Закованные в броню - Элена Томсетт

– Опомнись, Зигмунт! – устало сказал король, чувствуя себя разбитым от внезапно налетевшего и также внезапно испарившегося приступа гнева, обессилевшего его. – Не делай глупостей. Прошлого не воротишь. Послушай меня и откажись от этой бредовой затеи.

Молодой человек некоторое время внимательно смотрел на короля, по-видимому, о чем-то раздумывая. Король уже начал успокаиваться, полагая, что тема исчерпана, и князь больше не намеревается настаивать на своей причуде, поэтому спокойное и твердое замечание Острожского повергло его в еще большую ярость.

– Дело в том, что я влюблен, мой король.

– Это меня не удивляет! – уже не сдерживаясь, загрохотал Владислав-Ягелло. – Если девчонка похожа на Ядвигу! Я уверен, что проклятые рыцари нарочно подставили тебе ее!

Теперь уже темные глаза молодого Острожского князя заискрились гневом.

– Что касается покойной королевы, – пристально поглядев на короля, тихо, сдерживаясь, сказал он. – То мы с вами условились никогда не упоминать ее имя всуе. Относительно же коварства крестоносцев могу сказать лишь одно: окажись все так, как вы предполагаете, то вы ведете себя именно так, как ожидает магистр – устраиваете трагедию из ничего, и одновременно восстанавливаете меня против вас, в то время как магистр, по его намекам, готов отдать девушку мне в жены. Более того, запрети вы мне жениться, Конрад фон Юнгинген снова будет говорить о предубежденности Польши против Ордена. Я уверен, что в своем очередном письме к Его Святейшеству Римскому Папе он непременно прибавит к этой, в принципе, простой истории что-нибудь еще, уже лично от себя, и повесит всех собак за все ссоры, происходящие в последнюю сотню лет между Орденом и Польшей, на упрямых, не знающих о христианских методах решения проблем польских королей.

– Чтоб он сдох, проклятый! – в сердцах вскричал король.

Острожский пожал плечами.

– Мне право, очень жаль, Ваше Величество, – он опустил голову и не смотрел больше на короля. – Я люблю эту девушку, и я намерен просить ее руки. У вас нет причин отказать мне в подобной просьбе. Пусть она ниже меня по социальному положению, но она не простолюдинка. Я могу на ней жениться.

– А как же быть с дочерью пана Адама?

Владислав Ягелло постарался взять себя в руки, и ему это удалось. Когда он снова заговорил, его голос прозвучал уже несколько язвительно:

– Как же быть с волей покойного отца и покойной королевы, которых ты так любил? Ведь это они постарались устроить твой брак с панной Эвой Ставской. А что ты намерен сказать воеводе Адаму, хотел бы я знать? Что ты передумал?

– По заявлению пана Адама, Эва Ставская исчезла. О ней никто ничего не знает, ее никто не видел. Полагаю, она совсем не горит желанием вернуться ко двору, чтобы стать моей женой, – нахмурив темные брови, возразил Острожский.

– Скажи это Ставскому! – вспыхнул король. – Вы ведь, кажется, с ним большие друзья? Он утверждает, что его дочь уехала на Русь навестить родню ее матери!

– Родня ее матери сейчас в имении пана Адама. Сам боярин Верех, ее дядя, и его две дочери. Панны Эвы среди них нет.

– Это не имеет никакого значения! Пока воевода не заявит официально о смерти его дочери, ты повязан по рукам и ногам. Ты обручен! И даже думать не смей об этой девчонке из замка!

– Но это несправедливо, мой король!

Владислав Ягелло жестко взглянул во взволнованное лицо всегда такого спокойного и невозмутимого молодого князя. Его ответ был точно таким же, как и его взгляд, жестким и недвусмысленным:

– Я ничего не желаю слышать! Если ты хочешь остаться при моем дворе, расстанься с мыслью о женитьбе. Хотя бы повремени с ней. Повремени! Ты слышишь меня, Зигмунт? Ну а потом… Пока не станет известно, что случилось с твоей невестой, тебе даже нет смысла думать о женитьбе на других женщинах! Положись в этом на Божью волю!

– А если Эва Ставская не найдется вообще? – резонно возразил Острожский. – Сколько лет я должен ждать, пока станет известно, что с ней случилось? В конце концов, существует такой способ решения этой проблемы, как расторжение помолвки.

– Ты скажешь об этом пану Адаму сам или будешь просить меня сделать это за тебя? – язвительно спросил король.

Темные глаза Острожского предупреждающе блеснули.

– Вы знаете, я всегда делаю все сам, мой король!

– Не сомневаюсь! Ты даже можешь заручиться одобрением Ядвиги и своих родителей с того света, мой дорогой самонадеянный племянник?

– Я уверен, что при сложившихся обстоятельствах отец и королева не стали бы возражать против моего брака с другой девушкой! – твердо ответил молодой человек.

– Но их с нами нет! – отрубил Владислав Ягелло, давая понять, что ему надоело препираться. – Вместо них у тебя есть я. Что Я думаю по этому поводу, я уже сказал. Все! Я больше не желаю говорить на эту тему!

– Стало быть, вы запрещаете мне жениться? – вежливо уточнил Острожский.

Задыхаясь от возмущения, король почувствовал, что его терпению пришел конец. Брызгая слюной и поводя очами, словно норовистый конь, он топнул ногой в накатившем на него новом приливе ярости и прохрипел:

– Моего согласия на этот брак нет! А если ты обвенчаешься самовольно, то навеки распростишься с Польшей! Можешь тогда убираться куда захочешь, хоть к пану Витовту, хоть к черту на рога!

Острожский в молчании еще раз взглянул на короля, отвернувшегося к нему спиной, давая понять, что разговор окончен, затем, согласно придворному этикету, отвесил глубокий поклон спине короля и, повернувшись на каблуках, вышел.

Ожидавшая в приемной зале окончания этой беседы, отдельные фрагменты которой были столь бурными, что отголоски их гуляли по дворцовым коридорам, княгиня Александра с сочувствием посмотрела на расстроенное лицо молодого князя, но ни о чем не спросила, дав ему возможность уйти.

Она вновь вернулась в парадную залу, где ее царственный брат порывисто ходил из угла в угол, все еще полный негодования после разговора со своим любимцем. По знаку княгини им принесли чаю, вина и любимых пирожных короля Владислава-Ягелло, на которые он тут же с жадностью накинулся. Потягивая хорошо выдержанное бургундское, присланное ей из винных погребов Мальборга магистром Конрадом фон Юнгингеном, княгиня Александра, время от времени поглядывая на короля, терпеливо ждала, когда он успокоится. Наконец Вдадислав Ягелло окончательно пришел в себя.

Немного погодя, во время пышного королевского обеда, княгиня вновь заговорила об Острожском. За столом было шумно, все присутствующие уже изрядно выпили и чувствовали себя совершенно свободно, даже два рыцаря Ордена, торунский комтур Фридрих фон Венден и комтур из Остероде Иоганн фон Шенфилд, которых магистр послал для того, чтобы приветствовать короля от его имени в Плоцке. Разговоры то и дело вспыхивали и замирали за столом, некоторые говорили одновременно и никто уже не обращал на это внимания. Рыцари обсуждали победы на турнирах, государственные сановники – перепитии предстоящей встречи с магистром, и княгиня Александра решила, что, наконец, настал подходящий момент смягчить гнев короля, направленный против предполагаемого брака его племянника и девушки из замка Мальборг, известной как Белая Роза Ордена, сама идея о заключении которого ей так понравилась.

– Честно говоря, я не понимаю причин твоего неудовольствия, Ягайло, – примирительно сказала она. – Что, если Зигмунт действительно влюбился? Он хочет жениться? Почему бы и нет? Рано или поздно он должен жениться все равно.

– Дело вовсе не в том, – кисло сказал король.

– А в чем? Надеюсь, весь сыр-бор не из-за того, что он нашел себе невесту в рыцарском замке? Вспомни, что ты сам женат на немке.

– Да причем тут немцы! – не выдержал Владислав Ягелло. – У него есть невеста, ты не помнишь? Дочь одного из лучших и знатных польских военачальников и верных вельмож. Что скажут поляки, что скажут в сейме, что скажет церковь, черт возьми, если я разрешу ему жениться в то время, как дочь пана Адама еще жива?! Никто не знает, где она: на Руси у родни матери, как утверждает воевода, в Литве, как уверены мои поляки, или сбежала из дому с крестоносцем, как говорят злые языки. Я не знаю, что произошло! Но я знаю, что они были обручены еще при жизни Нариманта и Ядвиги, и я намерен соблюсти их волю! Пока я не получу веских доказательств того, что панны Эвы нет в живых, я не разрешу ему жениться!

Княгиня Александра вздохнула и покачала головой.

– Конечно, ты прав, дорогой, но это ужасно жестоко по отношению к мальчику. Мои люди в Мальборге рассказывают прямо-таки о феерическом романе Зигмунта и этой девушки, фройлян Валленрод, романе, который поощряют оба фон Юнгингена.

– Еще бы им не поощрять! – буркнул король, и тут же сердито добавил: – Но это не основание для того, чтобы восстанавливать против себя польскую шляхту.