Сказки о Силе - Карлос Кастанеда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тональ – это то, что творит мир.
– Тональ является создателем мира?
Дон Хуан почесал виски.
– Тональ создает мир только образно говоря. Он не может ничего создать или изменить, и тем не менее он творит мир, потому что его функция – судить, оценивать и свидетельствовать. Я говорю, что тональ творит мир, потому что он свидетельствует и оценивает его согласно своим правилам, правилам тоналя. Очень странным образом тональ является творцом, который не творит ни единой вещи. Другими словами, тональ создает законы, по которым он воспринимает мир, значит, в каком-то смысле, он творит мир.
Дон Хуан мурлыкал популярную мелодию, отбивая ритм пальцами на краю стула. Его глаза сияли. Казалось, они искрятся.
Он усмехнулся и покачал головой.
– Ты не слушаешь меня, – сказал он и улыбнулся.
– Я слушаю, нет проблем, – сказал я не очень убежденно.
– Тональ – это остров, – объяснил он. – Лучшим способом описать его будет сравнение вот с этим.
Он очертил рукой край стола.
– Мы можем сказать, что тональ, как поверхность этого стола, остров, и на этом острове мы имеем все. Этот остров – фактически весь наш мир.
У каждого из нас есть личные тонали и есть коллективный тональ для нас всех в любое данное время, и его мы можем назвать тоналем времени.
Он показал на ряд столов в ресторане.
– Взгляни, все столы одинаковы, на каждом из них есть одни и те же предметы. Но каждый из них имеет и свои собственные индивидуальные отличия. За одним столом больше людей, чем за другим. На них разная пища, разная посуда, различная атмосфера. Но мы должны согласиться, что все столы в ресторане очень похожи. То же происходит и с тоналем. Можно сказать, что тональ времени – это то, что делает нас похожими, как похожи все столы в ресторане. В то же время каждый стол существует сам по себе, как и личный тональ каждого из нас. Однако следует помнить очень важную вещь: все, что мы знаем о нас самих и о нашем мире, находится на острове тоналя. Понимаешь, о чем я?
– Если тональ – это все, что мы знаем о нас самих и о нашем мире, то что же такое нагваль?
– Нагваль – это та часть нас, с которой мы вообще не имеем никакого дела.
– Прости, я не понял.
– Нагваль – это та часть нас, для которой нет никакого описания – ни слов, ни названий, ни чувств, ни знаний.
– Но это противоречие, дон Хуан. Мне кажется, если это нельзя почувствовать, описать или назвать, то оно просто не существует.
– Это противоречие существует только в твоем разуме. Я предупреждал тебя ранее, что ты выбьешься из сил, стараясь понять это.
– Не хочешь ли ты сказать, что нагваль – это ум?
– Нет, ум – это предмет на столе, ум – это часть тоналя. Скажем так, ум – это чилийский соус.
Он взял бутылку соуса и поставил ее передо мной.
– Может быть, нагваль – это душа?
– Нет, душа тоже на столе. Скажем, душа – это пепельница.
– Может, это мысли людей?
– Нет, мысли тоже на столе. Мысли – столовое серебро.
Он взял вилку и положил ее рядом с бутылкой соуса и пепельницей.
– Может, это состояние блаженства, небеса?
– И не это тоже. Это, чем бы оно ни было, часть тоналя. Это, скажем, бумажная салфетка.
Я продолжал перечислять всевозможные способы описания того, о чем он говорит: чистый интеллект, психика, энергия, жизненная сила, бессмертие, принцип жизни. Для всего, что я назвал, он находил на столе что-нибудь для сравнения и ставил это напротив меня, пока все предметы на столе не были собраны в одну кучу.
Дон Хуан, казалось, наслаждался бесконечно. Он посмеивался, потирая руки каждый раз, когда я высказывал очередное предположение.
– Может быть, нагваль – это Высшая Сущность, Всемогущий, Господь Бог? – спросил я.
– Нет, Бог тоже на столе. Скажем так, Бог – это скатерть.
Он сделал шутливый жест, как бы скомкав скатерть и положив ее передо мной к другим предметам.
– Но значит, по-твоему, Бога не существует?
– Нет, я не сказал этого. Я сказал только, что нагваль – не Бог, потому что Бог принадлежит нашему личному тоналю и тоналю нашего времени.
– В моем понимании, дон Хуан, Бог – это все. Разве мы не говорим об одной и той же вещи?
– Нет, Бог – это все-таки то, о чем мы можем думать, поэтому, правильно говоря, он только один из предметов на этом острове. Нельзя увидеть Бога по собственному желанию, о нем можно только говорить. Нагваль же всегда к услугам воина и его можно наблюдать, но о нем невозможно сказать словами.
– Если нагваль не является ни одной из тех вещей, которые я перечислил, то, может быть, ты сможешь сказать мне о его местоположении. Где он?
Дон Хуан сделал широкий жест и показал на пространство вокруг стола. Он провел рукой, как если бы ее тыльной стороной очистил воображаемую поверхность за краями стола.
– Нагваль – там, – сказал он. – Там, вокруг острова. Нагваль там, где обитает сила. Мы чувствуем с самого момента рождения, что есть две части нас самих. В момент рождения и некоторое время спустя мы являемся целиком нагвалем. Затем мы чувствуем, что для нормальной деятельности нам необходима противоположная часть того, что мы имеем. Тональ отсутствует, и это дает нам с самого начала ощущение неполноты. Затем тональ начинает развиваться и становится совершенно необходимым для нашего существования. Настолько необходимым, что затеняет сияние нагваля, захлестывает его. С момента, когда мы целиком становимся тоналем, в нас все возрастает наше старое ощущение неполноты, которое сопровождало нас с момента рождения. Оно постоянно напоминает нам, что есть еще и другая часть, которая дала бы нам целостность.
С того момента, как мы становимся целиком тоналем, мы начинаем составлять пары. Мы ощущаем две наши стороны, но всегда представляем их предметами тоналя. Мы говорим, что две наши части – душа и тело, или мысль и материя, или добро и зло, Бог и дьявол. Мы никогда не осознаем, что просто объединяем в пары вещи на одном и том же острове, как кофе и чай, хлеб и лепешки или чилийский соус и горчицу. Скажу я тебе, мы – странные животные. Нас унесло в сторону, но в своем безумии мы уверили себя, что все понимаем правильно.
Дон Хуан поднялся и обратился ко мне с видом оратора. Он ткнул в меня указательным пальцем и затряс головой.
– Человек мечется не между добром и злом, – сказал он патетически, схватив солонку и перечницу и потрясая ими, – его истинное движение – между отрицательным и положительным.
Он уронил солонку и перечницу и схватил нож и