Коло Жизни. Бесперечь. Том второй - Елена Асеева

Теплота рук Асила, ласковые поцелуи в лоб помогли девушке обрести себя и вернуться в реальность. Она немедля качнула головой, и с тем движением рассеяла дымчатое видение, боль в голове, вновь узрев себя в комнате векошки. Бог еще плотнее прижал к себе юницу, прикоснулся губами к ее очам, левому виску, и негромко произнес:

– Родитель покажется тебе таким образом, чтобы не напугать. Не будем более о том толковать. Все будет благополучно.

Есислава согласилась с предложением Зиждителя, понимая, что разговор о Родителе вельми болезненно отражается на Крушеце. И коль он сейчас токмо выплеснул воспоминание, вмале может пустить боль в ее голову аль болезненную корчу в тело. Она уже поняла, из недомолвки Богов, что Крушец спас ее от гибели. То снадобье, которое дала шаманка Уокэнда девушке должно было убить ее, и Крушец, чтоб того не допустить впитал яд в себя, посему и заболел. И если раньше Есислава сердилась на того, кого Боги в ней любили больше, теперь чувствовала к нему любовь и желание оставаться всегда подле. Оставаться… быть частью, его, Крушеца. То, что Уокэнда напоила ее ядом, девушка поняла уже здесь, будучи в векошке. Припомнив явное удивление на лице шаманки, когда после лечения, она пришла в себя, четко назвала и свое, и ее имя, и попросила воды. Чтобы не расстраивать Асила, Есинька рассказала о том случае Першему один-на-один. Старший Димург внимательно выслушал юницу, и немедля прижав ее к груди, ибо на тот момент она сидела у Бога на коленях, поцеловал в лоб и перевел разговор, на сам говор никак не отозвавшись. Впрочем, Еси поняла, что он сделал так нарочно, потому как боялся за них обоих, абы Крушец мог выплеснуть свое болезненное состояние на плоть.

Есинька еще раз поцеловала Асила в плечо, и, покинув его объятия, развернулась, спуская ноги с ложа, и оттого порывистого движения собственного тела ощущая мощную усталость, если не сказать точнее слабость, вялость.

– Ты лучше полежи девочка, – нежно, обаче настойчиво проронил Асил, придержав за руку юницу. – Ты очень утомлена, и Родитель тебя не примет. Поелику требовал от нас, чтобы ты была бодрой, способной вынести лечение.

Есислава все же поставила ноги на гладь пола, каковой казался таким же теплым, как и все, что досель окружало ее, хотя подниматься с ложа не стала, чтобы не огорчать Бога.

– Хотела посмотреть через люкарню на космос… что там? – пояснила свои желания девушка и легохонько качнулась вперед… назад.

Асил немедля пересел со стула на ложе и приобняв юницу правой рукой, единожды прижал к себе, стараясь сдержать ее покачивание и передать собственной божественной силы.

– Люкарня закрыта, – произнес старший Атеф, прислонившись к ее голове щекой, наполнив всю плоть любовью и трепетом. – Я тебе уже говорил, эта векошка Димургов и открыть ее сможет лишь Отец. Люкарня также как и Ляды подчиняется только своему Творцу… Ее вообще не принято открывать, чтобы не вышло какого повреждения от верешков, которые отлетают от галактических стен.

Серебристо-дымчатая завеса, резко сменила свой цвет на почти пепельный, пошла малой зябью, и выпустила из себя Першего. Он вошел в помещение степенно, и зрелось, что был дюже взволнован и расстроен. Димург медлительно обозрел комнату, однозначно, занятый своими мыслями и на малеша остановив свой взор на лице Еси, не слышно для нее, дыхнул в сторону брата:

– Родитель велел снять всякое утомление с девочки. Посему мне придется унести ее в Березань, чтобы малецык отключившись там, мог дать набраться сил плоти. Я буду подле нее, все время… Братьям я сообщил о решение Родителя.

– Что Родитель сказал по поводу болезни Крушеца? – также мысленно вопросил Асил и черты его лица вместе с сиянием дрогнули.

– Очень сильно негодовал на меня, – низко отозвался Перший. – Сказал в том, что пришлось испытать малецыку, повинен один я… И он не желает слушать никаких моих советов, поелику сам знает, что лучше для бесценного Крушеца. – Димург прервался и вздев вверх левую руку, огладил перстами очи и лоб, тем стараясь скрыть от брата обуявшие его чувства, а посем уже вслух добавил, – Он, конечно, же прав. Прошу Асил принеси ко мне девочку.

Старший Атеф тот же миг подхватил девушку на руки, и, поднявшись с ложа, направился к Димургу, достаточно полюбовно прижимая ее к своей груди.

– Еси, – пояснил Перший уже для юницы, удивленно воззрившейся на него. – Сейчас мы пойдем в Березань, несколько непривычное для тебя место. Где ты отдохнешь и наберешься сил, а Крушец поспит.

Дойдя до старшего брата, Асил бережно передал с рук на руки девушку, нежно поцеловав ее в макушку и огладив книзу спутанную копну рыжих волос.

– Хочу посмотреть дотоль, что там за люкарней, – просяще сказала Есислава, укладывая тугую от боли голову на плечо Димурга.

Перший, неспешно развернувшись, двинулся к стене, обойдя по коло стоящие кресла и остановившись в шаге от люкарни, малозаметно склонил голову вправо. И тотчас, синхронно движению головы Бога заслоняющая стекло белая створка поехала вправо, задвинувшись в саму стену, и открыла пред юницей черно-фиолетовую, безбрежную даль мироздания.

Чудилось, что на марную поверхность космоса, схожую с водной гладью, лишенной какого-либо колыхания, малыми пятнами нанесли черный цвет. А в центр и вовсе плеснули вязко густую субстанцию, коя стала медленно расходиться по верхнему слою той водицы, закрученной по спирали дымчатой круговертью. Справа от растекающейся черной суводи, впрочем, как и слева, сверху, снизу находились блистающие россыпи нежно-голубых звезд со зримо долгими расходящимися лучами. Звезды инолды смотрелись такими крупными, что их лучи превращались в туманные сияющие участки, скрывающие под собой и обок себя, мощные куски сине-фиолетового полотна космического пространства. Местами звезды, вспять выглядели скоплением мельчайшего просыпанного сквозь сита проса, где значимо были отдельны друг от друга одиночные небесные тела, вероятно, только кажущиеся такими крохами.

Внушительные сияющие полосы мироздания, где свет колебался от бледно-голубого до насыщенно синего, окружали круговерть слева, и яркими тремя клоками излучения спускались куда-то вниз, словно скатываясь с суводи мешая в местах стыка голубой тон в фиолетовый. Окрашивая и одновременно придавая космической дали лучезарные, пурпурные прорехи лишенные, аль поевшие сами звезды, одначе, сберегшие движение, похожее на едва заметное трепетание. Несомненно, тот вид за стеклом люкарни жил, существовал, хотя и казался на первый взгляд лишь живописной картинкой. Впрочем, его мощь, ощутимая даже сквозь стекло, незначительным, медлительным своим ходом, дыханием, колыханием наполнила и векошку, самую малую толику точно ударив в люкарню чуть слышимым дуновением, может пронесшегося там, где-то в безбрежности космического ветра.

– Ах! – глубоко задышав, наконец, проронила Еси и тело ее дрогнуло. – Как красиво! Как мощно! Что это?

– Это далекий космос… безбрежность… Отческие недра, где властвует Родитель, – пояснил участливо Перший, ощутив окутавшее девушку волнение. – Мы можем идти? – вопросил он приглушенно, теперь уже не скрывая своей тревоги.

– Да, пойдем, – вяло произнесла Есислава.

Она внезапно почувствовала усталость и не столько связанную с болезнью собственного естества, сколько от увиденной мощи за стеклом люкарни. Юница сомкнула глаза, положила голову на плечо Бога и замерла, позволяя себя унести, а внутри ощущая огромное желание неотрывно смотреть на то самое расплывающееся черное пятно суводи в Отческих недрах Родителя. Перший, торопливо, будто страшась, что Еси передумает, направил свою поступь к завесе, едва слышно, чтобы не нарушить легкого колыхания самой векошки, шепнув:

– Девочка моя, не открывай только глаза, и ничего не бойся. Я подле вас… Подле вас обоих.

Глава семнадцатая

Есислава прерывисто вздохнула и на место влажно-стылому воздуху, правившему внутри ее груди, и дотоль резко заскочившему в рот и вроде даже в легкие, пришел сладковато-мятный, теплый пар. Он окутал своей нежностью весь мозг изнутри, заколыхав в нем все чувства, мысли, движения… Еще доли секунд и закачался сначала Крушец, такой явственно проступивший в смаглом сиянии, а после и само тело девушки. Дымчатое воспоминание просквозило столь быстро, оставив всего-навсе расплывчатый облик когда-то виденного. И в нем мельчайшая золотая искорка нежданно пронеслась обок лба юницы, задев своим горящим дыханием кожу на нем. И с той же быстротой вонзилась ей в левую ноздрю, пронзительная боль окутала и сам нос, и лоб, и мозг Еси… И тотчас испуганный, детский плач плотно накрыл пространство округ, однозначно вырвавшись из ее приоткрытого рта. Вероятно, прошла толика времени, когда малое тельце дитяти подняли из покатой люльки на руки, и, прижав к теплой напитанной любовью и молоком груди, принялись укачивать. Теперь и вовсе явственно проступили черты лица женщины с широким, плоским носом, толстыми губами и крупными карими очами, признаком отпрысков Господа Першего, со светлой кожей и русыми волосами, как признак отпрысков его младшего брата Зиждителя Небо.