Королева Жанна. Книги 4-5 - Нид Олов

Наместник отъехал из Генуи совсем не так, как приехал. Все было сделано с надлежащей помпой и при дневном свете: речь перед Синьорией, смотр телогреям и генуэзской милиции (по мартовскому договору она осталась нераспущенной), бал в наместническом палаццо. Гранды провожали наместника до ворот Ponta Soprana, и там, согласно ритуалу, он снял с себя наместническую цепь и надел на шею Горна. Он выехал из города в карете, но в первой же деревушке пересел на коня. Горн крепко обнял его на прощанье. «Ты славный офицер, мой мальчик», — шепнул он на ухо лейтенанту. Эти слова сильно ободрили Алеандро. Он махнул рукой, и его маленький отряд (с ним был Анчпен и пятеро телогреев) исчез в облаке пыли.

Они ехали не торопясь. Вперед был послан Макгирт, который гнал, как дьявол. В Венгрии и Богемии все было тихо и спокойно; но в Польше пришлось глядеть в оба. Горн не напрасно предупреждал об этом. Народ был враждебно возбужден, на каски телогреев поглядывали с нескрываемой ненавистью. Виргинскую речь вообще отказывались понимать, только после крепкого окрика по-французски им удавалось получить сменных лошадей. Раза два в них даже пытались стрелять. Никто не желал объяснить им причину. Только в Варшаве они сумели узнать от виргинских офицеров, что Польшу мутят иезуиты. Они кричат и шепчут, что королева Иоанна специально подвела под пулю молодого князя Мазовецкого, имевшего все права на польскую корону. Но это бы еще полбеды — далеко не все шляхетство обожает князей Мазовецких — гораздо хуже другое. Опять распространяется слух, что всех будут перекрещивать в католиканскую веру. Вот уже против этого все поляки готовы восстать, как один. Бороться с этими слухами неимоверно трудно, и, судя по всему, скоро вспыхнет мятеж.

Мятеж — ну и черт с ним. Алеандро выслушал все это довольно равнодушно. Он видел только одно — белую девушку на черных шелковых простынях и хотел только одного — поскорее добраться до места. Ни Генуя, ни тем более Варшава теперь не занимали его.

Они благополучно миновали Польшу. Но уже в Виргинии, в Менгрэ, владении Альтисоры, где, казалось бы, совершенно нечего было бояться — на них было совершено нападение. Вряд ли это были простые разбойники: они явно знали Алеандро в лицо и старались убить именно его. Но не так-то просто было его убить. Кроме присущего ему боевого искусства Алеандро пустил в дело свою ярость, так и не получавшую выхода с унизительного времени мятежа. Нападающие дорого поплатились за то, что подвернулись ему под руку в такой момент. Они потеряли пятерых и бежали, причем троих прикончил сам Алеандро. Он не стал занимать своих мыслей бесплодными гаданиями — кто послал этих людей, чтобы убить именно его. Ему запомнился только предводитель шайки, низенького роста человечек в маске, который держался сзади и подал команду к отступлению на каком-то незнакомом, похожем на фригийский, языке. Пятеро оставшихся на месте были мертвы, так что допросить их не было возможности.

К вечеру другого дня Алеандро де Бразе, маркиз де Плеазант, прибыл в свой замок.

Это было очень странно: у него был замок. Он знал об этом еще осенью, он даже показывал этот замок своим мушкетерам с большой дороги: четыре башенки над золотой кленовой рощей. Но башенки быстро забылись — в Генуе было решительно не до них. Теперь же он увидел их и узнал издали, и свернул с большой дороги в аллею, подъехал к воротам парка и мог рассмотреть здание вблизи. И это здание принадлежало ему. Все принадлежало, вплоть до дверного молотка. И этот почтенный старец с булавой, мажордом, тоже принадлежал ему. Мажордом торжественно водил хозяина, его светлость маркиза, по помещениям, В замке было пятьдесят девять комнат и залов — число магическое. Два небольших внутренних дворика с цветниками были украшены статуями. В одном стоял бронзовый бык с наклоненными рогами, как будто бы готовый сорваться с места, — это был Двор Быка; в другом — беломраморная обнаженная девушка, умоляюще сложившая руки, — это был Двор Девы. Бык был повернут в сторону девушки. Несомненно, кто-то — архитектор или заказчик — вдохновлялся мифом о похищении Европы. «Так это все мое, — думал Алеандро, рассматривая статуи и цветники, — и все эти окна — мои, и башенки, и шпили, и острые крыши… Очень странно». Мажордом вел его из зала в зал, показывая новые кресла, утварь, гобелены, свежую полировку — следы ремонта, который в великой спешке делали тралеодские мастера; садовника привозили даже из Толета. «Знаете ли, милейший, — вдруг прервал он мажордома, — на днях я жду в гости одну прелестную даму, мне надо выбрать комнату, где произойдет наша встреча».

Она написала ему: «Хочу видеть тебя в твоем замке». Отлично, в замке. Уж он не выйдет к ней на крыльцо, нет, пусть она сама войдет к нему. Он купил это право, ей-богу, не даром взял. «Вот здесь», — вдруг сказал он. «Это Дубовый зал, ваша светлость», — сообщил мажордом.

Зал был маленький, односветный, в три окна, выходящих во Двор Девы. Стены и кассетированный потолок были обшиты черным полированным дубом; три двери и пол были более светлого оттенка. Алеандро и мажордом отражались в навощенном полу, как в воде.

— Эта дверь — в аванзал, ваша светлость, — докладывал мажордом, сдержанно дирижируя своей булавой, — эта — в столовый зал, а эта — во внутренние покои, в комнату, смежную с опочивальней вашей светлости. Во времена оны зал служил Его Величеству Лодевису сборным залом для охотников… как изволите видеть, ваша светлость, панели внизу погрызаны собаками, и это не везде удалось скрыть.

«Собаки — вздор».

Вот сюда войдет она, прелестная дама… с ней, вероятно, будет какая-то свита… небольшая, надо думать, ну, это не важно… а отсюда ей навстречу выйдет он, приветствует ее… и они проследует туда, в столовую палату с окнами во Двор Быка… а затем… затем приказывать будет уже она.

— Теперь покажите мне мой кабинет, — сказал он.

В кабинете он присел к столу, написал на большом листе:

«Жанна, я здесь. Плеазант».

— Распорядитесь, чтобы это немедля отвезли в Толет, в Аскалер.

Мажордом принял письмо и вышел. Алеандро подтянул к себе еще один лист.

«Маркиз Плеазант, — вывел он с росчерками, — ожидает у себя прелестную даму завтра в полдень в Дубовом зале».

Это письмо пролежало на столе четыре дня. На пятый день в замок прискакал бородатый сержант в каске телогрея.

«Однако, — подумал про себя Алеандро, — что за новости? Телогреям не разрешалось носить бороду».

— Ее Величество… — начал было бородач.

— Тихо, мой друг, — оборвал его Алеандро. — Вам что было сказано? Говорить «прелестная дама».

— Мне не было сказано…

— Стало быть, забыли сказать. — Алеандро распечатал привезенную телогреем депешу, глянул в нее и повторил: — Воистину забыли сказать… Вы говорите — ответ в Тралеод и непременно сегодня? В таком случае вот он.

Алеандро взял со стола запечатанное письмо и отдал Авелю.

Карета, сопровождаемая десятком конных телогреев, прибыла точно в полдень.

Дверца распахнулась, и Жанне подал руку какой-то почтенный старец, Она туманно посмотрела на него.

— Кто вы?.. Мажордом? Тем лучше. Ведите нас.

— Светлейший маркиз Плеазант… — начал было мажордом, но Жанна, не слушая его, уже резво шагала по ступенькам парадного входа. За ней поспешали Эльвира и Анхела, подобрав юбки. Дворецкий забежал сбоку и с поклоном раскрыл двери.

— Куда? — бросила Жанна.

Не дыша, вбежала она по лестнице, пронеслась через аванзалу и остановилась посреди навощенного пола, отражаясь в нем, как в воде.

Маркиз Плеазант, в белом парадном костюме, сверкающий регалиями, склонился перед ней. Она переводила дыхание, выжидая, пока он закончит поклон и выпрямится. Наконец он выпрямился. Жанна заметила, что он сильно изменился, но главное было то, что это был он.

— В вашем парке прекрасный боярышник, маркиз, — произнесла она кукольным голосом. — Я любовалась им по дороге. В цвету он должен быть очарователен.

— Я несказанно счастлив… — начал было он.

Жанна, не слушая его, обернулась к Эльвире и Анхеле — те, точно марионетки, кланяясь, вышли из зала спиной вперед. Маркиз де Плеазант, повинуясь ее взгляду, замкнул за ними дверь, повернулся к королеве. Она стояла на том же месте и в той же позе, как остановилась, будто приросла к полу. Он зашел к ней с лица:

— Ваше Величество… Жанна… Не угодно ли… обед ждет…

Бледное лицо королевы наконец дрогнуло.

— К черту… — почти беззвучно вылетело из полураскрытых губ. — Давид… Я изнемогаю… Ну, раздевай же меня… Я не сделаю более ни шагу…

Он сбегал на цыпочках, замкнул дверь в столовую палату. Жанна не шевелилась. Он опустился перед ней на колени, стал целовать ее руки. Каждый раз рука падала, как неживая, чуть только он отпускал ее. Тогда он принялся развязывать на ней банты, расстегивать крючки и пуговки, распускать шнуровку. Его руки тряслись. Жанна стояла неподвижно, лишь изредка помогая ему освободить себя от платья. Наконец все было кончено. Жанна постояла обнаженная в куче своей одежды, затем перешагнула через нее.