Ельцин - Тимоти Колтон

Горбачев и Лигачев, несмотря на сомнения первого, в самом начале апреля 1985 года пригласили Ельцина в Москву, но их избранник для начала решил поломаться. Как он сам пишет в «Исповеди на заданную тему», он с презрением отклонил предложение, которое ему сделал Владимир Долгих, секретарь ЦК по тяжелой промышленности и кандидат в члены Политбюро. Уступил Ельцин, лишь когда на следующий день ему позвонил Лигачев и напомнил о партийной дисциплине[396]. Ельцину не очень хотелось переезжать: он любил Свердловск и недолюбливал Москву, где никогда не жил и почти не имел друзей. В некоторой степени его смягчило то, что младшая дочь Татьяна и внук Борис уже жили в Москве, а старшая, Елена, тоже была готова переехать. Как говорила мне в интервью в 2001 году Татьяна, тоска по дому больше беспокоила ее мать, а не отца: «Для него главное — это работа. Где он работал, там он дома»[397]. Проблема заключалась в том, кем Ельцину предстояло работать в Москве. Он почти десять лет хозяйничал в Свердловске, и двое из трех его предшественников по обкому: Кириленко в 1962-м, а Рябов в 1976 году, — покинув Свердловск, были назначены секретарями ЦК (Николай Рыжков стал секретарем в ноябре 1982 года, через семь лет после отъезда из Свердловска, и занял место отставного Кириленко). Ельцин рассчитывал по меньшей мере на должность заместителя премьер-министра (в официальном языке заместителя Председателя Совета министров) СССР; пост же заведующего одним из экономических отделов ЦК казался ему понижением.

Не способствовало решению о переезде и то, что Ельцин уже тогда испытывал сомнения по поводу Горбачева, чего до сих пор не поняли многие историки. По своему характеру, образу действий и отношению к жизни эти двое были похожи, как масло и вода. Горбачев, выросший на залитых солнцем равнинах близ Кавказских гор, стал коммунистом в 21 год, окончил юридический факультет Московского государственного университета (старейшего и самого престижного университета России), сделал карьеру в комсомоле и партийном руководстве; жена его была специалистом по марксистской философии. Ельцин вырос в суровой уральской местности, в КПСС вступил поздно, учился в провинциальном политехническом институте, получил техническую специальность и женился на инженере. Горбачев был малоподвижным, лысеющим мужчиной; Ельцин — на голову его выше, настоящий спортсмен, а его шевелюре можно было только позавидовать. Горбачев был говорлив и уравновешен, Ельцин много говорить не любил и был вспыльчив. Горбачев обожал поэта-романтика Михаила Лермонтова, а также футуриста и певца революции Владимира Маяковского; Ельцин предпочитал Чехова, Пушкина и Сергея Есенина. Из музыки Горбачеву нравились симфонии и итальянская опера, Ельцину же были по душе народные песни и поп-музыка[398].

После того как Горбачев стал секретарем ЦК, Ельцин заметил в нем склонность к контролю и снисходительному отношению, хотя общаться они не перестали. Горбачев обращался к коллегам и товарищам по работе фамильярно, на «ты»; Ельцина же такая вольность коробила, он всегда пользовался более формальным «вы»[399]. Как было показано в предыдущей главе, Горбачев для Ельцина символизировал сверхцентрализацию даже в таких чисто местных вопросах, как производство сельскохозяйственного оборудования силами местных заводов. В глубине души Ельцин сомневался в том, что Горбачев в принципе понимает суть проблем и способен возглавлять страну. «Нотки неуважения к Горбачеву» проскальзывали в его выступлениях на заседаниях бюро Свердловского обкома[400]. Подливала масла в огонь и убежденность Ельцина в том, что его ровесник добился больше, чем позволил бы его личностный потенциал при других, не столь благоприятных обстоятельствах. Ставрополье славилось зерновыми колхозами и минеральными источниками, лучшие из которых находились в Кисловодске и Пятигорске; там Горбачев принимал Брежнева, Андропова и Черненко, приезжавших на отдых. Население Ставропольского края было вдвое меньше, чем в Свердловской области. Кроме того, как пишет Ельцин в своих мемуарах, Ставрополье было «значительно ниже» Урала в экономическом отношении[401]. Однако Горбачева в 1978 году взяли в Москву секретарем ЦК, к 1985 году он вырос до Генерального секретаря, а в апреле 1985 года, когда обсуждался вопрос о назначении Ельцина, он не снизошел до того, чтобы лично поговорить с ним по телефону.

Никакой любви Ельцин не испытывал и к Лигачеву. Будучи на 11 лет его старше, Лигачев вступил в партию в 1944 году и много лет занимался пропагандой и кадровой работой. В аппарате КПСС он работал с 1949 года, то есть его стаж был на 19 лет больше, чем у Ельцина, и начинал он партийную деятельность еще при Сталине. Чаще всего Лигачев набирал кадры в «областях, несравнимых с нашей», как жаловался Ельцин Рябову[402]. В Томской области, где Лигачев был первым секретарем обкома на протяжении 17 лет, проживало 900 тысяч человек, что помещало ее на 58-е место среди российских регионов, в то время как Свердловск был на 4-м месте, и даже Ставрополье занимало лишь 14-е место[403]. Ревизорская январская поездка 1984 года, которая так понравилась Лигачеву, вызвала у Ельцина лишь раздражение. Накануне прилета Лигачева Ельцин сказал секретарям обкома, что московский гость любит на завтрак гречневую кашу, что его нужно хорошо кормить, показать ему область, но не давать приставать к самому Ельцину вплоть до областной партконференции, до которой оставалось несколько дней[404]. Верный своему слову, Ельцин встретил Лигачева в аэропорту и сказал ему, что будет слишком занят, чтобы сопровождать его в поездке, но рассчитывает встретиться и побеседовать на конференции. Через несколько дней, узнав о том, что Лигачев давал советы по вспашке и уборке урожая в местном колхозе, Ельцин фыркнул, что теперь все должны по Транссибу поехать в Томск, чтобы «увидеть, как все там великолепно»[405]. Ельцин даже приказал первому секретарю Свердловского горкома Владимиру Кадочникову избавить его от «этого идиота», когда Лигачев захотел узнать, почему фасады городских магазинов не так хорошо покрашены, как в Томске[406]. В день областной партийной конференции Лигачев вместе с угрюмым Ельциным отправился к оперному театру и начал расспрашивать свердловчан о том, что они думают о своем первом секретаре[407]. Дурное настроение Ельцина Лигачева не только не обескуражило, но, возможно, даже произвело на него благоприятное впечатление, поскольку свидетельствовало, что перед ним человек, который ставит дело выше имиджа. Лигачев дал Ельцину понять, что того скоро переведут в Москву на достойную должность[408]. Когда выяснилось, что ему предстоит занять пост заведующего отделом, то есть второстепенного слуги и исполнителя, Ельцин пал духом. 8 апреля он необычно поздно приехал на понедельничную планерку бюро обкома в свердловский Дом Советов. Он неважно чувствовал себя после ночного перелета из Москвы, где он обсуждал детали нового назначения и мельком встретился с Горбачевым[409]. Ельцин покрутил в пальцах карандаш и привычно разломал его на части, затем обратился к собравшимся: «Вы представляете, кто там сидит? Там сидят старые недоумки… Да их надо гнать оттуда». «Все замерли, побелели лица у всех… Он высказался, мы так и не поймем, потом уже стали понимать, в чем дело, ну, додумались, значит: первому секретарю такой области дать должность заведующего отделом», — вспоминает Григорий Каета[410]. Все понимали, что смешанное с презрением негодование Ельцина направлено не только на брежневских стариков, но и на Горбачева, Лигачева и иже с ними. Рискованные слова могли бы пустить его карьеру под откос, достаточно было председателю местного КГБ Юрию Корнилову (Яков Рябов считал, что именно он донес на него в 1979 году) или любому другому члену бюро позвонить в Москву. То, что никто этого не сделал, лишний раз доказывает прочность положения Ельцина в Свердловске.

Эта буря в стакане воды звучит правдоподобно в контексте ситуации. Оценивая Ельцина, руководство страны проявило редкостную близорукость, не сумев понять истинный масштаб его талантов и стремления к переменам. Он уехал в Москву с тяжелым сердцем.

В пятницу 12 апреля 1985 года Борис Николаевич пришел на работу в здание Центрального комитета на Старой площади, всего в нескольких кварталах от Спасских ворот Кремля. Отдел строительства состоял из десяти секторов; работало в нем около ста человек — вдвое меньше, чем в аппарате Свердловского обкома. Ельцин сразу занялся чисткой персонала, а также сосредоточился на ключевых проектах — прокладке трубопроводов и строительстве жилья для рабочих западносибирских нефтяных месторождений. Горбачев был доволен. Найти подходящих для работы в партийной машине людей было нелегко: «В то время пришлось повсюду „высматривать“ людей деятельных, решительных, отзывчивых ко всему новому. Их в верхнем эшелоне, так сказать, поблизости, было не слишком много. Ельцин мне импонировал»[411].