Избранные произведения. Т.3. Между-Мир: Между-Мир. Внутри себя - Алан Фостер

Фуркоты, изнемогающие без своих умерших хозяев, это она еще могла понять. Но что касается человека, который умирает от тоски по своему животному, здесь Кохома, возможно, был прав, думала Логан. Одна только необходимость физического выживания задержала людей Борна на пути интеллектуального развития. Многие понятия этих людей и их привычки свидетельствовали о расстройстве психики. Одна из мыслей, которая не давала покоя ее мозгу, требовала разъяснения.

— Ты сказал, мужчины и женщины, — прошептала она, устремив взгляд вниз. — Существуют ли сексуальные контакты между фуркотами и людьми? — Борн, казалось, не знал, что ей ответить. — Ты ведь знаешь, — уточнила Логан, — между фуркотами женского и мужского рода, между самцами и самками? Руума-Хум — это самка?

— Я не знаю, — с отсутствующим видом ответил Борн, поглощенный церемонией, которая происходила внизу. — Я никогда не спрашивал.

Казалось, что с его стороны разговор был окончен. Но это еще больше разожгло любопытство Логан и побудило ее продолжать задавать вопросы.

— И фуркот Лостинга. Он женского рода?

— Я не знаю. Иногда мы зовем его «он», иногда «она». Это не имеет значения для фуркота. Фуркот имеет много собратьев, и для него не важен пол.

— Борн, а как ты определяешь, какого рода фуркот: женского или мужского?

— Кто его знает? Да какая разница? — Надоедливые вопросы этой женщины стали раздражать Борна.

— Видел Ли кто-нибудь, чтобы фуркоты спаривались? — не отставала Логан.

— Я не видел. Я не могу утверждать, может быть, кто-то и видел. Я никогда не слышал, чтобы об этом говорили, и у меня тоже нет желания об этом говорить.

Неожиданно эта мысль отошла на второй план. Чувствовалось, что сейчас не место и не время обсуждать это. Внимание Логан снова было направлено на то, что происходило внизу.

— А что они сейчас делают, Борн?

На тела, лежащие в расщелине, были навалены листья, чернозем, засохшие ветки и суккуленты.

— Кир, конечно, должен быть надежно защищен от хищников, — произнес Борн.

— Естественно, — одобрительно согласился Кохома, — масла ускоряют биологическое разложение, в то же время делая незаметным запах от продуктов распада.

Они внимательно наблюдали за процедурой погребения. Со всех сторон доносились монотонные звуки, странные и не похожие на песнопение. Ридер несколько раз провел рукой над доверху наполненной и крепко утрамбованной расщелиной, сделал один поклон, затем повернулся и пошел к другой ветке, которая была немного повыше. Остальные последовали за ним. В эту ночь у братьев Борна было много таких погребений.

Последующая часть погребения стала скучной. Промокшие до костей Кохома и Логан, чтобы согреться, решили использовать факелы, которые горели очень слабо, но не погасали, несмотря на непрекращающийся дождь.

Факелы из медленно горящей сухой древесины были потушены, и затем смешаны с зажигающей пыльцой, которая повсюду была в изобилии. Лист какого-то растения был испещрен дырками и вычищен от мякоти, которой он был наполнен внутри. Таким образом, осталась твердая оболочка сферической формы около тридцати сантиметров в диаметре. Затем сферу надели на верх факела, предварительно проделав в ней маленькую дырку. С помощью этой дырки можно было зажечь порошок, а затем и дерево, в то же время обеспечивая выход для дыма и сажи, хотя, казалось, дерево горело без дыма. Крепкое волокно листа хорошо сопротивлялось жаре и пламени. Получилось нечто вроде обогреваемого зонта.

Процессия извивалась во влажной темноте, похожая на поющую, светящуюся змею с переливчатыми желто-зелеными пятнышками. Все, кто был в состоянии идти, начиная с маленьких детей и кончая такими стариками, как Сэнд, собрались вместе в этой изгибающейся спиралевидной колонне. Никто не жаловался, никто не возражал, когда колонна стала подниматься вверх, никому не хотелось отдохнуть или вернуться назад.

Вдруг что-то с сильным грохотом вышло из леса. Страшный звук прорывался через обычные и мягкие успокаивающие звуки дождя. Борн подошел к Логан и Кохоме.

— Оставайтесь здесь с колонной. Что бы ни случилось, поддерживайте огонь.

— Почему? — начала Логан, но Борн уже ушел. Его поглотило зеленое хлорофилловое море. Шестилапая масса фуркота последовала за ним.

Великаны ждали вместе с другими под дождем. Вверху над колонной и справа раздавался сильный грохот и стон. Стон становился выше, превращаясь в визгливый, гортанный смех. Он поднялся и превратился в оглушительные крики. Звук прервался бульканьем.

Что-то массивное и далекое двигалось справа, сокрушая по пути ветки и разрывая виноградную лозу. Свет от факелов едва освещал пространство.

И ни у кого из колонны не появилось желания рассмотреть поближе громадные передвигающиеся где-то поблизости очертания.

Грохот слабел, становился тише, как будто гигантская масса пропала в темноте, словно камешек в сухом колодце. Грохот превратился в шелест, потом в эхо, пока все не поглотил шум дождя. Борн вернулся на свое место, а колонна снова двинулась вперед.

— Что это? — мягко спросил Кохома. — Мы только едва разглядели, как оно шло мимо.

Кохома только сейчас с удивлением заметил, как дрожали его руки.

— Какой-то неизвестный нам биологический вид, — предположила Логан, не пряча свое лицо, мокрое не только от дождя.

— Один из больших ночных хищников, — сказал Борн. Глаза его не отрывались от угольно-черных веток.

— Дивердаунт. Он не подойдет близко к Дому из-за своего брюха, но если один — два человека встретятся с этим чудовищем в лесу, они не вернутся в Дом. Он пересекал нашу дорогу и был голоден. Он бы никогда не напал. Они очень сильные, но медлительные. И очень интересные для охотников и фуркотов.

Последние слова были произнесены с явным удовлетворением.

— Почему мы ждали, когда он пройдет? — удивилась Логан.

Борн возмутился.

— Это последний бросок. Никому не разрешено прерывать последний бросок.

— Даже гнезду акади? — прошептал Кохома.

Борн быстро взглянул на него, сверкнув в свете факелов глазами.

— Зачем вы это говорите?

— Я оцениваю ваши возможности, — объяснил Кохома, хорошо понимая, что Борн не имеет представления об этом и напоминая ему, что есть вещи, которые не может понять даже великий охотник.

Логан в душе обиделась на товарища за отсутствие у него такта и быстро спросила:

— Я просто удивляюсь, как все эти создания могли получить постоянные названия.

Борн улыбнулся, опять почувствовав себя в своей тарелке.

— Когда молодой задает вопрос, старший отвечает, что это дивердаунт или окифер, либо плод несъедобного растения мальпаз.