Между двумя мирами (СИ) - "shellina"

Резко поднявшись на ноги, Филиппа решительно направилась к двери, затем опомнилась, повернулась к хозяйке и произнесла:

— Ваше высочество, могу ли я покинуть ваши покои? У меня слишком сильно разболелась голова, — Елизавета хмыкнула и понимающе кивнула.

— Да, конечно, дорогая, ты так усердно занимаешься, не удивительно, что в итоге разыгралась мигрень. Но, не нужно так стараться для моего племянника. Уж с ним вы всегда сможете поговорить на любом языке.

— Я делаю это не для него, а для себя, — холодно ответила Филиппа, еще раз кивнула Елизавете, затем матери, которая с таким удовольствием слушала перепалку двух заклятых подруг, что даже, похоже, не заметила ухода дочери. Выйдя из комнаты, Филиппа на мгновение прислонилась спиной к дверям, закрыв глаза и стараясь унять рвущееся из грудной клетки сердце. То, что она собиралась сделать, попахивало безумием, но ей впервые захотелось сотворить нечто безумное, пускай это будет первый и единственный раз в жизни. Собравшись духом, она приподняла тяжелые юбки и побежала бегом, боясь не успеть.

Неподалеку от ее комнаты дежурил один из гвардейцев, оставленных Петром, чтобы обеспечивать ее безопасность. Набрав в грудь побольше воздуха, Филиппа направилась прямиком к нему.

— Вы можете сопроводить меня к графу Румянцеву? — говорила она еще плохо, но сейчас смогла произнести фразу практически без ошибок. Дюжий гвардеец долго молчал, разглядывая ее, затем кивнул.

— Идемте, ваше высочество, — он ответил по-французски, за что она была ему благодарна, потому что сомневалась в своих способностях именно сейчас что-то переводить.

Здание посольства находилось недалеко от Пале-Рояля, так что идти ни Филиппе, ни гвардейцу даже в голову не пришло, что можно взять карету. Закутавшись в тяжелый плащ, накинув на голову капюшон, Филиппа быстрым шагом шла за гвардейцем, не глядя по сторонам. Сзади за своей госпожой почти бежала юная служанка по имени София, так же, как и Филиппа укутанная в тяжелый плащ.

В посольстве граф Румянцев встретил ее, немного встревожившись, настолько неожиданным стал для него визит Филиппы. Обычно он сам навещал ее во дворце, и этот визит хоть и был не первым, но в порядке вещей все-таки не являлся.

— Ваше высочество, что случилось? — он усадил девушку в глубокое кресло и практически насильно сунул ей в руку кубок с подогретым сильно разбавленным вином.

Гонец протянул мне запечатанный пакет. С его плаща ручьем стекала вода, на улице хлестал дождь, а небо, затянутое черными тяжелыми тучами, не внушало оптимизма. То ли дело на севере. Там то позднее бабье лето вступило в свои права, то ли небольшое затишье перед стремительно наступающей зимой образовалось, но было сухо. Холодно, если верить донесениям, прибывавшим в ежедневном режиме, а я на этом настаивал больше, чем на всем основном, но зато сухо. Чтобы хоть как-то ускорить получение информации с фронтов, решили сделать цепочку. Все-таки гонец, проскакавший определенное количество верст и часов, так же, как и его лошадь — менее работоспособный, чем отдохнувший и выспавшийся. Да и существенно снижался риск того, что гонца где-то перехватят, потому что на каждом участке пути гонцы были разные и сегодня, к примеру, Иван Лапшин мог передавать пакет лично мне в руки, а завтра он уже ехал, к примеру, в Полоцк, где сейчас хозяйничал Ласси, а не возвращался к Фридриху, на этот момент полностью восстановившем контроль над Ригой и теперь продвигающегося по Поморью, медленно, но верно.

Сама идея подобных эстафет была известна давно, но почему-то весьма активно стал ею пользоваться, кто бы мог подумать, Юдин. При этом его скорость получения информации значительно превосходила мою, и об этом стоило задуматься, и как следствие задумку перенять, потому что единственное, что меня продолжало напрягать в это мире — это отсутствие компьютера, для быстрой обработки информации, и связи. Создание связи — это была моей идефиксом, которую я дожму в самую первую очередь, после того как покончу с этой войной.

На столе свечи в канделябрах светили ровным не дрожащим светом, я же рассматривал гонца, совершенно незнакомого мне. Его обыскали несколько раз, прежде, чем допустить ко мне, а кожаный тубус, в котором перевозился пакет документов, был вскрыт. Правда на самих документах печати остались нетронуты, потому что он умолял не делать этого Репнина, объясняя, что информация строго конфиденциальна.

Наконец, когда лужа на полу под гонцом разрослась до неприличных размеров, я открыл рот и произнес, с трудом подавляя зевоту, эти ночные визиты у меня уже в печенках стояли, я хронически не высыпался, и от того пребывал в чудовищном расположение духа.

— Что велено передать на словах?

— Король Фридрих-Вильгельм скоропостижно скончался. Королем Пруссии объявлен Август Вильгельм, а регентом при его величестве, из-за слишком юного возраста последнего провозглашен Леопольд Ангальт-Дессау. Все остальное в письме, ваше императорское величество.

— Хорошо, свободен, иди отдохни, — я махнул рукой освобождая гонца от моего присутствия, но только когда он вышел, взялся за тубус.

Надо же Фридрих-Вильгельм скопытился. Интересно знать почему, и не ускорил ли кто-то этот вполне естественный процесс в жизни каждого человека, как умирание. Но сейчас хотя бы уже начавшее тяготить молчание Пруссии становилось понятно. И о чем мне пишет старый солдат, всю жизнь истово ненавидящий шведов, французов и австрийцев до такой степени, что в нереализованном будущем Фридрих второй отстранил его от всех дел, не взирая на заслуги, потому что радикально настроенный Леопольд мешал его политике, время от времени выпуская старого волка, чтобы тот преподал очередной урок всем тем, кого действительно истово ненавидел.

Сломав печати, я быстро пробежал глазами по документам, которых сейчас, зная их содержимое, без малейших колебаний отнес бы к категории «перед прочтением сжечь», и задумался. Вот он мой свет в конце туннеля. Вот только что делать с тем, что в своих планах, которые Леопольд предлагал мне с ним реализовать совместно, наличие таких государств, как Польша и Литва — вообще не подразумевалось?

Глава 14

Полной неожиданностью для меня, но нельзя сказать, что неприятной неожиданностью, стало быстрое поражение Литовского княжества в максимально короткие сроки. Ласси со своими войсками присоединился ко мне в тот самый момент, когда Францишек Цетнер, лидер последнего очага сопротивления на том направлении сдал мне Смоленское воеводство. Сдал добровольно и без боя, просил лишь о том, чтобы взбунтовавшаяся чернь Галиции не тронула его жену Анну и сына Франциска. На мой вопрос, каким образом я могу гарантировать их безопасность, Цетнер лишь вздохнул и укоризненно посмотрел на меня.

— Ваше императорское величество, я прекрасно знаю, что они являются личными пленниками этого вашего князя Ильи Трубецкого. Я сделал все, чтобы обеспечить им безопасность, но что я еще могу вам предложить? — я смотрел на него и удивлялся. Почему-то мне казалось, что магнаты польские таких чувств, как любовь и привязанность вообще не способны испытывать. И вот я получил доказательство того, что, оказывается ничто человеческое некоторым представителям польской знати не чуждо.

— И куда вы направитесь, если не секрет, после того как убедитесь в безопасности вашей семьи? — я смотрел прямо на него, пытаясь понять истинные мотивы.

— В том случае, если вы меня беспрепятственно отпустите, ваше императорское величество?

— Да именно в этом случае, — я кивнул.

— Как и многие другие поляки, в Лотарингию, — Цетнер пожал плечами. — Его величество Станислав Лещинский открыл границу и дает приют всем своим соотечественникам. — О как, уже его величество Лещинский? И когда он успел стать величеством? Что-то не нравится мне происходящее во Франции. Они никак не отреагировали на войну, которую начали против меня шведы, и сейчас сидят тихо, никаких известий от Людовика я не получал. Как бы не получить неприятный сюрприз от этих хитро… мудрых товарищей, которые хотят, похоже и рыбку есть, и… хм.