Пояс Богородицы - Роберт Святополк-Мирский

Потому он привез их сюда из Новгорода и теперь вместе с ними поехал в Медынь открывать и завоевывать новые торговые пространства.

В провожатые с ними поехал новый родственник — брат-близнец зятя — Гаврилко, которого отец, Клим Неверов, командующий гарнизоном Медведевки, по такому случаю отпустил, назначив в караульную охрану Кузю Ефремова.

В течение первых нескольких недель деятельный купец Манин обследовал все близлежащие городки, не забыв представиться в Боровске великокняжескому наместнику Образцу, который, несмотря на огромную занятость подготовкой войска к отражению осеннего нашествия Ахмата, нашел тем не менее несколько минут для купца. Манин, разумеется, не упустил случая первым делом деликатно заметить, что он имеет удовольствие лично знать некоего славного воина и героя Ливонской войны, который всегда восторженно отзывается о воеводе Образце, особенно ценит подаренный ему воеводой щит ливонского магистра, с которым и совершил большинство своих подвигов.

Воевода Образец не показался особенно польщенным, странно хмыкнул, несколько туманно выразившись в том смысле, что к силе всегда неплохо бы иметь еще кое-что, — купец Манин намека не понял, но тем не менее воевода, торопясь встречать прибывающие московские полки, подписал ему разрешение на торговлю в окрестностях и на проезд в соседнее княжество через паром на землях Преображенского монастыря. Затем он раздраженно постучал пальцами по столу и, согласно своему нраву, коротко и резко заявил:

— Все! Уходить! Торговать! Будут притеснять — жаловаться мне!

Так Онуфрий Манин из подозрительного новгородского купца мгновенно превратился в добропорядочного московита, вне всяких подозрений — провинциального купца угорского, имеющего законное право торговать по обе стороны границы в бассейне реки Угры.

Осталось навсегда неизвестным, было ли все это результатом мудрости и дальновидности Манина или просто случайностью, связанной с его глубокой любовью к дочери, да только вышло так, что большинство новгородских купцов, знакомых и приятелей Манина попали в настоящую беду после перехода Новгорода под московское владычество: у некоторых отняли все имущество, других, обобрав до нитки, вывезли из города и расселили по северным холодным окраинам, а третьим просто отрубили головы по одной очень популярной в то время статье обвинения — «тянули Новгород к литовской стороне>.

А вот у Малина все вышло по-другому.

Он очень быстро наладил продажу превосходного медынского продукта на ту сторону — в Великое Литовское княжество, где его в больших количествах стали особенно охотно покупать знатные, многочисленные, хоть и не очень богатые землями, православные князья так называемых верховских княжеств — Мосальские, Серпейские, Воротынские, Одоевские и Белевские.

А весь фокус был в том, что в Литовском княжестве существовали введенные отдельными местными властями порядки, которые требовали высоких пошлин за применение меда для изготовления недавно открытого, благодаря усилиям некоторых алхимиков, очень крепкого напитка, которому даже названия еще не придумали, но который стал очень быстро распространяться на землях, где жил народ, издревле именующий себя „Русью“.

Должно быть, живы были в народной памяти слова Святого князя Владимира-Крестителя: „Веселие Руси есть пити — без этого не можем быти!“

Вот ведь как! Не сказал князь Владимир, что, мол, без этого ЖИТЬ не можем, а прямо так — на века взял да и отрезал. БЫТЬ не можем…

Похоже, что великий киевский князь не ошибся, а купец Манин вдруг смутно ощутил, что он стоит на пороге какого-то не виданного по масштабам прибыли предприятия, но еще не мог учуять, где собака зарыта.

Пройдет некоторое время, прежде чем наблюдения, мысли и факты сплетутся в единое целое, прежде чем осенит кого-то гениальная идея о том, что мед-то, с которого все начиналось, и не нужен вовсе, а достаточно простого, повсюду растущего зерна — вот тогда-то и расцветет в руках купца Манина, одного из многочисленных, забытых историей первооткрывателей, то самое грандиозное дьявольское дело, которое с того времени на много веков станет едва ли не самым прибыльным во всем мире…

Ну, впрочем, может быть, вторым после войны — история не дает прямого ответа на этот вопрос…

Однако все это случится еще не скоро, а пока что Онуфрия Карповича тревожила одна проблема, которая никак не хотела решаться.

С медом все было в порядке — он дешево покупался в Медыни, дорого продавался за Угрой, но вот с обратным товаром, ну с тем, который хорошо было бы на той стороне покупать дешево, а на этой продавать дорого, долго ничего не получалось.

Незаметно пролетело лето, приближалась осень, войска Великого Московского княжества, стягиваясь десятками тысяч со всех концов, занимали рубежи по берегам Оки, куда обычно выходили ордынцы, когда шли за данью, но туг, на Угре, летала паутина бабьего лета и все дышало осенней тишиной, миром и покоем.

За это время купец Манин совершил уже три поездки через границу и обратно, а также приобрел постоянных покупателей совсем недалеко от дома, хоть и за рубежом, в чем, надо сказать, очень помог ему Леваш Копыто, с которым они быстро сошлись.

Благодаря своей любви к застолью и шумным многолюдным гулянкам Леваш уже давно находился в близкой дружбе со всеми своими соседями, как когда-то, давая ему эту землю, настоятельно советовал князь Федор Бельский. Причем весельчак, гуляка и пьяница Леваш был одинаково дружен как с местной знатью — князьями и магнатами, так и с небогатой шляхтой — простыми дворянами — владельцами усадеб, наподобие Синего Лога или Бартеневки.

Благодаря этому Леваш поставлял Манину клиентов и даже давал своих людей для охраны латинского каравана, пока он находился на территории Великого Литовского княжества.

Манин в благодарность всегда презентовал ему бочонок самого лучшего медынского продукта, что неизменно приводило Леваша в восторг, так что каждый переезд через рубеж туда или обратно сопровождался застольем в Синем Логе.

Вот и сейчас, теплым сентябрьским днем, Манин, возвращаясь из небольшого городка Серенска и двигаясь в сторону Воротынска, чтобы объехать непроходимые болота и выйти на берег Угры при ее впадении в Оку, откуда до Синего Лога оставалось каких-то два-три дня пути, уже предвкушал такое очередное застолье.

Манину недавно исполнилось сорок пять лет, здоровья был он крепкого, росту высокого, да и весил пудов восемь, отчего мог составить Левашу неплохую компанию за столом. Леваш не уставал повторять всем, что вот наконец-то теперь и на московской стороне появился достойный его меры веса и аппетита приятель для дружеской беседы.