Если завтра случится - Анна Джолос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Выпей, — протягивает мне кружку с водой, и я жадно приникаю к ней разбитыми губами. Жажда замучила.
— Дань, пойдём в комнату, тебе нужно лечь, — предлагает, зябко поёжившись.
Замёрзла.
Сколько сидит тут со мной? Давно?
— Долго… я был в отключке?
— Не знаю. Я… Я… Я чуть было не решила, что ты умер.
Честно говоря, в какой-то момент мне показалось, что Егор на такой исход и рассчитывает. В моей жизни бывало всякое. Случались и ожесточённые драки, но вот пожалуй, даже враги не проявляли подобную жестокость. Могу понять его злость, но оправдать и принять его ярость — нет.
— Дань…
Продышавшись, поднимаюсь, опираясь ладонью о стену.
— Аккуратно. Обопрись на меня второй рукой, — вытирает рукавом свитера мокрое от слёз лицо.
— Не надо, я дойду, — отказываюсь от её помощи. Ну куда ей тащить меня? Она сама всё ещё слаба после произошедшего с ней приступа.
Медленно, но добираюсь-таки до маленькой комнаты, которую мы с Настей попытались сегодня покинуть.
— Присядь, я сейчас принесу аптечку, — направляется в душевую. Хлопает дверцами шкафчика, а я приземляюсь на кровать и, завалившись на подушку, испускаю сдавленный стон.
Капец, как болит правый бок.
— Сейчас, — Настя, вернувшаяся в комнату, садится рядом со мной, придвигает стул и ставит на него тарелку со свечой, установленной в банку. — У тебя всё лицо в крови, Дань, — непроизвольно морщится, внимательно меня разглядывая.
Я в свою очередь, замечаю потемневший синяк на её скуле, и нутро словно кипятком ошпаривают. Вспоминаю, что Егор посмел ударить её, и такая злость лютая берёт! Ладно я, но она…
Отец не учил нас этому. Он всегда говорил, что мужчина, поднявший руку на женщину, — не мужчина, а жалкое его подобие. И я с ним абсолютно согласен.
— Наверное, будет щипать, Дань, — предупреждает, смачивая тканевый бинт перекисью, купленной мною в аптеке на всякий пожарный.
Кто ж знал, что этот «пожарный» будет выглядеть именно так.
— Больно?
— Нет.
— Нос распух, — констатирует, наклонившись ближе ко мне. — Что, если там перелом? — хмурит брови.
— Вроде нет.
— Вроде? Ты не врач, я тоже. Бровь рассечена. Скула. И губа. На тебе живого места нет, Даня, — её глаза… Глаза, которые мне так часто снились, блестят от слёз и смотрят на меня с тревогой.
— Насть… — перехватываю её ледяные пальцы своими, сжимаю в ладони. — Прости меня…
Знаю, довольно глупо просить у неё прощения, но меня буквально разрывает от осознания того, что я наделал. Я мог остановить своего брата. Я мог хотя бы предпринять чёртову попытку! Отговорить его. Помешать ему. Да в конце-концов, анонимно предупредить губернатора о том, что планируется похищение.
Чем я думал? Почему месть затмила разум и здравый смысл? Зачем повёлся и согласился на участие в этой опасной авантюре?
— Он записал видеоролик…
— Видеоролик? — напрягаюсь, когда Настя это произносит, потому что в памяти сразу же всплывает тот, предыдущий, в котором она танцевала на стёклах.
Ещё один поступок Егора, который меня ужаснул.
— Сумма выкупа — миллион долларов.
— Сколько? — удивлённо на неё смотрю. Мне была озвучена совсем иная сумма. И она была куда скромнее этой.
— Он больше не придёт, да, Дань? — спрашивает она шёпотом.
Её потухший взгляд выражает бесконечную грусть и отчаяние, вкупе с безысходностью и принятием.
— Придёт. По крайней мере, за тобой точно, — выдаю уверенно, хотя на самом деле я уже ни в чём не уверен.
— Даже если так, живой мне отсюда не выйти. Я видела ваши лица, знаю ваши имена.
— Плевать на это.
— Он сказал, что есть два варианта, — её голос дрожит и вибрирует. — Или он убьёт нас здесь, чтобы смерть была быстрой, — шмыгает носом. — Или оставит умирать медленно. Мне кажется, он больше не появится здесь, Дань. Ключей у нас нет. Мы глубоко в земле. Нам ни за что отсюда не выбраться, — подытоживает, сникнув.
— Настя…
— Что это за место, можешь сказать? — перебивает она. — Агрессивный сказал, что этого бомбоубежища нет на карте.
— Его действительно нет.
— Так где же мы, Даня? — ждёт ответа, испытующе глядя на меня.
Вздохнув, снова откидываю голову на подушку и устремляю взгляд в потолок.
Какой смысл скрывать от неё правду?
— Мой дед его построил, — говорю, как есть.
— Твой родной дед? — переспрашивает изумлённо.
— Да.
Похоже, она ожидала услышать всё, что угодно, но явно не это.
— Зачем…?
— Он верил в то, что наступит время ядерного взрыва.
— Что?
— Сперва этот секретный объект строился для какого-то высокопоставленного генерала, но потом он вдруг резко скомандовал сменить локацию. Строительство приостановилось на годы, а потом уже позже дед…
— Решил закончить начатое.
— Да.
— То есть… он на полном серьёзе собирался перебраться сюда с семьей в случае какого-то… апокалипсиса?
— Так и есть.
— Но получается, что кто-то знает про этот бункер?
— Если кто и знал тучу лет назад, то сейчас вряд ли они живы. Да и потом, говорю же, объект секретный, Наверняка был подписан документ о неразглашении.
— Раньше ты говорил, что твой дед был смотрителем маяка.
— Да, это уже после службы в военном комиссариате.
— Ясно.
— Насть, мне искренне жаль, что ты здесь.
Я не лгу. Я по-настоящему раскаиваюсь и, клянусь, готов пойти на всё, лишь бы только исправить ошибки, которые совершил.
— Погоди. Дед… А Егор этот… Он твой брат? — догадывается внезапно. — В детстве ты много про него рассказывал. Да. Я вспомнила это имя.
***
Как уснул, не помню.
Открыв глаза, снова обнаруживаю рядом с собой Настю. Она тихо сопит, пристроившись с краю. Судя по всему, тоже спать легла ненамеренно, ведь в банке горит новая свеча, а это значит, что её недавно заменили. Боится ж ведь темноты до ужаса.
Пользуясь случаем, внимательно разглядываю девчонку, лежащую в нескольких сантиметрах от меня.
Красивая.
Когда выступает на сцене — особенно, но даже сейчас… измученная, изнурённая, в свете последних событий, она выглядит как самое прекрасное существо на свете. Маленькая, худенькая, хрупкая, беззащитная.
Чем дольше смотрю на неё, тем сильнее ощущаю свою вину перед ней. Только что теперь толку сожалеть о содеянном? Единственный вариант — вызволить её отсюда любыми путями. И начать искать решение нужно вот с этой самой минуты.
Сжав челюсти, морщусь от боли и осторожно встаю.
Жесть.
Тело и внутренние органы болят конкретно. Состояние по-прежнему оставляет желать лучшего. По мне будто поезд проехал.
Беру одну из двух свеч, оставшихся в упаковке. Поджигаю от горящей и тихо выхожу из комнаты.
Думай, Даня, думай.
Итак,
