Призрак улицы Руаяль - Жан-Франсуа Паро

Так что же происходит? Какое загадочное явление порождает преследующие его глухие звуки? Николя начал сомневаться в правильности собственных чувств. В его утомленном мозгу замелькали видения, фантастические картины загадочных событий, случившихся в этом доме. Всегда руководствуясь разумом, Николя впервые в жизни поставил его под сомнение. Долго размышляя над произошедшим, он не нашел объяснений — ни приемлемых, ни правдоподобных. Отчаявшись, он решил снова лечь спать, хотя мускулы его по-прежнему пребывали в напряжении, словно ожидая внезапного удара. Пережитые им чувства набрасывали покров сомнения на все, во что он верил. С отчаянным упорством он пытался найти объяснения, скрытые причины, гипотезы, о которых он раньше не думал. В памяти всплывали сказки и истории, услышанные в далеком детстве: вечерами Фина, поджаривая каштаны, напевно рассказывала предания древнего кельтского края. Затаив дыхание, он слушал леденящие душу описания казней, а потом трепетал, представляя себе, как душа казненного переселяется в тело черной собаки, чтобы совершить свое последнее путешествие: собака мчала ее прямо в «юдик», бретонский Стикс. От завывания ветра и потрескивания огня рассказы становились еще страшнее, и старой кормилице приходилось утешать напуганного мальчика. Воспоминание, позволившее ему воскресить в памяти любимое лицо, успокоило его и вселило уверенность в своих силах. И он не заметил, как заснул.

Воскресенье, 3 июня 1770, день Святой Троицы.

Около четырех часов первые лучи солнца разбудили его. Во рту саднило, глаза болели. К счастью, благодаря льняному савану, ему удалось не стать добычей паразитов. Окна комнатки выходили во двор, поэтому с улицы Сент-Оноре до него не долетало ни единого звука. Он потянулся как кошка — всеми членами. По мере того, как он вспоминал события последних дней, усталость отступала. Ему показалось, что откуда-то издалека доносятся глухие хлопки, сопровождаемые монотонным протяжным речитативом. Обнаружив в кувшине немного воды, он жадно выпил ее. Несмотря на болотный привкус, вода освежила его. Рассмеявшись, он принялся напевать:

Ах, лицемер с прелестным взором,Уста твои сочатся ядом,Но ловко поливаешь медомТы клевету свою, проказник.

Тихонько мурлыча себе под нос, он оделся, решив, что совершит обливания во дворе под насосом. Ночные страхи покинули его, уступив место настойчивому желанию разгадать все тайны запутанного дела, включая даже те, что превосходили человеческое разумение. Опасаясь разбудить Галенов, он осторожно ступил на лестничную площадку. Мелодия, возбудившая его воображение, стала слышна более отчетливо. Словно далекое эхо, она доносилась откуда-то сверху, и он решил отыскать ее источник. Чем выше он поднимался по лестнице, тем громче становились загадочные звуки. Когда он добрался до чердака, в нос ему ударил сладкий запах неведомых благовоний, словно он проник в неведомое святилище. Странный запах, окутавший его с головы до ног, заинтересовал его. Увидев ключ, торчавший из двери каморки Наганды, он повернул его и вошел.

На полу на циновке, поджав по-портновски ноги, сидел микмак, обнаженный, в одной набедренной повязке с бахромой, и, раскачиваясь взад и вперед, поочередно постукивал ладонями по небольшому барабанчику. Похоже, он возносил почести фигурке идола, грубая физиономия которого поразила Николя, когда он в первый раз производил обыск в этой комнате. Перед идолом стояла жаровня, где красноватым светом поблескивали горящие уголья, поверх которых тлели положенные туда сухие травы. Полностью поглощенный совершением языческого обряда, индеец не обратил на пришельца ни малейшего внимания. Первые лучи зари, постепенно проникавшие и в мансарду, освещали спину индейца, придавая его коже цвета темной меди сверкающий янтарный оттенок. Подойдя поближе, Николя положил руку на плечо индейца, но тот даже не шелохнулся. Николя обошел его. Судя по бесстрастному лицу, Наганда, видимо, сосредоточился на какой-то очень значимой для него мысли, а его недвижный взор пытался узреть недосягаемое.

С такого рода явлениями Николя уже приходилось сталкиваться. Сартин рассказывал ему о случае, произошедшем с одним заснувшим человеком. В состоянии сомнамбулизма человек этот встал, взял шпагу, вплавь пересек Сену и, добравшись до улицы дю Бак, заколол своего недруга, которому он угрожал уже давно, а накануне и вовсе пообещал убить. Совершив преступление, он вернулся домой и лег в постель; за все это время он ни разу не проснулся. Убийца так хотел уничтожить своего врага, что на следующую ночь он вновь отправился к нему в дом, где и был схвачен облаченными в траур членами семьи, собравшимися читать молитвы над телом убитой им жертвы.

Николя знал об опасности для впавшего в транс резко пробудиться от своего загадочного сна, а потому не стал больше трясти индейца. Остановившись, он принялся размышлять, как лучше привлечь внимание Наганды. Неожиданно по дому разнесся пронзительный вопль; Николя показалось, что от его резких, высоких звуков у него сейчас лопнут барабанные перепонки; в этом крике не было ничего человеческого. Но индеец не шелохнулся и продолжал свой заунывный речитатив, в котором часто повторялось загадочное слово «глускабе». Оставив Наганду продолжать обряд, Николя выскочил из комнаты, повернул ключ в двери и, поспешно спустившись вниз по лестнице, едва не столкнулся с Шарлем Галеном и его сыном; в ночных рубашках, они в ужасе выбежали на площадку. Там же он увидел и Мари Шафуро: она стояла на коленях и, сжимая ладонями виски, бормотала молитвы. Пронзительные звуки доносились из комнаты, где накануне уложили Мьетту. Мужчины вышибли дверь.

Открывшаяся картина производила столь кошмарное впечатление, что Николя невольно содрогнулся. На тюфяке с торчащей изо всех прорех соломой, откинувшись назад, в задравшейся рубашке стояла Мьетта. Ее изогнувшееся тело образовало мост, опиравшийся на широко расставленные ноги и откинутые за голову руки. И руки, и ноги, и торс, демонстрировавшие крайнее напряжение, испещряла частая сетка проступивших вен и сухожилий. Зрелище плоти, более напоминавшей анатомический препарат, нежели живое тело, заставило Николя вспомнить жуткие восковые фигуры «театра разложения» из кабинета редкостей господина де Ноблекура[40]. Мьетта испускала истошные завывания, словно смертельно раненый волк, воющий на луну. Но всего страшнее было смотреть на содрогавшуюся кровать: подхваченная невидимой волной, она приподнялась на несколько дюймов над полом и принялась раскачиваться, словно подталкиваемая невидимыми руками. Неимоверным усилием взяв себя в руки, Николя начал действовать. Повинуясь его приказаниям, отец и сын Галены вместе с ним попытались опустить кровать, однако безуспешно: кровать, напоминавшая пляшущую на волнах деревянную лодку, не хотела опускаться. Когда они уже отчаялись поставить ее, она с глухим стуком встала на пол. Не успели они прийти в себя от изумления, как напряженное тело Мьетты стало медленно подниматься над матрасом. Николя схватил девушку за ноги, отец и сын — за руки; все вместе они навалились на ее горячее напряженное тело, но вместо того, чтобы вернуть его на кровать, они, подобно колеблемой ветром виноградной грозди, принялись раскачиваться вместе с ним. Попытки кухарки помочь им успеха не имели. Наконец, словно по чьей-то команде, девушка прекратила вопить, дыхание ее стало спокойным и равномерным, и она, обмякнув, тяжело шлепнулось на матрас. Онемевшие от изумления зрители этой загадочной сцены ожидали, что явление вот-вот повторится, но ничего не произошло. Тогда Николя попросил почтенную Мари Шафуро посидеть возле Мьетты и при малейшем намеке на повторение припадка у девушки, по-прежнему именуемой им «больной», немедленно предупредить его. Внешне ему удалось сохранить спокойствие и уверенность, но в глубине души он усомнился в возможности найти рациональное объяснение явлениям, происходившим в этом доме. Оторопевшие отец и сын стояли молча, и ему пришлось энергично подтолкнуть их к выходу. Убедившись, что подле больной осталась только кухарка, он вновь отправился на чердак.

Поднявшись по лестнице, он вошел в каморку Наганды. Языческий обряд закончился. Индеец сидел, обхватив руками ноги и уперев подбородок в колени.

— Господин комиссар, — насмешливо улыбаясь, произнес он, — полагаю, вы блуждаете по берегу истины, однако отыскать ее вам пока не удалось. Или я ошибаюсь?

— Мне нужно задать вам еще несколько вопросов.

— Вам нужны не вопросы, а ответы.

Николя не хотелось ни вступать с ним в перебранку, ни поддерживать его игру словами.

— Совершенно верно, и, возможно, вы сможете мне помочь. Но сначала скажите, чем вы занимались несколько минут назад?