Миссионерский кризис православия - Андрей Вячеславович Кураев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть такая странная вещь — конфессиональная слепота. У каждой конфессии свои бельма на глазах — места в Библии, которые эта конфессия не замечает и не вдохновляется ими.
Протестанты, например, полагают, что достаточно Библии, а церковные традиции излишни. И потому оказываются слепы к словам апостола Павла о преданиях, которым мы научены (см.: 2 Фес. 2,15). Протестанты отрицают иконы, а потому не замечают в Библии же рассказ о том, что Господь повелел Моисею сделать из золота двух херувимов (см.: Исх. 25,18).
Католики не замечают, что слова апостола о том, что на нем лежит забота о всех церквах (см.: 2 Кор. 11,28), сказаны Павлом, а не Петром, и потому глобалистские претензии Петровой, Римской Церкви необоснованны[242].
А православные не помнят слов Христа: убеди придти (Лк. 14, 23). Это в притче о званых на царский пир[243] господин говорит слуге: «Вот собери бомжей с улиц и понуди их внити сюда». В отличие от русского перевода, латинское слово compellere несет в себе оттенок понуждения. Греческий оригинал, в котором нетрудно расслышать знакомый нам всем термин «ананкэ» (судьба, необходимость), также несет в себе привкус активного воздействия. Тот же глагол стоит в греческом тексте Деян. 26,11: «И по всем синагогам я многократно мучил их и принуждал хулить Иисуса» — и в Деян. 28,19: «Я принужден был потребовать суда у кесаря». Церковнославянский перевод иногда звучал — «понуди внити»[244].
Ну как это совместить с модной ныне церковной присказкой: «Кого надо, Господь Сам приведет»?[245]
Выходит, Господь Сам должен пойти на улицу. Мы же подождем во дворце, когда Царь подведет к нам тех, кого Он найдет снаружи. И в самом деле — не пачкать же нам свои рясы уличной грязью, а наши благоуветливые уста уличным языком!
И вот такого сорта апология собственной бездарности и лености считается благочестивым рассуждением. Как хорошо, что апостолы не были похожи на нынешних отцов благочинных! Если бы апостолы жили по этому благочинному принципу («кого надо — Господь Сам приведет»), то они ограничили бы свою проповедь узким кружком спонсоров, наладили бы добрые кумовские отношения с местной администрацией, построили бы два десятка храмов с золотыми куполами. И сидели бы, ждали, когда придет кто-нибудь, желающий совершить требу.
На этом история христианства и кончилась бы. Ибо христианство несовместимо с язычеством не на уровне треб, а на уровне проповеди, философии. Наши требы нравятся всем. Все колдуньи приходят за крещенской водичкой. Даже атеисты приходят венчаться. Язычникам не нравится наша философия. Язычников царапала апостольская проповедь. А если бы проповеди не было — не было бы и конфликта Церкви и империи. И вместе они мирно бы стухли в общеязыческом болоте.
Наша Церковь должна ощущать себя апостольской не только по своему происхождению, но и по своему призванию. Христос завершает Свою земную проповедь призывом: идите и учите все народы[246]. Он не сказал: «Сидите на приходе в ожидании дохода!»
Уже давно православная жизнь болеет психологическим монофизитством в понимании миссионерства, считая его делом исключительно Божиим.
И все же не ангелы разносят Евангелие по земле. В «Луге духовном» есть редкий в нашей традиции антимонофизитский, синергийный рассказ о миссии. Там повествуется о святом старце, который совершал литургию с употреблением еретического Символа веры, но в сослужении ангелов. Встретив возражение со стороны православного, старец спросил ангелов, почему они сами не предупредили его об опасности. «Бог так устроил, чтобы люди были исправляемы людьми же», — был ему ответ[247].
Можно вспомнить и другую дивную монашескую историю. Некий старец пришел в гору Синайскую и услышал жалобу тамошнего монаха: мы скорбим, авва, о бездожии. Старец говорит ему: почему не молитесь и не призываете Бога? Брат сказал ему: и молитву творим и прошение, — но нет дождя. Старец говорит: почему же не молитесь с усилием? Хочешь ли знать, что это такое? Встанем на молитву. И, простерши на небо руки, помолился, — и тотчас сошел дождь (см.: Древний патерик, 12,17).
Вот он, ясный критерий разграничения Божия и человеческого соучастия в синергии: по твоей молитве идет дождь — значит, ты молитвенник, не оставляй ни на минуту этого твоего чудотворного делания. А коли дождя на твои молитвы нет — нечего придуриваться, бери ведро и таскай воду.
Так и в проповеди. Если твои глаза не пробуждают в людях немедленного желания молиться вместе с тобой, придется идти долгим путем человеческого объяснения. Путем диалога. И поистине — как призывать Того, в Кого не уверовали? как веровать в Того, о Ком не слыхали? как слышать без проповедующего? (Рим. 10,14).
Есть евангельский эпизод, очень многое говорящий о соотношении действия Божия и усилий человеческих. Это концовка Евангелия от Иоанна[248]. Апостолы безуспешно ловят рыбу на Тивериадском море, а воскресший Иисус является им и спрашивает: есть ли у вас что снедное? Апостолы признаются в неудаче: нет. И тогда с берега Христос говорит апостолам, которые были метрах в шестидесяти от берега: закиньте сеть. Они бросают и вытаскивают полные сети. И вот лодка, перегруженная этими рыбами, плывет к берегу… И что же — достигнув берега, они начинают чистить рыбу и жарить ее? Нет! Оказывается, ужин уже готов. Вот что удивительно в этом евангельском рассказе. С одной стороны, Господь сотворил чудо. Он Сам дал апостолам рыбу, как некогда Он Сам умножал хлеба. Но Он не просто накормил апостолов без их труда. Он сказал: «Вы сначала пойдите и потрудитесь…»
Итак, человеческое усилие, стремящееся добиться понимания, должно быть у миссионеров (хотя на него и не стоит чрезмерно полагаться).
Есть интересная новизна евангельского текста в сравнении с ветхозаветным. В Евангелии сказано: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим» (Мф. 22,37). Вроде бы это цитата из ветхозаветного Писания — Втор. 6,5: «и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими». Но есть нюанс: там, где Ветхий Завет говорит о силе, Евангелие говорит о разуме. Значит, мы должны использовать и этот Божий