Секретный террор Сталина. Исповедь резидента - Георгий Агабеков

В Ташкенте мы остановились на несколько дней. Старк договаривался с туркестанским правительством по некоторым пограничным вопросам. Военный атташе устанавливал связь с Разведупром Туркестанского фронта, а я явился к Вельскому, получил от него задания и договорился о способах связи с ним, так как Москва разрешила мне выполнять поручения Ташкентского ОГПУ с условием не давать возможности его агентам выходить из приграничной полосы.

Договорившись по всем вопросам, мы выехали через Бухару в Термез, где на следующий день, 28 июня 1924 года, переправились через реку Амударью и очутились на афганском пограничном посту Патта-Гиссар.

Кража консульских шифров

Случай, о котором хочу рассказать, произошел незадолго до моего отъезда в Афганистан. Мы сидели на загородной вилле, предоставленной в распоряжение сотрудников ОГПУ, на квартире у начальника контрразведывательного отдела Стырне. Нас в комнате трое: Стырне, его помощник Уколов и я, занимавший должность начальника отделения по борьбе со шпионами.

Стырне, выше среднего роста, блондин, с устремленным куда-то в пространство взглядом, до крайности нервный, ежеминутно вскакивал со стула и, сделав несколько шагов, опять опускался на свой стул. Уколов, уже пожилой человек, среднего роста, широкоплечий, с упрямым бритым подбородком, с торчащими ежиком седеющими волосами, придающими лицу еще большее выражение упрямства, сидел неподвижно-спокойно, склонившись над столом, и смотрел на бегающего по комнате Стырне. Я скромно сидел в стороне и улыбался, довольный присутствием в кругу моих начальников. Стырне, посмотрев на часы, сказал:

– Он должен быть здесь через пять минут. Повторяю, товарищи, нам чрезвычайно важно его завербовать, ибо мы тогда будем иметь возможность не только быть в курсе всей работы афганцев в Туркестане, но, вероятно, раскроем и карты англичан, которые работают через афганцев. Кроме того, мы через него сможем влиять на афганскую политику. Будьте очень с ним любезны и, главное, больше льстите и подливайте ему вина.

Мы знали, что речь идет об афганском консуле, который, заранее подготовленный секретной агентурой, должен сейчас прийти сюда и окончательно договориться с нами о работе на нашу разведку. Вся обработка консула проводилась агентурой моего отделения, вот почему, вопреки правилу ЧК – вводить как можно меньше людей в курс дела, я был привлечен на это собрание.

Через несколько минут раздался звонок, и я пошел открывать дверь. Раздевшись в передней, консул вошел в комнату и, поздоровавшись, уселся в предупредительно предложенное ему кресло. Лет пятидесяти, высокий, грузный брюнет с большой проседью. На бронзовом лице большой крючковатый нос и густые брови, из-под которых блестели черные глаза. Одет был консул в европейский костюм, и лишь голова была покрыта черной барашковой шапкой, которую он, войдя в комнату, не снял. По этой же шапке секретная агентура окрестила его кличкой Шапочка, и на досье об афганском консуле, лежавшем у меня в несгораемом шкафу, красовалась надпись: «Агентурное дело Шапочка».

После обычного обмена любезностями уселись за чай. Хотя консул и приглашен был на чай, стол был уставлен винами и закусками. После нескольких рюмок коньяку официальный тон разговора стал исчезать, и консул оживился.

– Расскажите, господин консул, что-нибудь интересное об Афганистане. Ведь это такая таинственная для нас страна, – попросил я, подливая вина.

– Я должен сказать, что я по национальности не афганец, а таджик. Вы, вероятно, слышали, что афганцы относятся враждебно к таджикам, но мне тут повезло. Мальчиком семи лет я был взят покойным эмиром Хабибулла-ханом в Кабул и жил при дворе. Там я, собственно, и вырос. Затем эмир назначил меня консулом в Бомбей, где я прожил три года. Нынешний эмир Аманулла-хан назначил меня генеральным консулом к вам в Ташкент. Вот и вся моя жизнь. Я не бывал в Европе и ничего не видел, кроме нашей страны, а у нас нет замечательных вещей, о которых я мог бы рассказать. Ни театров, ни синема и вообще никаких развлечений, как в Ташкенте, – рассказывал консул. – Кстати, – спросил он меня, – кто была эта высокая женщина в вашей ложе в прошлый раз в театре?

– Это одна из моих хороших знакомых, – ответил я. – А что, она вам понравилась? Если хотите, я вас познакомлю с ней, – предложил я.

– Да, я с удовольствием познакомлюсь с ней, – ответил консул, и глаза его заблестели еще больше.

– Итак, господин консул, – начал Стырне после изрядного числа выпитых рюмок, – мы теперь с вами хорошие друзья. Вы знаете, что мы вообще любим афганский народ, который первый протянул руку большевикам, но дело в том, что за последнее время мы замечаем недружелюбные акты со стороны Афганистана. Так, например, басмачи, с которыми мы боремся, пользуются гостеприимством в Афганистане. Конечно, мы думаем, что это влияние англичан на некоторых членов вашего правительства, поэтому мы, считая вас нашим другом, хотели бы просить информировать нас о тех недружелюбных нам распоряжениях, кои вам известны.

– А что вы можете мне предложить? – задал вопрос консул.

Мы переглянулись между собой, ибо вопрос был для нас неожиданным. Наконец Стырне решил идти в открытую.

– Смотря что вы можете нам предложить. Скажите, в чем конкретно вы можете нам помочь, и, я надеюсь, об условиях мы договоримся, – ответил Стырне.

– Я могу вас познакомить со всей секретной перепиской консульства и дам вам ключ к шифру между мною и Кабулом. Но взамен я прошу политической и материальной гарантии. Вы должны обещать мне через Наркоминдел право убежища в случае моего отказа вернуться в Афганистан, и, наконец, я прошу за все мои услуги десять тысяч рублей золотом, что, я думаю, для вас является небольшими деньгами, – выкладывал консул свои условия.

Мы молчали. Что можно было ему ответить? Вопрос о праве убежища, так же как и вопрос о такой сумме, как 10 ООО рублей золотом, мы были не вправе решать. Об этом нужно было просить разрешения высшей инстанции.

– Хорошо, мы обсудим ваши предложения, и я думаю, что мы придем к соглашению, – ответил Стырне.

Деловой разговор исчерпан. Побеседовав еще короткое время о разных мелочах, консул уехал. Опять мы остались одни. Стырне задумчив, Уколов по-прежнему невозмутим.

– Да, дело нелегкое достать такую уйму денег. Нужно будет вопрос согласовать с ЦК и с Наркоминделом, а это займет недели две времени. Да и едва ли наши главки согласятся на такую комбинацию. Однако посмотрим, – задумчиво сказал Стырне. – А вы, товарищ Агабеков, пока продолжайте агентурную разработку консульства, чтобы не терять даром времени, – обратился он ко мне.