Собака, которая любит - Наталия Криволапчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что же получается: собака - это всего-навсего инструмент, призванный облегчать нам жизнь? Да, начиналось с этого. Но я вовсе не сказала, будто этим дело и закончилось.
Мы ведь и с людьми сходимся в совместной работе. То же произошло, по всей видимости, и с собакой. Та способность понимать друг друга без слов, которая выработалась в сложных и порой непредсказуемых рабочих ситуациях, весьма и весьма пригодилась нам в быту. Наш с собаками "производственный роман" перерос в прочную и богатую самыми разнообразными проявлениями дружбу-любовь.
Но нам в этой дружбе было несравненно легче, чем им. Ну, скажите, может ли собака не то что сделать хозяина таким, какой ей нужен, но хотя бы выбрать себе подходящего? Нет, нет и нет! А мы творили с ними все, что хотели - вывели сотни пород, специализируя их по необходимости, то для работы, то для забавы. Да мы покусились и на самое святое - на их любовь (последователи Дарвина могут, если угодно, называть ее "естественным половым отбором и подбором"). Мы предлагаем им возлюбленных по своему усмотрению, не слишком-то заботясь об их мнении, а они, безответные наши, мирятся с этим и только иногда бунтуют, наотрез отказываясь от вязки. Так во имя чего же можно принести такие тяжелые жертвы? Надо думать, совместная жизнь дает им что-то, не менее важное, чем нам. Разумеется, вновь одичать теперь, спустя тысячелетия, им уже не под силу, но были же времена, когда собаки остались с человеком практически добровольно, именно потому, что чуяли пользу для себя.
И в самом деле, вот он, главный вопрос: ЧТО МОЖЕМ ДАТЬ ИМ МЫ? Нет, нет, не соблазняйтесь, пожалуйста, на самый легкий ответ: дескать, кормим, поим да спать укладываем в тепле и безопасности. Сколько диких зверей прекрасно обходятся без нашей кормежки (не всегда полезной или хотя бы вкусной) и без наших спальных "мест" (не всегда действительно дающих ощущение защищенности)! Думаете, собаки не обошлись бы?
Должна признаться, что именно с попытки ответить на этот сакраментальный вопрос началась много лет назад моя теперешняя работа и жизнь, наполовину человечья, наполовину собачья. Если бы я думала только о том, что сама я получаю от общения с собаками, то и говорить было бы не о чем. Я вполне удовлетворилась бы тем блаженным чувством безотчетного тепла и нежности, какое исходит от наших любимцев.
Так чем же отличается жизнь домашней собаки от жизни любого дикого зверя, сколь бы умен и изобретателен тот ни был? Ответ прост: вместе с человеком собака попадает во множество ситуаций, в какие никогда и ни при каком стечении обстоятельств не попадет дикий зверь. А если и попадет, дело кончится для него печально. Случаям таким несть числа, особенно теперь, когда нувориши привозят себе из дальних краев то крокодилов, то снежных барсов. Зайдите-ка в зоопарк да поговорите по душам с его сотрудниками - они расскажут вам, как и в каком прискорбном состоянии эти звери оказываются в клетке.
А собака, еще раз подчеркну: единственная среди всех зверей, успешно приспосабливается к городской квартире, к лифту, к улице, к транспорту и прочая, прочая, прочая. Изучая новую для себя среду, познавая совершенно новые для зверя законы мира, она способна все более и более развивать свой интеллект. В результате чего она и становится все более близкой и полезной нам. Процесс этот, начавшись давным-давно, не остановился и в наши дни. Это уже не из Дарвина! Хотя сами механизмы приспособления работают точно так же, как и в дикой природе. И именно в непрекращающемся процессе приспособления к жизни, в поиске эффективных способов взаимодействия с миром оттачивается интеллект и животного, и человека.
Ум, интеллект (кому бы он ни принадлежал) представляет собой главнейший объект исследования не только для психологов, но и для представителей других серьезных наук. Если бы нам удалось понять, как именно мы думаем, это решило бы многие и многие наши практические проблемы. Мы не только перепоручили бы компьютерам громадную часть трудоемких мыслительных операций, но смогли бы и свой собственный интеллект использовать куда эффективнее.
Так почему бы собакам не помочь нам в познании самих себя? И все, что нам для этого нужно, - это убедиться во внутреннем родстве и сходстве собаки и человека. И я предлагаю вам начать с самого невероятного - с недостижимых, казалось бы, для животного высот духа. Я намерена убедить вас в том, что собака по праву может считаться Личностью, хотя и не в точности такой же, как человек, но устроенной по похожим принципам.
Надеюсь, вы не удивитесь, если я скажу вам, что социальная организация человека, его характер "общественного животного" (по определению, если мне память не врет, Жан-Жака Руссо) восходят, мне думается, именно к стайным отношениям животных. И собака, существо самое стайное из всех стайных, легче многих других зверей сумела вписаться в человеческое сообщество, приняв социальные нормы своих хозяев. И человек, собственно, принял собаку в свою душу по той же причине.
Объединение подобных, родных по душе - разве не на этом построены разнообразнейшие человеческие сообщества? Разве не эта идея лежит в основе всего, что связывает нас или отталкивает друг от друга? Стремление сохранить и продолжить в этом мире нечто свое, присущее только нам - не здесь ли таится глубинная движущая сила лучших наших чувств, от супружеской и родительской любви и до восшествия на костер за высшую идею? Могу утверждать, что и в подлинно глубоких отношениях человека с собакой тоже кроются те же в высшей степени нравственные начала.
Мне вспоминается, например, вычитанная где-то история блокадницы-овчарки Сильвы. Изголодавшиеся хозяева нашли в себе силы не убить и не съесть свою собаку (а сколько их нашло последний приют именно в человеческих желудках!), но кормить ее, естественно, было нечем. От безысходности люди выпускали собаку на улицу, а та, как ни мало было в отощавшем городе пищи, ухитрялась найти что-то съестное. И едва живая, кожа да кости, собака то и дело приносила своим умирающим от голода хозяевам хоть какие-то съедобные кусочки! Ну-ка, взгляните в глаза своему любимцу, клянчащему у стола, способному выпросить последний лакомый кусочек, - легко ли собаке поделиться едой? Да не просто лакомством, как бы ни были они до него падки, а последним, спасающим жизнь куском! Правда, у этой собачьей "жадности" есть и другое объяснение, не ставящее под сомнение собачью нравственность. Они попросту считают, будто еды у нас всегда предостаточно.
А вот вам история совсем другого рода, в которую нелегко было бы поверить, не будь у нее стольких свидетелей (я полагаю, что ее помнят многие в питерском собачьем мире). Касается она породы, которую многие, к сожалению, привыкли считать и вовсе бесчувственной, способной по отношению к человеку только на жестокость. Я говорю о бультерьере.
Хозяева Рыжего (назовем его так) уговорили меня взяться за его воспитание, когда малышу было всего-навсего пять месяцев от роду. Опыта работы с этой породой у меня тогда было еще мало, они только-только вошли в моду, и я открещивалась, как могла. Но уломали! И захотелось им ни много, ни мало, а записаться в группу собак разных пород, с которой мой сын работал тогда по курсу общего послушания.
Я стала приходить почти на каждое занятие, чтобы внимательно контролировать работу с малышом. Мы работали с ним очень бережно, давая помногу отдыхать, применяя приемы "киндер-дрессировки", обучая Рыжика в игре. Потом, когда хозяева натешились работой по общему курсу, мы стали заниматься и в индивидуальном режиме. Юра стал любимым воспитателем и другом Рыжика, а впоследствии - и его личным хендлером на выставках.
Надо было видеть, как фасонил Рыжий на выставках, как бравировал своей невозмутимостью! Перед рингом, как раз в тот момент, когда другие кобели-бультерьеры и их хозяева бурно выясняли отношения друг с другом - кому можно стоять рядом, кому нельзя, - он укладывался у Юриных ног, притворяясь спящим и время от времени приоткрывая один глаз: не пора ли еще ходить?
А как он дружил с нашей стаей! Мы жили по соседству и очень часто гуляли вместе. Черный, помогая воспитывать Рыжика и зная, что на него вполне можно положиться, назначил его своим "заместителем по собачьим делам". Рыжик вел себя с другими собаками как полноправный Старший Воин, уверенно и невозмутимо разбираясь в острых ситуациях, и умел без лишних конфликтов, как и научил его овчар, поставить на место даже вздорного соседского ротвейлера.
Как я бегала к нему среди ночи, чтобы помочь ему выйти из тяжелого наркоза после операции! Всю ночь он крутился на месте, ловя себя за хвост, и только сильными гипнотическими воздействиями мне удавалось снять это возбуждение хотя бы минут на пятнадцать. Он облегченно и благодарно смотрел мне в глаза, отдыхая немножко, пока больной мозг не выходил из-под контроля сознания. И все начиналось сначала - верчение, гипноз, небольшая передышка...