Светлейший князь 3 - Михаил Шерр

Сайон-нойон готов помочь Уюк-нойону зайсану Ольчей-оолу и принять его под свою руку для передачи его налога в Улясутай.

Всё это говорилось долго и замысловато, Ванча почти пятиминутную речь собеседника изложил Лонгину в пяти предложениях. Лонгин и сам все понял, что говорил тувинец, но виду не подал. Мы договорились, что он не будет афишировать свои знания языков.

Посланец Бээзи-нойона был не тувинец, а монгол и Лонгин решил, что он приехал от самого хана Норбожава или из канцелярии императорского наместника.

Повернувшись к Ванче, чтобы монгол не видел, Лонгин подмигнул алтайцу и сказал:

— Скажи ему, что Ольчей-оол согласен, но амбын-нойон должен прекратить нападать на нас и никто не должен вмешиваться в наши дела, только уплата налога. А что бы нас лучше поняли, мы даем в этот раз тысячу лянов серебра и каждый год будем давать по пятьсот лянов. И никто не будет мешать нам торговать с левым берегом Енисея. А китайский поселок в устье реки Элегест будут принадлежать нам.

То, что Лонгин сказал по-русски за полминуты, Ванча говорил минут пять. Монгол всё хорошо и правильно понял и только спросил, когда будет налог и серебро.

Лонгин усмехнулся и глядя в глаза собеседнику сказал:

— Ванча, медленно переведи каждое мое слово. На этом месте зайсан Ольчей-оол должен получить от чиновника из канцелярии великого цзяньцзюня грамоту, в которой будет написано всё, о чем мы договорились. И тут же он передаст вашему чиновнику налог и серебро. Но наши люди будут сопровождать вашего чиновника до ставки великого цзянцзюня и получат соответствующую охранную грамоту.

Монгол выслушал Ванчу совершенно безразлично, ни один мускул не дрогнул на его лице, в безжизненных рыбьих глазах ничего не промелькнуло.

Глядя вслед уезжающему гостю, Ванча задумчиво проговорил:

— Лонгин Андреевич, а ты заметил, про нас ни слова. А ведь главные преступления Ольчея и Мергена то, что они общаются с нами. Император, тот, что в Пекине сидит, запрещает своим подданным общаться с иностранцами.

Лонгин изумленно посмотрел на Ванчу, по имени отчеству его еще не называли.

— Ванча, а тебя как крестили? — ни с того, ни с сего спросил Лонгин.

— Иоанном, поэтому и зовут Ванчей, — алтаец вопроса не ожидал и ответил не сразу.

— А отца твоего как звали? — следующий вопрос был для Ванчи не менее неожиданным.

— Не знаю. Меня вырастила бабушка, она почему-то про родителей ничего не говорила.

— А крестным кто у тебя был? — продолжил допрос Лонгин

— Маркшейдер с завода, он меня и спас.

— А как звали? — хитро прищурился Лонгин.

— Иван Иванович, — уважительно и с любовью ответил Ванча.

— Вот и ты теперь будешь Иван Иванович. Не солидно получается, ведешь переговоры с иностранной державой и Ванча. Вам всё понятно уважаемый, Иван Иванович? — последнюю фразу Лонгин произнес как артист на сцене произносит знаменитую фразу Гамлета.

— Понятно, — ошеломленно ответил Ванча, но тут же перехватил инициативу и сразил собеседника наповал.

— А фамилия моя пусть будет Байгаров, — и сразу же объяснил почему. — Мы с бабушкой жили около Байгары.

— А что это такое? — спросил ошеломлённый Лонгин после долгой паузы.

— Гора такая, мой род там жил, а в тот год, когда умерла бабушка, я ушел оттуда, — в голосе Ванчи появились нотки горечи и Лонгин решил сменить тему.

— Так вот, Иван Иванович, объясняю. Тысяча лянов серебра, обещанные нами, это в здешних краях большие деньги. Ты обратил внимание, как он назвал Ольчея? Уюк-нойоном, то есть признание его владетельных прав вопрос решенный. Но у нашего зайсана просто не может быть такого количества серебра, значит оно наше. И монгол это отлично понимает, — Лонгин внимательно посмотрел на собеседника, понимает ли он. — А раз мы сами предлагаем серебро, значит мы согласны быть данниками этим узкоглазых. А для ихнего богдыхана это главное и для всех этих амбаней и цзяцзюней тоже. А понять, что реальное положение дел иное, у них даже мозгов не хватает. Хотя этот монгол очень непрост. Мне вот показалось, что он хорошо разыграл перед нами алчность и опьянение.

Лонгин помолчал и продолжил своё объяснение ситуации.

— Ты русскую историю знаешь?

— Очень мало.

— Так вот Россия много лет платила дань крымскому хану. И перестала платить дань только при царе Петре, — кто такой царь Петр Ванча знал и очень был удивлен.

Из Тувы Ванча двадцатого декабря вернулся один. Лонгин поехал в ставку великого цзяньцзюня, в далекий Улясутай. Ответ на его предложение привез тот же монгол, причем очень быстро. Но это не удивило ни меня, ни Лонгина, мы знали, как стремительно работала монгольская почта во времена Чингиз-хана. Притворяться посланцем какого-то урянхайского нойона монгол больше не стал и вручил Ольчею грамоту своего повелителя великого цзяньцзюня. Наш зайсан на встречу с посланцем императорского наместника приехал со своим братом-ламой.

А потом монгол в категорической форме потребовал, что бы налог и серебро в ставку великого цзяньцзюня с нашей стороны везли Лонгин и лама Тензин Цултим, брат Ольчея. Наша разведка уже донесла, что амбын-нойон несколько дней назад получил грамоту из Улясутая и распустил по домам своих воинов. Поэтому Лонгин согласился принять требование посла императорского наместника.

Ольчей отрядил сопровождающими два десятка своих воинов, вооружённых ружьями. У каждого воина было по двести патронов и двадцать гранат. Люди Ольчея были обучены бросать гранаты и все имели боевой опыт. Лонгин кроме этого вооружился еще четырьмя пистолетами и шашкой.

Утром наши люди переправились на левый берег Енисея, где их ожидал монгол со своим конвоем, целиком состоящим из его соплеменников. Стоя на нашем берегу у замёрзшего Енисея, Ванча и Ольчей молча проводили взглядами уезжающих. На душе у них было тревожно, оба на личном опыте знали цену маньчжурских гарантий.

Сзади, метрах в десяти, стоял личный десяток Ольчея и держащиеся особнячком трое тувинцев Лонгина. Ванча обернулся и жестом подозвал одного из них.

— Адар-оол, твои люди там, — алтаец махнул рукой в сторону другого берега, этот тувинец в отсутствие Лонгина был начальником нашей разведки в Туве, — готовы?

Адар-оол был прилежным учеником и ответил по-русски:

— Готовы, господин Байгаров, — вернувшись в Туран после предыдущих переговоров с монголом, Лонгин предложил, что бы впредь всё называли алтайца Иван Ивановичем Байгаровым, объяснив почему. Почему-то это предложение на «ура» прошло у тувинцев и они как по команде стали называть Ванчу господином Байгаровым, делая ударение на первый слог.

Ванча и Адар-оол еще трое суток провели на берегу Енисея, дожидаясь первых докладов с того берега. Вовремя своих походов по Монголии и