Портрет моего мужа - Демина Карина

— Просто не обращайте на нее внимания, — посоветовал Мар, трусливо отступая к двери. — А еще… я распорядился. Теперь ваши занятия будет посещать и моя дочь.

О… а это мастеру понравилось еще меньше, чем мое присутствие в святая святых. Ишь ты…

— Не вижу в этом необходимости.

— Девочке интересно, — сказала я, присаживаясь еще у одного осколка. Массивный. Тяжелый. С одной стороны успел покрыться тонкой пленкой коррозии, с другой — сияет. Это часть поручня? Опоры? Интересно, у них вообще исходный чертеж имеется?

— Девочка может найти себе другое занятие… более подобающее ее полу.

Конечно.

Музицирование. И ничего, если слуха нет, это не важно, главное, чтобы приличия соблюдены были.

— Она уже нашла. И вообще, Мар, если этот не согласен, найди другого мастера. Мало ли их… развелось.

А вот мост воссоздать стоило бы, хотя бы затем, чтобы понять, откуда началось разрушение.

То есть я помню, и Этна записала, но… одно дело память моя, и другое — металла. Вдруг да повезет найти… что-нибудь? Пока сама не знаю, что именно.

Этна свистнула, правда, услышала ее лишь я.

Ага… ей бы остаться в тихом уголке, а уже ночью, когда люди спят… Этне сон не нужен, а запаса в кристаллах хватит на несколько дней, даже если не пополнять. Тем более что поле здесь насыщенное, в нем кристаллы будут частично самовосстанавливаться.

— Мало, — Мар пнул железяку, которая отозвалась глухим гулом, а следом загудела и гора, наваленная посреди ангара. И почти уже бывший муж благоразумно отступил к двери. Нет, спроси, я бы могла ответить, что гул этот происходит в результате небольшой цепной реакции, которая началась, когда он собственным полем потревожил остатки энергетического контура, и стало быть, части моста все еще реагируют на Мара.

— Я заявляю…

— Заткнитесь, — сказала я, присаживаясь. Я положила обе руки на перекрученную трубу, из которой торчали остатки стальных канатов. — Мар, а пни эту штуку еще разок… вот так…

Труба мелко дрожала.

— И еще…

Дрожь стала ощутимей, а в куче что-то да заскрежетало, и сама куча зашевелилась. В какой-то момент мне даже почудилось, что она вот-вот осядет, поползет, накрывая и мастера, и учеников, и меня с Марой грудой железного хлама.

Острого железного хлама.

И Мар, кажется, тоже что-то такое ощутил…

— Что…

— Она по-прежнему на тебя реагирует. Какое цепкое проклятие…

— Мы имеем дело со структурной аномалией, — сквозь зубы процедил мастер. — И будьте так любезны…

— А мне казалось, что вы еще данные не собрали. Первичный осмотр проводите…

— На предмет поиска структурной аномалии.

— То есть диагноз уже поставлен?

Я взяла кусок оплавленного листа и поднесла его к Мару. Лист задрожал. А муж попятился… вот же, когда-то он казался мне храбрым человеком.

— Я с ней позанимаюсь, если хочешь, — я отложила лист. — Аномалии не обладают памятью. А вот проклятие… получив внешнюю энергетическую подпитку…

Мой голос был прерван, когда кривая арматурина сорвалась-таки с горы железа, чтобы рухнуть на пол.

— Не исчезают, но напротив, множатся и цепляются за любой более-менее подходящий носитель.

И весьма странно, что мастер немалых регалий — а другому не дали бы разрешение обзавестись учениками — этого не знает. Или… знает?

Если бы Мара не стало…

Несчастный случай.

Структурная аномалия, о чем имеется соответствующее заключение… чужаков к острову не допустят, а вот свои… свои, они всякими бывают.

— Хочу, — Мар попятился к двери. — И… если займешься не только Рутой. Буду благодарен.

Он помолчал и добавил:

— Действительно буду благодарен…

Хотелось бы верить. Впрочем… я присела и постучала пальцем по полу, позволяя Этне перебраться под гору. Сдается, тихой темной ночью мы узнаем куда больше, нежели днем. И мастер, вновь дернув шеей, сухо произнес:

— Надеюсь, эйт Ильдис, вы понимаете, почему не стоит так уж доверять доводам дилетантов… иногда остаточные следы и вправду могут казаться более структурированными, нежели они есть на самом деле. Но увидите, что постепенно, по мере развеивания силы, так называемое проклятие сойдет на нет…

— Если только так называемое.

— А потому просто прошу вас дать мне сделать свою работу…

Возражать я не стала, тем более что Этна нашла себе тихий угол. Потом вернусь. Ночью… темной-темной ночью.

Я не удержалась и хихикнула.

Кто бы мог подумать… жизнь за пределами Ольса и вправду куда как интересна.

За ней было интересно наблюдать.

Издали.

Маленькая пичуга изменилась. Нет, она не постарела, напротив, время будто обошло ее стороной. А веснушек вот прибавилось.

Или Кирису только кажется так?

Он бы не отказался пересчитать. А еще подойти поближе, но нельзя… вот и остается, что издали смотреть.

Сильнее стала.

Страх ушел. Появилась уверенность, которую чувствовали и другие…

— Следишь, — Сауле прислонилась к косяку и фляжкой потрясла. — Она миленькая… и умненькая. Но все равно дура, если думает, что переиграет этого ублюдка.

— Голова не болит?

— Болит, — она сделала глоток и вздохнула. — Что он затеял?

— Понятия не имею.

— Дерьмо, — она прижалась лбом к стеклу.

Витраж.

Зеленый луг, яркие цветы и все равно в коридоре сумрачно, да и стекла выглядят постаревшими, побуревшими.

— Недолго осталось, — Кирис подал руку. — А тебе лучше не попадать на глаза… я бы тебя отослал, но сама понимаешь.

— Понимаю, — она срыгнула и запоздало прикрыла рот рукой. — Я, мать его, только и делаю, что понимаю. Если бы ты знал, до чего все опротивело… вчера я подумывала, что, пожалуй, могла бы его убить. И убила бы… то есть появись такая возможность, убила бы… но ее не появится. На нем амулетов больше, чем блох на собаке… он бы даже упав, уцелел бы…

Сауле икнула.

И снова.

Потрясла головой, пробормотав.

— Что он затеял… что-то плохое… очень-очень плохое… я чувствую… я его чувствую, как никого другого…

Кирис взял ее под руку.

Кажется, с зельем она слегка переборщила. А может, и к лучшему, до вечера отлежится, там, глядишь, скажется больной и еще пару дней продержится.

Знать бы, сколько осталось.

И при чем здесь рыжая пичуга, которая бодро шагает, не замечая ни чужих взглядов, ни пристального, слишком уж пристального интереса Мара.

Он выглядел задумчивым, Марун Ильдис.

Он скинул пиджак, небрежно бросив его на спинку кресла, а сам забрался на подоконник, вытянул ноги, упираясь в проем, запрокинул голову. Глаза закрыл.

— Сауле спит?

— Да.

— Надолго?

— До ужина точно. Может, стоит отправить ее. Я подобрал несколько хороших… действительно хороших лечебниц. Ей помогут.

— Нет, — вялая рука поднялась и опала. — Мы должны сыграть красивую семью… красивую и дружную. Очень-очень дружную.

Почему?

До недавнего времени Мару было глубоко плевать на то, что о нем говорят. Благо писали о самом молодом канцлере сдержанно и большей частью с долженствующим восторгом. Так для чего это… собрать всех. Самому убраться якобы в отпуск перед торжественной церемонией. Притащить Эгле, о существовании которой он, казалось, вовсе забыл?

— Потом… делай, что хочешь. Она твоя невеста, значит, и голова пусть болит у тебя.

Невеста.

Правда, о свадьбе и речи не идет. И вряд ли она, эта свадьба, вообще когда-нибудь состоится. Эйты не выходят за… непонятно кого.

К счастью.

— Что об Эгле скажешь? — Мар потянулся и зевнул.

— А что ты хочешь услышать?

— Правду, друг мой, исключительно правду…

— Она… выделяется.

— Ты все-таки научился играть словами.

— С кем поведешься…

Мар хохотнул и сполз-таки с подоконника. Тронул правую запонку — белое золото, пара сапфиров и скрытые в камнях плетения. Слева — защита от огня. Справа… Кирис точно не знал, скорее всего, водная плеть. Или щит. Или еще что-либо.