Полигон - Сергей Кузнецов

Искать полумифического Харона, допустившего несколько лет назад преступное бездействие (по словам всегда раздражавшей меня Розы Карапетовны)... Да полно – жив ли он? А если жив – не заржет ли мне в лицо, не затрясет ли благообразной бороденкой: с ума ты соскочил, милейший Артем Александрович! Знать ничего не знаю, ведать не ведаю! Никакого Человека Равновесия никогда в глаза не видел, про какой-то там Выход сейчас от тебя впервые услышал... А что тебе там напел бомж Лесик, так по нему не одна психушка плачет, как говорится, «ищут пожарные, ищет милиция»... Он оттого и в бомжи подался, чтобы принудительно лечить не начали!

И вот тогда – все. Тупик. Это только в романах и фильмах все складно и логично. А в жизни как раз никто этого не обещал. Тем более – в моей нынешней жизни... Что тогда делать? Даже не застрелишься: патронов-то нет!

...В доме прямо передо мной, в неосвещенном подъезде, ногами на улицу лежал человек.

Я насмотрелся смертей за эти дни, и, решив не подходить, уже огибал дом, когда услышал, как человек застонал и пошевелился.

Да что же это такое?! Почему мне всегда больше всех надо?! Да пьяный он, оклемается и поползет к себе; квартира наверняка в этом доме... Но ноги уже несли меня назад, потому что я знал: он не пьяный, а я должен попытаться ему помочь.

Я присел над человеком. Это был довольно хорошо и дорого по нашим меркам одетый мужчина, немного моложе меня, темноволосый, с коркой запекшейся крови на полголовы. Было впечатление, что его сильно избили, потом чем-то тупым и тяжелым ударили по голове и бросили умирать.

Он протяжно застонал, согнул правую руку, попытался упереть ее в пол и приподняться... Бесполезно. Он затих; я с тоской огляделся. Как бы попытаться выяснить, кто он такой? Я осторожно и не с первого раза перевернул его на спину. Все лицо в крови, на левой скуле – огромный синяк. Я похлопал по карманам стильной кожаной куртки. Что-то есть...

Во внутреннем кармане оказался бумажник. В бумажнике, помимо денег в рублях и в валюте, кредитной карточки – удостоверение сотрудника московского еженедельника «Время» Алексея Мочильского. Замечательная веселая фамилия. Не тебя ли, дружок, искали в парке и на озерах наши доблестные бойцы? И кому в таком случае удалось до тебя добраться? Уж не бандитам – точно; те портмоне бы не оставили...

Я стоял и оглядывался в растерянности. Теперь, зная, кто он, и что он живой, уже не бросишь. На тащить назад к матери – далеко. Можем не дойти. И потом, не хочу подвергать ее риску; неизвестно, с какой степенью интенсивности его ищут, вдруг пойдут по квартирам?

И тут я вспомнил. Именно в доме, на пороге которого я нашел господина журналиста, живет мой бывший одноклассник и приятель по жизни Вася Бухло, Василий Алибабаевич, как мы прозвали его в детстве после выхода «Джентльменов удачи». Уже то, что у обоих великолепные «говорящие» фамилии, подсказывает мне: идти нужно к Васе.

Алексей Мочильский открыл глаза и почти твердо сказал:

– Положите... на место.

Я снова наклонился к нему.

– Ты идти можешь?

– Это... вряд ли, – сказал он. – Ног... не чувствую.

Я тащил его по лестницам на третий этаж, наверное, целую вечность. Еще столько же звонил и тарабанил в железную Васину дверь, за которой было темно и тихо (но за соседними дверями определенно возникло оживление, вызванное моим вторжением; дверь, правда, никто не открыл). Только не это. Никак нельзя, чтобы он уехал!

Мочильский сидел на полу, прислонившись к стене и свесив голову. Вот, дружок Алеша, мы с тобой попали!

Устав ломиться, я обессиленно уселся рядом. Идти с ним я никуда не мог, бросить его здесь – тоже.

– Вася, твою мать, – негромко сказал я, – куда ж ты свинтил, когда так нужен?!.

Очевидно, Вася стоял за дверью и слушал, потому что немедленно после этой фразы раздался глухой голос:

– Кто?

Я подскочил к двери и обрадованно заорал:

– Алибабаич, открывай! Это я, Артем!

Загремели засовы, дверь приоткрылась:

– Ты чего, офигел, в такую пору по гостям шляться?..

– Вася, помоги, – сказал я. – У меня тут раненый и... идти нам больше некуда.

Дверь открылась, Вася вышел: взъерошенный, опухший, в пижаме.

– Бредишь? Какой раненый?

Я кивнул на Мочильского. Тот поднял голову и сказал:

– Добрый вечер.

Вася Бухло, вопреки говорящей фамилии, спиртного в рот не брал, даже пива. А все потому, что был заядлым автомобилистом, «водилой от бога», и, кажется, даже в младенчестве первым его словом было не «мама», «папа» или «дай», а «би-би-ка». Он обожал хорошие машины и скорость. Еще в школе, в старших классах, начал принимать участие в ралли на картингах среди юниоров, много раз побеждал. С возрастом страсть к гонкам не прошла, но участвовать в них он стал гораздо реже: все потому, что несколько раз серьезно бился, а однажды чуть не погиб. В двух заездах соревновался с шоуменом и гонщиком Николаем Фоменко, фотография, на которой они стоят в обнимку и улыбаются, висит над камином в гостиной. «Ну, как „Секретовский“ композитор и автор текстов – он супер, – говорил Вася. – Шоумен неплохой, в смысле – телеведущий. А гоняю-то я не хуже...» Одно время Вася жил в Питере, работал в нелегальной фирмочке, перегонял иномарки из Финляндии и других европейских стран; в этом деле ему не было равных. Фирму накрыли, а Вася каким-то чудом выскочил. Он вернулся в город на «фольксвагене» самой последней модели того года, со всеми, как он говорил, «наворотами». Несколько раз, в период его безработицы и безденежья, я пытался пристроить Васю водителем в банк, его согласны были взять возить сразу председателя правления. Но Вася, поклонник «чистого искусства», не желал ставить свои таланты «на службу капиталу», к тому же считал, что перерос халдейскую должность водилы банкира.

Сейчас он – хозяин двух автосервисов «полного цикла» по иномаркам и машинам российского производства. Впрочем... сейчас – это до страшных событий, которые начали происходить в городе неделю назад.

– Эльку и дочерей я вывез, – говорил он, укладывая Мочильского на шикарном кожаном диване в гостиной. – Женщинам и детям оставаться в городе нельзя, когда такое творится...

– А сам?

– У меня бизнес. Куда ж я уеду. Правда... Вчера одну мастерскую сожгли, и зама моего, Кольку, покалечили. «Дикие байкеры», твари, ненавижу. Забросали бутылками с зажигательной смесью, а у меня ж там, ты знаешь, масла, краски... Сгорело – только в путь. Слава богу никто не погиб. Побудь с ним, я приготовлю компрессы, мазь...

Еще одной Васиной страстью было самолечение. Сказывались неудачные гоночные заезды. Все, как один, врачи в его понимании были коновалами (исключение составляла лишь моя мама, к которой Вася относился с почтением, граничащим с благоговением); лечиться предпочитал дома, для чего в его аптечке (которая занимала две стены в кладовке) были собраны все возможные и невозможные медикаменты, а отдельный шкаф в кабинете отдан под медицинские справочники. Вася зорко следил за новинками в этой области, выпускаемыми известными немецкими и швейцарскими фирмами, приобретал их по не самым дешевым ценам и очень гордился, что в его аптечке есть все, а его жена, которую он заставлял читать справочники и смотреть телепередачи по медицине (его телевизионным кумиром была доктор Елена Малышева), может защищать докторскую... по нескольким направлениям в медицине. «Васек, это фобия», – говорил я. «Невежи! – фиглярствовал он. – Придет день, и вы поймете...»