Франкская империя Карла Великого. «Евросоюз» Средневековья - Анатолий Левандовский

Глава пятая

От истории к традиции

«Милая Франция» и ее обитатели

Но каролингская Франция не исчезла бесследно. Она просто изменила менталитет и из одной категории явлений перешла в другую. Она превратилась в «милую Францию» (dulce France) средневековых поэтов. Ее стали прославлять в кантиленах и жестах – героических песнях, которые певцы-жонглеры исполняли рыцарскому войску.

«Милая Франция» – это не Франция Карла Великого, но и не Франция эпохи Крестовых походов – времени, когда сложились жесты. Это Франция воображаемая, как бы промежуточная, обитателей которой величают то франками, то французами, столицей которой оказывается то Ахен, то Лан[17], то Париж, и которая включает в себя не только Нормандию, Бретань, Пуату, Овернь, но и Лотарингию, Баварию, Алеманнию, Фризию, иначе говоря, которая одновременно принадлежит и Франции Капетингов, и Франции Каролингов, находясь как бы между ними.

В этой связи совершенно бессмысленным выглядит вопрос, над которым два последние столетия бесплодно бьются «романисты» и «германисты»: на французском или на немецком языке создавались ранние сказания о Карле Великом? Напомним, что в те времена еще не было ни «немцев», ни «французов», что были только франки и покоренные ими народы, что первые сказания писались на латинском языке, а первые героические песни, вероятно, пелись на языке народном, более «романизированном» на западе и более «германизированном» на востоке. Что же касается песен тех времен, когда они были записаны, то здесь спорить не о чем: все они появились на старофранцузском языке, который, в зависимости от места записи, мог быть «итальянизирован», «англизирован» и т. п. Многочисленные же варианты на немецком, английском, испанском и древнескандинавском языках – не более чем поздние переводы. Впрочем, языковая проблема – не наша тема, и коснулись ее вскользь мы лишь потому, что уж очень большое место занимает она в новейшей научной литературе. Нас же интересует в первую очередь, как традиция изобразила великого Карла в его антураже, и почему это произошло.

Говоря суммарно, в жестах и романах Средневековья сам император, его родственники и близкие получили вторую жизнь. Все они приобрели новый облик и характер, сохранив при этом некоторые черты, засвидетельствованные историей, и изменив другие почти до неузнаваемости. Исторический Карл, носивший только усы, отпустил седую бороду и прожил вместо семидесяти двести лет, успев за это время слиться не только со своим дедом – Карлом Мартеллом, но и со своим внуком – Карлом Лысым, а его мать, Бертрада, в противовес своему «короткому» супругу, значительно «удлинилась» и стала «большеногой». Не менее деформировались сыновья и внуки Карла, хотя в главном из них, Людовике Благочестивом, точно сохранены его безволие и двоедушие. Из окружения Карла и Людовика «в живых» не осталось никого, за исключением Роланда да еще Гильома Тулузского; впрочем, и эти двое обзавелись и новым обликом, и новой родней: Роланд стал «племянником»

Карла Великого, а Гильом получил не менее знаменитых предков. Зато вдруг «ожили» многочисленные герои, которых не знала или почти не знала подлинная история. Появился неугомонный Рено де Монтобан с тремя братьями, появился многострадальный Ожье Датчанин, чей героизм не раз спасал Карла, появились бешеный Рауль де Камбре, предатель Гуенелон и многие, многие другие.

Все они действуют вразброд, но при этом обязательно сходятся в одной точке, и точка эта – их сюзерен, непобедимый император. Недаром давно уже замечено, что даже в знаменитой «Песни о Роланде» подлинным героем является вовсе не Роланд, а его «дядя» – Карл Великий.

И вот что особенно знаменательно.

Внимательно приглядываясь, видишь: средневековая поэзия преувеличила, но вовсе не исказила реальные черты образа франкского императора. Борющийся с коварными вассалами, отправляющийся паломником в Святую землю или ведущий в Крестовый поход христианских рыцарей, Карл, мощный седобородый великан, рассекающий ударом меча всадника вместе с конем, – это, в сущности, исторический Карл, но разросшийся в глазах потомства, подобно тому, как, по образному выражению историка, «заходящее солнце удлиняет тень предметов, не лишая возможности признать их действительные очертания».

Однако чтобы понять характер и степень этого «разрастания», нужно возвратиться к началу.

Подспудный период

Выше уже говорилось, что повсеместное возвеличение Карла, дошедшее почти до обожествления, началось сразу же после его смерти. Всевозможные хроники, большие и малые Анналы, придворные и провинциальные поэты не жалели эпитетов, прославляя покойного. «Могущественнейший», «преславный», «знатнейший», «непобедимый» и даже «божественный», «чья мудрость и проницательность не знает равных», «самый знаменитый из всех августов», «император Рима» и, более того, «император всего христианского мира», «прославивший как своих предков, так и потомков» – этими и подобными формулами пестрят латинские источники IX века, причем восхваление возрастает по мере того, как действительность становится плачевной, по мере сворачивания дела Карла и развала его империи. Справедливость, впрочем, требует отметить, что в этом хоре славословий иногда все же проскальзывают отдельные негативные нотки, которые тонут в общем фимиаме, но оставляют след, не забытый будущими слагателями жест и кантилен. Иные «ревнители веры» не могут простить авторитарных замашек Карла, его нетерпимости к «слугам Божьим», пытающимся проявить самостоятельность. И здесь его «ахиллесовой пятой» становится весьма простительная, с нашей точки зрения, слабость к женскому полу, его «многоженство» (пять законных браков плюс наложницы), его снисходительное отношение к романам дочерей и придворных. Так, уже в 820 году появилось записанное в монастыре Рейхенау «видение» некоего монаха (в дальнейшем переложенное на стихи), в котором Карл изображается в чистилище, где он терпит муки за свою развратную жизнь. Примерно к этому же времени относится и сказание о святом Эгидии, отпускающем Карлу какой-то «великий грех»; согласно традиции речь шла о кровосмесительстве, о сожительстве Карла с родной сестрой Гизелой, от каковой связи и произошел Роланд, являющийся таким образом одновременно и племянником и сыном Карла (!).

Монастырь Райхенау на одноименном острове на Боденском озере

Вслед за IX веком наступили X и XI века, самые «темные» и с точки зрения реальной жизни народов Западной Европы (феодальная раздробленность, набеги норманнов, венгров, арабов), и в плане познания историков об этом времени, включая и нашу тему. Здесь очень мало удостоверенных фактов, вследствие чего приходится ограничиваться молчанием, либо строить гипотезы, прибегая к ретроспекции.

«Королевская жеста»

Но затем положение меняется. С конца XI века начинается эпоха Крестовых походов, принесшая рыцарскую поэзию, которая впервые записала, правда в трансформированном виде, кантилены и жесты, сложившиеся в течение двух предшествующих столетий. Так родился новый этап каролингской эпопеи. Главный цикл, посвященный Карлу и самый ранний по времени опубликования, получил название «королевской жесты». Комбинируя ее данные с другими «песнями», можно выстроить довольно подробно традиционный образ Карла в динамике его действий.

Начнем с происхождения.

Согласно поэме «Флоовант» первым королем франков был Хлодвиг. Его сын Флоовант выдал свою дочь за сакса, потомки которого претендовали на французскую корону. Однако корона досталась некому Ансеису, победившему саксонского претендента. Этот-то Ансеис стал отцом Пипина и, соответственно, дедом Карла Великого.

Здесь все – чистейшая фантазия. Характерно, что выпало даже имя Карла Мартелла, одного из знаменитейших предков Карла Великого, видимо им и поглощенного. Но при этом весьма примечательны два обстоятельства: 1) указание на Хлодвига, как на первого короля франков; и 2) становление каролингской династии дано в противостоянии саксам, реальным врагам Карла Великого, ставшим одним из главных объектов его завоевательной политики.

О родителях Карла и его детстве и юности подробно повествует эпическая поэма «Большеногая Берта». Фабула ее такова. Услышав о красоте и добродетели Берты, дочери венгерского короля Флуара, король Пипин добивается ее руки. Но вскоре Берту подменяет похожая на нее служанка Алиста, которая и становится королевой, а несчастную Берту как самозванку Пипин обрекает на смерть. Берте, которая уже беременна, удается бежать, и она вместе с родившимся сыном какое-то время скрывается, пока не происходит разоблачение козней Алисты. Королева с сыном торжественно возвращается во дворец, но тут юному Карлу приходится вступить в жестокую борьбу со своими сводными братьями, сыновьями Алисты. Карл вынужден бежать в Испанию, где он женится на дочери короля Толедо. Затем, совершив ряд подвигов, в том числе освободив папу римского от его врагов-язычников, он возвращается во Францию, расправляется с узурпаторами-братьями и законно венчается королевской короной.