Советский полпред сообщает… - Михаил Черноусов

«Французы, – отметил про себя Потемкин, – кажется, настроены более покладисто. Оно и понятно – угроза Франции сейчас более реальна. Но не слишком ли они оптимистичны? Стрэнг – большой специалист по части формы, но какое он будет вкладывать в нее содержание?»

В другой телеграмме Суриц докладывал:

Никто здесь не допускает даже мысли, что переговоры с нами могут сорваться и не привести к соглашению. Никогда я еще не наблюдал такого всеобщего признания наших сил, такого взлета нашего престижа и вместе с тем сознания, «что без СССР ничего не выйдет». Все недоумевают, почему заключение «необходимого для всех соглашения» так затягивается. Характерно, что вину за это не возлагают уже на нас. Чаще всего обвиняют англичан.

…Стрэнг был безукоризненно точен – ровно в час он появился в кабинете Потемкина. Предстояла одна из многих бесед, которые велись параллельно с официальными переговорами. Потемкин попросил секретаря принести чай, они сели в удобные кожаные кресла возле небольшого столика.

– Господин Стрэнг, – начал Потемкин, – нам кажется, что переговоры о пакте затягиваются, причем затягиваются недопустимо. В чем, по-вашему, причина этого?

– Думаю, дело в том, что ваше правительство ведет их недостаточно гибко, вы практически не идете на уступки. Мы же делаем уступку за уступкой, не получая никакой компенсации. Например, мы ведь согласились на ваше предложение включить в список гарантируемых пактом государств Прибалтийские страны.

– Но при этом вы сделали оговорку: обязательства в отношении Прибалтийских стран не распространяются на случай косвенной агрессии – а именно так были захвачены Австрия и часть Чехословакии, оставшаяся после Мюнхена. Ваши же гарантии Польше распространяются на случай и прямой, и косвенной агрессии.

– Ну что ж, над этим надо подумать. Но постепенное сближение позиций требует уступки за уступку.

– Господин Стрэнг, во-первых, позвольте вам напомнить – мы сейчас беседуем в Наркомате иностранных дел, а не в Наркомате внешней торговли. Во-вторых, мы с самого начала предложили минимум, который позволит обеспечить мир в Европе. Когда дело касается войны и мира, торговаться неуместно. В деталях мы готовы пойти навстречу – и мы можем согласиться, например, перенести перечень гарантируемых стран в секретный протокол, поскольку вы на этом настаиваете. Но это не изменит существа пакта. В принципе же требовать компенсации за мир, который вам нужен так же, как и нам, – более чем странно.

– У нас различный подход к переговорам.

– К сожалению. И все же мы обязаны договориться. Я должен заметить, что англо-французская сторона затрачивает на подготовку ответов на наши предложения в четыре-пять раз больше времени, чем мы. Переговоры тянутся уже больше двух месяцев. И это в тот момент, когда счет идет на недели, если не на дни.

– Мы придаем большое значение четкости и точности формулировок, – ответил Стрэнг. – Поэтому иногда происходят задержки.

– Наша позиция изложена предельно четко. И ответственность за затяжку переговоров целиком ложится на англо-французскую сторону. Нам остается лишь догадываться о целях вашей тактики. Мы располагаем сведениями о тех действиях, которые вы ведете за нашей спиной, прикрываясь разговорами о нашей неуступчивости.

– Вы слишком подозрительны, господин Потемкин. Наша общая цель – мир в Европе.

– Почему же вы осложняете, в таком случае, переговоры надуманными причинами? То вы пытаетесь навязать нам неравноправный договор, то втягиваете в дискуссии об определении агрессии. Кстати, французы готовы согласиться с нашей формулой.

– Мы действительно настаиваем на выработке определения агрессии – это вопрос немаловажный. Но в вашей формуле есть нюансы, которые требуют уточнения.

– Хорошо, давайте уточнять, но скорее. Сегодня утром Геббельс прибыл в Данциг и заявил, что приближается время, когда этот город станет частью Германии.

Стрэнг об этом еще не слышал, неожиданное сообщение Потемкина выбило его на мгновение из равновесия.

– Это, кажется, уже очень серьезно.

– Лорд Галифакс на днях сказал нашему полпреду, что к ежегодному нюрнбергскому съезду национал-социалистов в сентябре Гитлер попытается решить проблему Данцига.

– Наша страна, как и Франция, связана с Польшей договорными обязательствами, – с оттенком гордости произнес Стрэнг.

– Связаны. А мы, между прочим, не связаны.

Стрэнг с беспокойством следил за словами Потемкина.

– Таким образом, вы будете втянутыми в войну первыми. Если, конечно, выполните свои обязательства. Мы предлагаем вам единственно реальную основу для нашей общей безопасности.

– Я делаю все от меня зависящее, господин Потемкин.

– Тогда давайте совместными усилиями как можно скорее заключим пакт и одновременно военную конвенцию.

– О нет, господин Потемкин. Это две разные вещи. Я знаю позицию вашего правительства о единстве пакта и военной конвенции. Но мне поручили заниматься только пактом. Военная конвенция – дело военных, ее выработка займет слишком много времени. А нам надо спешить, как вы сами отметили.

– Но что такое пакт без военной конвенции?

– Пока у меня нет других инструкций, – развел руками Стрэнг.

…В этот день друг Чемберлена, министр авиации Кингсли Вуд, спросил премьера:

– Что нового с переговорами?

– Я все еще не потерял надежды, что мне удастся избежать подписания этого несчастного пакта.

Неделю спустя одна за другой в НКИД придут телеграммы полпредов из Парижа и Лондона. Суриц сообщит:

Вчера на приеме генерал Гамелен сказал мне, что согласно сведениям, поступающим от военных агентов, в частности от военного агента в Берлине, скоро можно ожидать выступления Германии против Польши. Военные мероприятия последних дней (маневры на линии Зигфрида и сосредоточение крупных сил в Словакии и Данциге) придают этой информации особую весомость и правдоподобность. Генерал Гамелен уверен, что японские мероприятия на Дальнем Востоке не случайно совпали с военными приготовлениями Берлина.

Майский телеграфирует:

Лорд Бивербрук, который до сих пор всегда утверждал, что разговоры о близости войны несерьезны, вчера говорил мне, что сейчас изменил свое мнение. На основании всей имеющейся в его распоряжении информации Бивербрук пришел к выводу, что война, вероятно, начнется нынешней осенью. По его утверждению, Германия производит в настоящий момент все необходимые приготовления. В августе мобилизация германской армии будет закончена, и кризис начнется с Данцига.

А тем временем Стрэнг, в соответствии с полученными в Лондоне инструкциями, будет изучать вопрос о том, как затянуть переговоры. В письме в Лондон от 20 июля он проанализирует имеющиеся возможности:

Мы могли бы принять советскую точку зрения о неотделимости политического и военного соглашений и разойтись в отношении косвенной агрессии. Или же мы могли бы принять советское определение косвенной агрессии и разойтись в отношении статьи об одновременном вступлении в силу политического и военного соглашений. Или мы могли бы не принять ни того, ни другого и разойтись в отношении обоих вопросов. Переговоры о военной конвенции могут тянуться месяцами и не дать результатов. Будет ли продолжение этой неопределенной ситуации лучше для нас, нежели окончательный срыв переговоров сейчас, – это вопрос большой политики, но я думаю, что это будет лучше. Срыв переговоров может встретить отрицательное отношение. Он подтолкнет немцев к действиям. Он может вынудить Советский Союз стать на путь изоляции или компромисса с Германией. С другой стороны, сам факт ведения военных переговоров, хотя и не дающих немедленных конкретных результатов, будет, вероятно, все же беспокоить Гитлера. Будет также менее вероятным, что Россия останется нейтральной.

С конца 1938 года и до самого начала второй мировой войны Англия вела тайные переговоры с Германией по различным каналам с целью достижения широкого соглашения о переделе мира. В таком соглашении были заинтересованы крупнейшие германские и английские монополии. Империалистическую сделку с Германией Лондон был готов оплатить отказом от гарантий независимости Польши и других стран Европы, срывом переговоров с СССР и даже предательством Франции. Переговоры проходили по инициативе британского правительства, которое, по словам Чемберлена, считало: единственное решение европейской проблемы возможно лишь по линии Берлин – Лондон. Целью Гитлера на этих переговорах было создание «священного европейского союза» с участием Англии и Франции против СССР.

Лондон, четверг, 20 июля 1939 года

Хорас Вильсон в своей скромной рабочей комнате на Даунинг-стрит, 10, смежной с кабинетом премьер-министра, принимал старого знакомого – чиновника по особым поручениям при Геринге Гельмута Вольтата. Они были знакомы с 1934 года. Вольтат прибыл вчера на конференцию по китобойному промыслу. Во время такой же конференции в июне прошлого года они встречались и подолгу беседовали. Еще тогда Вильсон предложил Вольтату расширить англо-германское сотрудничество, урегулировать колониальный вопрос и согласился признать экономическое господство Германии в Северной, Восточной и Юго-Восточной Европе. Вильсон всячески старался убедить Вольтата – зная, что это быстро дойдет до Геринга и Гитлера, – в слабости России и выгодности нападения на нее Германии. Кроме того, он дал тогда понять Берлину через Вольтата, что Англия не будет возражать против присоединения Судетской области к рейху.