: «Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять. Это кажется разумным и с военной точки зрения».

И пока Рузвельт пребывал в сомнениях, пока еще дымился поверженный Берлин, еще стояли наши танки среди городских руин, а Черчилль действовал. После 2000 года Великобритания отчасти рассекретила свои архивы того времени. И сегодня известно, что Черчилль тогда поручил своим военачальникам разработать операцию под названием «Немыслимое»[65]. Называя ее так, он будто боялся самого себя. Ибо было чего бояться. Операция эта, по сути, означала новую войну, теперь против Советского Союза. Лондонские генштабисты уже считали, насколько СССР истощен боевыми действиями за четыре года войны, насколько изношена его боевая техника, какие у него запасы продовольствия и медикаментов. Посчитав, они предположили, что Советский Союз вряд ли выдержит удар объединенной полуторамиллионной группировки, которую они сколачивали в спешном порядке. Ударную мощь этой группировки, по планам английских стратегов, должны были составить английские, американские и канадские части, польский экспедиционный корпус генерала Андерса и десять дивизий недобитого фашистского вермахта.

Уже десять дней как был подписан акт о капитуляции фашистской Германии, подписи под которым поставили маршал Жуков от СССР, главный маршал авиации Теддер от Великобритании, генерал де Латр де Тасиньи от Франции, генерал Спаатс от США. А в это время в английской зоне оккупации Германии были не расформированы, проходили переподготовку под руководством английских офицеров несколько десятков тысяч немецких солдат и офицеров. Десять дивизий готовились снова воевать. Операцию «Немыслимое» планировалось начать 1 июля 1945 года.

Сводки Генерального штаба, направляемые Сталину, информировали об этом. Эти сводки подкреплялись данными разведки. Сталин тогда принял меры. И прежде всего дипломатические.

Вячеславу Молотову, министру иностранных дел, было сказано:

– Надо ускорить отправку нашей делегации в Контрольную Комиссию[66], которая должна решительно потребовать от союзников ареста всех членов правительства Деница[67], немецких генералов и офицеров.

Такой решительный демарш Сталина чуть не вернул Черчилля в то состояние психологического шока от действий советских армий, в котором он пребывал три месяца назад, когда эти армии, армии «московитов», за три с половиной недели взяли неприступную крепость Берлин. Советские маршалы чувствовали себя не гостями в Германии, а победителями, ответственными за ее разоружение, за ее немилитаристское будущее. И только с этих позиций они говорили с союзниками в тех органах, что создавались для управления разгромленной страной.

Часть 4

Советские женщины на продажу – отголоски немецкой оккупации в конце ХХ века

«Мы несем веселье в ледяную пустыню»

После бездарных событий августа 1991 года, похожих на путч, как пробки из шампанских бутылок разлетелись союзные республики, отшатнувшись от центра. Везде полезли предприимчивые люди из интеллигентского сословия и зараженной элиты, делая себе состояние на богатстве бывшего Союза. Народ нищал, а богатеи шли в рост.

Чувствительнее всех страдали девушки и женщины. Телеэкран манил прелестями рынка и ослепительной жизнью, а реальность лишала работы, заработка и нормальной жизни. И криво ухмыляясь, разворачивала к ремеслу, от которого столетиями бежали женщины – к проституции, загоняла в нее с неумолимой жестокостью свалившегося рынка. В Европу из республик поверженной «империи» хлынул живой товар для успокоения европейских сытых членов. Уже томились и Азия и Ближний Восток, предвкушая появление бывших советских гражданок. Среди них были внучки тех бабушек, которые уже однажды вынуждены были зарабатывать на хлеб своим телом во времена гитлеровского нашествия. Кто по нужде, а кто по охоте.

К вопросу сексуального обслуживания войск на оккупированной территории Советского Союза немецкие власти отнеслись серьезно, впрочем, как и ко всему, за что брались. В крупных городах российского Юга и Крыма, Украины и Белоруссии оккупационная власть возобновила работу ресторанов и кинотеатров, открыла казино, варьете и публичные дома. Там развлекались немцы, туда они приходили выпить и поесть, посмотреть представление, спеть свои песни и пощупать русских, украинских, или белорусских женщин, и закончить отдых в одной постели с кем-нибудь из них.

Немецкие офицеры из оккупационных частей и карательных подразделений выбирали себе наложниц из местных женщин. И здесь не было особых проблем. Эти женщины хотели просто выжить, примирившись хоть с чертом, хоть с дьяволом. От этой неуютной, голодной, пересыпанной доносами, облавами, расстрелами жизни хотелось бежать. Но бежать было некуда. И когда предлагали, молодые и незамужние отправлялись в услужение к немцам.

В Краснодарском крае в 1943 году зверствовала зондеркоманда СС 10-а, начальником которой был оберштурмбаннфюрер Курт Кристман. В наложницах у него была некая Тамара из местных краснодарских, не обделенная красотой брюнетка. Потом она за сожительство с карателем отсидела в советском лагере. В 1962 году ее разговорил писатель Лев Гинзбург. Ему она изливала душу о поломанной жизни и о жизни с Кристманом.

«Каждый вечер он приходил ко мне, я женщина, мне об этом рассказывать неловко, но слушайте. Придет он ко мне, прижмется, притулится, а когда дело доходит до основного – раздевайся догола (это у них принято), обцелует, обмилует, а потом ни то ни се… Он, конечно, свое удовольствие делал, но по-скотски, не так, как люди… Женщина остается женщиной, и мне порой становилось обидно: никогда у него не было никакого угощения, чтоб выпить или сладости. Видимо, из жадности, я не знаю… Не было, чтоб он спросил хоть на ломаном языке или на мигах: „Как у тебя, Тома, что?“… Я была его наложницей, и он никогда не интересовался моим настроением, отношением, – раз сказал, значит, надо идти…