Откровенные рассказы странника духовному своему отцу - Автор Неизвестен

– Вот теперь видишь, что причина прочитанных тобою грехов есть леность к мышлению о духовных предметах, погашающая чувство самой потребности оного. Если ты желаешь узнать и средства к побеждению сего зла, то всемерно старайся о просвещении духовном, достигай его прилежным занятием словом Божиим, учением св. отцов – размышлениями и духовным советом или собеседованием с мудрыми о Христе. Ах, любезный брат, сколько бедствий встречаем мы от того, что ленимся просвещать душу нашу словом истины, не поучаемся в законе Господнем день и нощь и не молимся о том прилежно и неотступно! А от сего и внутренний человек наш и гладен, и хладен, и истощен, не имея силы к бодрственному шествию путем правды к спасению. Итак, чтобы воспользоваться сими средствами, решимся, возлюбленный сколько можно чаще наполнять ум свой размышлениями о предметах небесных, и любовь, излиянная свыше на сердца наша, разовьется и воспламенится в нас. Будем вместе с сим и, сколько можно, чаше молиться, ибо молитва есть главнейший способ и сильнейшее средство к нашему обновлению и преуспеянию. Будем молиться взывая так, как учит св. церковь: «Господи, сподоби мя ныне возлюбити Тя, якоже иногда возлюбих той самый грех!»

Со вниманием выслушав все это, я умиленно просил сего святого отца исповедывать меня и сподобить св. Христовых Таин. Итак на утро, удостоившись причащения, я хотел возвратиться в Киев с сим благодатным напутствием, но сей добрый мой отец, намереваясь идти на днях в Лавру, оставил меня на сие время в своей пустынной келлии, дабы я мог беспрепятственно предаться молитве в сем безмолвии. И подлинно, все эти дни я провел как бы на небе: по молитвам старца моего, я, недостойный, наслаждался совершенным успокоением. Молитва так легко и усладительно изливалась в сердце моем, что я в сие время, кажется, забыл о всем и о себе, – токмо и помышлял я о едином Иисусе Христе!

Наконец, духовник возвратился, и я просил его наставления и совета, куда бы теперь продолжать мне страннический путь мой. Он благословил меня так: «поди-ка ты в Почаев, поклонись там Чудотворной Стопе Пречистой Божией Матери, и Она направит стопы твоя на путь мирен». Так я, с верою принявши совет его, через три дня и пошел в Почаев.

Не без скуки шел я верст 200, ибо дорога пролегала через корчмы и слободы еврейские, и редко встречались христианские жилища. В одном хуторе увидел я русский христианский постоялый двор и, обрадовавшись ему, зашел туда переночевать и попросить на дорогу хлеба, ибо сухари мои подходили уже к концу. Здесь увидел я хозяина – старика, повидимому зажиточного, и услышал, что он одной со мной Орловской губернии. Как скоро вошел я в горницу, то первый вопрос его был: «какой ты веры?»

Я отвечал, что православной христианской.

– Какое у вас православие! – с усмешкой сказал он, "у вас православие-то только на языке, а в делах-то у вас басурманское поверье. Знаю, брат, вашу-то веру! Меня самого один ученый поп соблазнил было и ввел во искушение, и я пришел в вашу церковь, да, побывши полгода, опять возвратился в наше согласие. В вашу церковь соблазнительно придти: службу Божию дьячки кое-как бормочат и все с пропусками и беспонятицей; а певчие-то по селам не лучше, как в корчмах; а народ-то стоит, как попало – мужчины вместе с женщинами, во время службы разговаривают, вертятся по сторонам, оглядываются и ходят взад и вперед, так что не дадут спокойно и в тишине помолиться. Так что это за служба Божия? Это один только грех! А у нас-то как благочестиво служба-то: внятно, без пропуска, пение-то умилительно, да и народ то стоит тихо – мужчины особо, женщины особо, и все знают, где и какой поклон положить по уставу св. церкви. Именно, как придешь в нашу церковь, то чувствуешь, что на службу Божию пришел; а в вашу церковь пришедши, не образумишься, куда пришел: в храм или на базар!..

Слушая это, я понял, что сей старик старообрядец; но как говорил он правдоподобно, то я и не мог с ним спорить и обращать его, а только сам в себе подумал, что нельзя обращать старообрядцев к истинной церкви до тех пор, покуда у нас не исправится церковное богослужение и не покажет сему примера в особенности духовный чин. Старообрядец ничего внутреннего не знает, он опирается на наружности, а у нас-то и небрегут о ней.

Итак, я хотел отсюда уйти и вышел уже в сени, как неожиданно увидел в растворенную дверь в особой каморке человека, по виду не русского, лежавшего на кровати и читавшего книгу. Он поманил меня к себе и спросил, кто я такой. Я объявил ему. Вот он и начал говорить: «послушай, любезный, не согласишься ли мне, больному, послужить хоть неделю, покуда я при помощи Божией поправлюсь? Я грек, монах со Святой Афонской Горы, живший в России для сбора на обитель, и вот, возвращаясь к своему месту, сделался болен, так что и не могу ходить от боли ног, потому и нанял здесь сию квартиру. Не откажись, раб Божий! Я заплачу тебе».

– Не нужно мне никакой платы, я с усердием послужу Вам, чем могу, ради имени Божия. Я так при нем и остался. Много наслушался я от него о душеспасительных вещах. Рассказывал он о св. Афонской Горе, о великих там подвижниках и о многих отшельниках и затворниках. При нем было «Добротолюбие» на греческом языке и книга Исаака Сирина. Мы вместе читали и сличали славянский перевод Паисия Величковского с подлинником греческим, причем он отозвался, что нельзя точнее и вернее перевести с греческого, как переведено Паисием на славянский язык «Добротолюбие». Как я заметил, он беспрестанно молился и искусен был во внутренней молитве сердца (и чисто говорил по-русски), то и расспрашивал его по сему предмету. Он с охотою рассказывал о сем, и я слушал со вниманием, даже и записал многие слова его. Вот, например, он толковал о превосходстве и величии Иисусовой молитвы так:

– "Величие Иисусовой молитвы", говорил он, "открывает даже самая ее форма, которая состоит из двух частей: в первой из оных, т.е. Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, вводит разум в историю жизни Иисуса Христа или, как выражаются св. Отцы, «сокращает в себе все Евангелие», а во второй части, т.е. помилуй мя грешного, представляет историю нашей немощи и греховности. При сем замечательно, что нельзя премудрее, существеннее и отчетливее выразить желание и прошение бедной, грешной и смиренной души, как сим словом: помилуй мя! Всякое иное выражение не было бы так достаточно и полно, как сие. Например, если бы сказать: «прости мя!», «отпусти грехи!» «отпусти беззакония!» «изгладь преступления!» все это выражало бы одно токмо прошение об избавлении от наказания, вследствие страха робкой и нерадивой души. Но изречение помилуй мя изображает не одно токмо желание получить прощение, возбужденное страхом, но представляет и истинный вопль сыновней любви, надеющейся на милосердие Божие и смиренно сознающей свое бессилие к преломлению воли и духовному бодрствованию над собою; вопль о помиловании, т. е. милости, являемой в даровании духа силы от Бога, духа укрепляющего противостать искушениям и побеждать греховную наклонность. Подобно как должник-нищий просит милостивого заимодавца не токмо простить ему долг, но и подать еще милостыню, сжалившись над его крайней бедностью, сие глубокое изречение помилуй мя выражает, как бы так сказать: «Милостивый Господи! Прости мне грехи и помози исправить жизнь мою, разверзи в душе моей неленостное стремление к последованию Твоим повелениям, сотвори милость прощением содеянных грехов и обращением рассеянного ума, воли и сердца моего к Тебе Единому».

После сего, как я удивился мудрым речам его и благодарил за назидание грешной души моей, он и еще протолковал мне замечательную вещь.

– Если хочешь, сказал он, то я и еще расскажу тебе (и как-то назвал по ученому, ибо говорил, что учился в Академии Афинской) об интонации Иисусовой молитвы.

Вот смотри: многократно случалось мне слышать, как многие из богобоязненных христиан творят устную Иисусову молитву по заповеди слова Божия и преданию св. церкви и выполняют сие не токмо в домашнем молении, но и в храме Божием. Внимательно и с приятностью прислушиваясь к сему тихому произношению молитвы, можно ради душевной пользы заметить, что нота сего молитвенного гласа у многих бывает различна, а именно: иные, возвышая тон на самом первом слове молитвы, т. е. сказав Господи, все прочие слова доканчивают с понижением голоса и единообразно. Другие, начиная молитву низшим тоном, возвышают его на середине молитвы, т. е. на слове Иисусе, и делая восклицание, прочие слова опять доканчивают с понижением тона так, как начали. Иные, начав и продолжая предшествовавшие слова молитвы низким однообразным тоном, на последнем слове, т. е. помилуй мя, возвышают тон с восхищением. А некоторые, произнося всю полную молитву, т. е. Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного, делают повышение на одном только слове – Сыне Божий.