Pasternak - Михаил Елизаров

Эта часть города производила тягостное впечатление. Казалось, люди давно уже не живут здесь. Да и с трудом верилось, что в крошащихся пористым кирпичом домах может находиться что-нибудь живее крыс. Цыбашев выехал в ясный день, но в этом месте лучи будто пробивались сквозь навеки закопченное заводами небо, хотя сами заводы уже умерли. Машина долго кружила по ветхим улочкам, где в вековой грязи еще плавали островки асфальта. Цыбашев и водитель по очереди спрашивали редких прохожих, где находится улица лейтенанта Смирского.

Улица нашлась, и на пятнадцатом номере обрывалась каким-то полем. Дома с номером «семнадцать», где должен был находиться склад, не было. Когда Цыбашев уже усомнился в благородстве банкротов и решил, что они отдали не существующее, из окна ближайшего дома выглянула старуха и сняла все подозрения.

То, что Цыбашев и водитель приняли за сваленный шифер и жесть, оказалось крышей, сливающейся в своей грязевой однородности с ландшафтом, среди которого подобьем распятия возвышалась верхушка деревянного столба электропередачи.

Через десяток метров дорога довольно резко уходила вниз. Дом находился будто на дне обмелевшего озера. Водитель наотрез отказался спускаться, сказав, что они потом оттуда по такой грязи не выедут.

По доскам, положенным на кирпичи, как по мостикам, Цыбашев добрался до крыльца приземистой двухэтажной постройки с узкими нежилыми окнами. На первом этаже были заметны следы спешной эвакуации, поэтому, кроме мусора, ничего там не имелось. Люди вывезли все свое добро. Но оказалось, что невысокий дом уходит под землю, по крайней мере еще на несколько этажей.

Цыбашев спустился в первое складское помещение. Электричество на удивление еще работало, но картина от этого не делалась утешительней. Хоть в подвале было почти сухо, состояние упакованного книжного имущества говорило, что уровень воды когда-то находился на почти метровой отметке, потом вода схлынула. По этой же отметке было видно, какой пласт книг спасен, а какой, по мнению владельцев, не подлежал продаже и соответственно был оставлен.

Ряды упаковок с книгами напоминали мощную средневековую кладку. Разбухшие, они и по весу были как каменные блоки. Цыбашев наудачу достал несколько блоков, разорвал на них серую оберточную бумагу. Показался тусклый глянец обложек недорогой фантастики. В верхних упаковках еще в приемлемом состоянии были первые двадцать книг. Остальные безнадежно промокли. Страницы в книгах под тяжестью слиплись в грязно-коричневый брус, и отделить их друг от друга уже не представлялось возможным.

Цыбашев около часа перебирал книги, снимая эти литературные «сливки», переносил на первый этаж и там складывал на газеты. Потом решил осмотреть второй подземный этаж, откуда поднимался тяжелый кисловатый запах.

Свет одинокой неоновой трубы под потолком отразился в ряби изумрудного химического цвета. Три последние ступеньки, ведущие в помещение, уже покрывала вода. Сквозь ее зеленую прозрачность Цыбашев видел затопленные упаковки с книгами, а те, которые выступали над водой, поблескивали скользким мраморным лоском. Некоторые были разорваны, и обрывки бумаги под водой напоминали огромные лепестки. Книги в них лежали как слитки. Одна была совсем недалеко от Цыбашева. Стоило только окунуть руку и достать ее.

Цыбашев закатал рукав до локтя и попытался это сделать. Глубина обманула прозрачностью. Ему пришлось, промочив ботинки, спуститься на ступень ниже, чтобы выудить книгу. Это был «Доктор Живаго» — банкроты говорили, что у них имелась и классика. Поражало то, что долгое пребывание в воде не размягчило томик, а, наоборот, превратило в монолит, на ощупь больше похожий на минерал, чем на типографский продукт.

Цыбашев поднялся с добычей наверх. Он долго смотрел на эти сросшиеся страницы, закатанные в известняк твердого переплета, потом, поддавшись какому-то наитию, бросил книгу об стену, и она разбилась на две части.

Цыбашев поднял обломок. Скол пошел вдоль книги, словно открыл немыслимую диагональную страницу романа, в которой верхние строчки начальных страниц постепенно переходили в нижние строчки последних. И все это можно было прочесть. Сам же скол сверкал как лезвие ножа.

12

В семинарию Цыбашев поступать так и не стал. С одной стороны, он уже, наведя справки, понимал, что сделать это не менее проблематично, чем в советское время. С другой стороны, был отец Григорий, всегда служивший Цыбашеву образцом православного духовенства, который и семинарии не заканчивал, и рукополагался в катакомбной церкви. Это же не помешало ему быть настоящим священником, солдатом и учителем.

Когда умер отец Григорий, Цыбашев лишился главного своего советчика и наставника и далее все свои поступки уже взвешивал на собственных весах правильности.

Он готовился к службе духовного ассенизатора, поэтому находил рукоположение в истинно православной церкви даже более правильным, ибо не хотел пачкать ризы русской патриаршей церкви. Он видел, что дух страны погребен под сатанинскими испражнениями. И кому-то нужно было это убирать. Просто уже не оставалось времени быть гласом, вопиющим о вреде нечистот. Их проще всего было самому смыть, как в уборной.

Из рассказов старого священника он определенно знал, где можно получить рукоположение катакомбных епископов. Имя отца Григория во многих областях страны служило ему пропуском. Цыбашева рукоположили в украинской автокефальной православной церкви.

Впрочем, сан священника был нужен Цыбашеву не из мистических соображений, чтобы, допустим, усилить благодатью силу проводимых им обрядов. Цыбашев не хотел себя ничем усиливать и защищать, как не стал бы накачивать мышцы и приобретать оружие. Он знал об участи православия в грядущем царстве Антихриста, о своем будущем проигрыше и гибели, потому шел на врага без доспехов как схимник — поединщик Куликова поля. Но только с принятием сана Цыбашев получал возможность с головой окунуться в другой мир, где уже веками ведется незримая мирским людям духовная битва, о которой говорил апостол Павел — «не против плоти и крови, но против духов злобы поднебесных».

В том мире опасность исходила даже из книги. Так, Сатана вещал через избранную оболочку. Книга навязывала людским глазам его видение мира, говорила внутри человеческих слов на сатанинском языке и, таким образом, обращала в его веру.

Поиски епископа дали Цыбашеву еще одну возможность убедиться, что основная опасность исходила от организаций, занимающихся расширением религиозного опыта, уводящих из надежных стен православных канонов. Главная задача Церкви была спасать, но спасти можно было лишь тех, кто осознает опасность и видит, от кого она исходит. Спасение против воли оказывалось слишком трудной задачей. Оставалось устранять источники угрозы. И чистку следовало начинать с оболочек христианства, приютивших оккультные секты.

13

Вход в храм был со двора, а парадный подъезд вел прямо в административную часть. Какой юрисдикции храм подчиняется — Русской ли зарубежной Церкви, Украинской, Униатской Церкви или Московской Патриархии, табличка на двери не сообщала.

Цыбашев вошел в приемную, где на стенах помимо нескольких икон висел и плакат с распятием, сложенным точно из голубых кубиков рафинада, излучающих спиральные потоки, изображающие энергии. Цыбашев улыбчиво представился секретарю как священник, подготовленный по специальной программе университета штата Мичиган, сообщив, что хочет поговорить с митрополитом. Его попросили подождать, потому что владыка заканчивает службу. Действительно, из-за двери доносился голос, гудящий бессмысленный набор фраз на церковнославянском.

До конца службы Цыбашев успел просмотреть рекламные буклеты для желающих обучиться на целителя или достичь вершин экстрасенсорного мастерства. Имелись также распечатки каких-то неканонических молитв в стихах, вероятно, принадлежащих перу митрополита. В храме по совместительству с «богослужением», исповедью, крещением, соборованием и отпеванием предлагались услуги астрологов, снятие порчи, а также помощь биоэнергетических терапевтов.

Бутафорская служба закончилась, двери открылись. Тучный владыка с митрой на голове, облаченный в саккос и епитрахиль, из-под которого выглядывал лиловый край подрясника, благословил едва видную в глубине храма паству и, развернувшись, вышел в приемную, постукивая жезлом. Пройдя мимо Цыбашева, он свернул за угол, где, видимо, находился его кабинет. Секретарь объяснил, что владыка потерял много энергии и должен отдохнуть, помедитировать.

Цыбашев листал Агни-Йогу. Секретарь, зайдя на минуту к митрополиту, выглянул и пригласил войти. Цыбашев прошел в полутемный кабинет, драпированный поблескивающей тканью. Митрополит уже снял с себя все облачение и остался по-домашнему в подряснике, поверх которого были надеты панагия с Божьей Матерью и крест.