Крестоносец. За Гроб Господень - Пол Догерти

— А зачем нам это? — спросила Элеонора, показывая на узел с отрубленными головами, сквозь ткань которого уже начала просачиваться кровь.

— Так, на всякий случай. Пригодятся. — Даже в темноте Элеонора ощутила, что Теодор усмехнулся. — А как ты думаешь — что случилось бы потом? Мы вошли бы в Антиохию и сразу же попали бы в зависимость от этих трех негодяев. Кто знает, какую бы штуку они выкинули? Им нельзя было доверять ни на грош. Они собирались дезертировать, по-настоящему дезертировать. Если бы их поймал Боэмунд или граф Раймунд, то их бы все равно повесили.

— И что теперь?

— А теперь мы сможем войти в город и предоставить эти головы как гарантию нашей честности. Я скажу, что они пытались остановить нас и нам пришлось их убить. Это сделает нашу легенду более убедительной. — Теодор кивнул на мрачные очертания стен. — Нас там ждут. Не будем задерживаться.

И с этими словами он быстро прошел мимо Имогены и Симеона, которые с трудом поднимались на ноги. Элеонора двинулась следом, и они направились к мосту. Шум лагеря за их спинами вскоре утих, но один крик все же донесся до них из темноты: «Deus vult!» Элеонора закрыла глаза. Если так действительно хочет Бог, то она благополучно пройдет через это испытание и в конце концов вернется к своему брату. Но это будет когда-нибудь. А пока Элеонора пристально смотрела на высокие стены и на огоньки, мерцавшие на них. Пройдет всего несколько часов, и ее дальнейшая судьба будет решена. Или им поверят и примут, или же нет. Теодор остановился и крепко взял Элеонору за руку.

— Элеонора, — сказал он, сжимая ее запястье. — Пока все это не началось, помни: ты должна верить мне, потому что я люблю тебя. — И, не ожидая ответа, он растворился во мгле.

Вдруг в землю рядом с ними воткнулась стрела и послышался предупреждающий крик; на стенах заметались огоньки. Да, именно так и началось их опасное приключение в Антиохии, вспоминала Элеонора в своих записях. Вслед за стрелой на землю перед ними упал факел, рождая вокруг островок света. Это произошло так быстро, что у нее не было времени ни ответить, ни тем более подумать о том, что сказал ей Теодор. А Теодор шепотом велел им остановиться. Положив на землю свои вещи и узел со страшным грузом, он подозвал Симеона, и они медленно двинулись вперед. Демонстрируя отсутствие плохих намерений, они подняли вверх руки и стали что-то хрипло кричать на lingua franca. Со стороны турок послышался зычный голос, и Теодор ответил.

— Слава Богу, — прошептал он. — Они впускают нас, а там посмотрим.

Пошатываясь на скользкой поверхности моста, сооруженного из лодок, они перешли реку и медленно приблизились к основным воротам. Послышался скрип, и перед ними упал еще один факел. Снова раздался крик, и Теодор приказал им остановиться. В мерцающем свете факела Элеонора рассмотрела крепкие массивные ворота, металлические заклепки которых тускло поблескивали сквозь железную опускную решетку. Справа и слева возвышались крепостные башни, в узких бойницах которых горели фонари. Ночной бриз разносил запах кипящего масла в чанах, стоявших наготове на парапетах. В основании каждой башни была узкая тонкая дверь с крутыми ступеньками. Двери справа открылись, и чей-то голос выкрикнул приказ.

— Заходите по одному, — прошептал Теодор.

Они медленно приблизились к двери. Каждому пришлось расстаться со своим багажом, и каждого по очереди затолкали внутрь. На мгновение утратив ориентацию в темноте, Элеонора покачнулась, но чья-то рука поддержала ее. Вспыхнул факел, на стенах затанцевали тени, затрещала жаровня. Элеонора удивленно оглянулась, осматривая мрачную камеру с шероховатыми стенами и грязным полом. Она успела заметить чье-то смуглое лицо, тусклый отблеск островерхого шлема и белую накидку Вдали послышался зловещий лязг стали. Чья-то рука тронула ее грудь; раздался резкий, как лай собаки, смех, а потом — быстрый разговор на непонятном языке. Их втолкнули в другую комнату. Элеонора боялась за Имогену, которая казалась сбитой с толку и напуганной. Впрочем, ничего удивительного: ее ни с того, ни с сего буквально силой вытащили из шатра, потом произошла стычка с Жаном и его помощниками, а теперь — это.

Камера, в которую их завели, была холодной и плохо освещенной. Какой-то старший чин в кольчужной шапочке грел руки над жаровней, а его металлический шлем лежал на столе. На офицере была темно-синяя накидка, а на груди — защитный железный нагрудник. В комнате коротало время множество людей. Они сидели на корточках или лежали, некоторые играли в кости, перешептывались или дремали. Когда вошел Теодор со своей группой, все они поднялись. Кто-то из них тихо пробормотал какую-то шутку, другой рассмеялся. Двое солдат вытащили свои кривые мечи и кинжалы. Офицер жестом подозвал к себе Теодора и бегло заговорил с ним на франкском языке. Теодор ответил. Время от времени офицер холодно поглядывал на Элеонору, которая услышала, как несколько раз было произнесено ее имя. Теодор часто показывал на нее пальцем и что-то объяснял, а в сторону Симеона и Имогены небрежно махнул рукой, будто бы они были пустым местом. Разговор продолжился. Всех четверых грубо и быстро обыскали, а у Теодора забрали его оружие и узел со страшной ношей. Когда три головы с выпученными глазами и окровавленными раскрытыми ртами выпали на пол, офицер слегка ухмыльнулся. Поднявшись из-за стола, он ударами ноги подкатил все три головы к одному из солдат, который собрал их и положил в камышовую корзину. Офицер вернулся и встал, скрестив на груди руки. Он пристально посмотрел на Теодора и снова начал о чем-то расспрашивать. Вдруг напряжение резко спало, турок рассмеялся, ткнул Теодора пальцем в грудь и закивал головой, а потом повернулся к Элеоноре и даже улыбнулся ей. После этого офицер указал им рукой на угол. Они пошли туда и присели, устраиваясь поудобнее.

— Не разговаривайте, — прошептал Теодор на латыни. — Не говорите ничего, кроме того, что мы — дезертиры из «Армии Господа».

— Но я… — широко раскрыв глаза, попыталась что-то объяснить Имогена.

— Доверься мне, Имогена, — зашипела на нее Элеонора. — Ради Бога, помолчи.

— Я знаю его, — усмехнулся Теодор, кивнув на офицера, который сидел за столом, разговаривая с одним из своих подчиненных. — Несколько лет назад мы воевали с ним в одном отряде. Да и остальные солдаты наверняка меня знают, — возбужденно проговорил он, оглянувшись вокруг и радостно всплеснув руками. Теодор снова перешел на латынь. — Только не дергайтесь и делайте то, что я говорю. И молчите, пока я сам не велю вам отвечать.

Офицер выкрикнул приказ. Один из его подчиненных вышел и вернулся с котелком, в котором было горячее мясо в остром перечном соусе, а в другой руке он держал кувшин с чем-то похожим на кислое молоко. Едва успели они все это разделить между собой и съесть, как к ним подошел офицер. Щелкнув пальцами, он приказал им подняться и вывел их из комнаты через длинный коридор в скользкий мощеный переулок. Теодора и его спутников встретила чернильно-черная тьма, полная крадущихся теней и странных запахов. По обе стороны переулка высились пыльные стены строений. Они стояли так близко, что почти касались друг друга. Позвякивая доспехами и оружием, офицер с солдатами повел перебежчиков по этому узкому, извилистому переулку. Ни в окнах, ни в дверях не было видно даже слабого отблеска света, дорогу освещали только фонари эскорта. Вокруг царила полная тишина, будто они шли через какой-то город мертвых. Через некоторое время переулок резко ушел вниз. Идущие стали спотыкаться о ступеньки и неотесанные камни мостовой. По обе стороны высились строения с маленькими окнами в осыпающихся стенах, пропитанных какой-то смрадной жидкостью и покрытых слизким мохом и грязью, блестевшей в свете фонарей. Глубоко в стенах виднелись маленькие двери и темные отверстия, ведущие в мрачные подвалы, где ютились всякие вредные твари. Из этих подвалов разило зловонием гниющего мусора и экскрементов. Вокруг стоял тяжелый отвратительный запах разлагающихся крыс, к которому Элеонора успела привыкнуть в лагере. Они повернули за угол, и их буквально втолкнули в нижнюю комнату заведения, похожего на небольшую гостиницу или таверну. Через эту комнату офицер провел их в другое помещение. Он махнул рукой Теодору, а затем вышел. Комната была незапертой, за ней на улице находилась выгребная яма. Через какое-то время им снова принесли поесть: фрукты, черствый хлеб и подсоленную воду. Теодор, шепотом обратившись к товарищам на латыни, быстро объяснил им, что тут за ними будут следить: вероятно, в стене были смотровые глазки и слуховые отверстия. Потом он поддерживал разговор, нарочито громко радуясь на франкском языке, что он наконец оказался в Антиохии и сможет предложить свой меч новым хозяевам. Элеонора, лежа рядом с Имогеной, прижала губы к ее ушам. Быстрыми, короткими фразами рассказала она ей, как они решили убежать из «Армии Господа». Теперь они находились в безопасности, и Имогена не должна делать ничего, что могло бы вызвать подозрения. Понятно, что у Имогены была к ней масса вопросов, однако Элеонора отказалась на них отвечать и перевернулась на спину, чтобы хоть немного поспать.