Наследница - Натали де Рамон

– Без него вы выглядите даже гораздо романтичнее для игры на гитаре. Кстати, это был сюртук. Не стесняйтесь, я знаю названия мужской одежды. Ставьте поднос сюда, – я показала на стеклянный столик, – и скорее несите гитару.

Он поместил его на столик, подкатил столик ко мне. Прищурился и промурчал:

– Подозреваю, что миледи сама владеет гитарой.

– Нет. Тогда я уж догадалась бы насчет ваших ногтей.

Глава 22,

в которой капучино

– Просто изумительный кофе! Я ведь выпила и вашу чашку. А как вы играете на гитаре! Чудо! Знаете, я как-то и не задумывалась, что на гитаре можно сыграть «Лунную сонату».

– Все, что угодно. Гитара – великий инструмент.

– Просто потрясающе! Как вы это делаете? Столько звуков! Как будто целый оркестр!

– О, я польщен… Миледи, вы… А можно, я вам спою?

– Вы еще и поете?

– Ну довольно дилетантски… Но вы все-таки позволите?

– Конечно. Пожалуйста!

– Это очень старинная песня. Музыка… такая, – он заиграл, совсем чуть-чуть касаясь струн своими длинными ногтями, – как будто лютневая. Будут очень наивные слова, но она все-таки дошла до нас из времен провансальских менестрелей… – И тут где-то зазвонил телефон. – Простите. – Глиссе нехотя отложил гитару, встал, подскочил к стеллажу, отодвинул стекло и, извлекая телефон, виновато пожаловался: – Ничего нельзя оставлять снаружи, мальчики все сносят на пол. – Снял трубку. – Да-да, здесь. – И протянул ее мне. – Это вас. Сале.

– Слушаю. – Я поднесла трубку к уху.

– Мадемуазель де Ласмар… то есть доктор Брэбьи! Простите. Так неудобно. Но дело в том…

– Что еще случилось, Сале?

– О… Ну вы же знаете про мои мигрени… А я вчера опять не успел за рецептом… И, видите ли, от этого происшествия…

– Сале, аспирин? Пойдите и возьмите. Вы знаете где.

– Но, доктор Брэбьи! Дело в том, что я уже пошел. Я уже в «Виктории», но вас тут нет… Мне так неудобно… но я подумал, что, если мсье Глиссе увел вас… то по внутренней связи…

– Сале, вы правильно догадались. И смело берите аспирин. Могли бы даже не разыскивать меня из-за таких пустяков.

– О, доктор Брэбьи! Я вам так благода…

– А что с леди Бруксвилл, Сале? Чем все кончилось?

– О, они ее связали и увезли… Видите ли…

– Кто? Куда?

– Санитары… Наверное, в психушку… то есть в психиатрическую клинику! Профессор Гидо поехал с ней!

– Да-да… Сале, а я больше не нужна мсье Анкомбру?

– Нет. То есть что вы! Вы нам всем нужны всегда!..

– Тогда идите и выпейте аспирин. И, если Анкомбр вам разрешит, можете опять поспать на диване.

– О… к сожалению, он не так добр, как вы!

– Сочувствую. Попрощайтесь с ним за меня. – Я отсоединилась и протянула трубку Глиссе.

– Все в порядке? – Он забрал ее у меня.

– Да. Тетушку по вашему рецепту отправили в психушку.

– Вы шутите?

– Нет. Так сказал Сале. Да положите вы на место эту трубку! И скорее пойте мне про королеву в пруду!

– Миледи! – Глиссе выглядел задыхающимся от счастья. – Вы тоже знаете эту песню?

– Значит, я угадала по мелодии? Моя бабушка всегда напевала что-то похожее, когда гладила.

– Вы знаете слова? Тогда подпевайте.

Но подпевать я не стала. Я просто откинулась на спинку и прикрыла глаза. Пион мягкой тяжестью дремал на моих коленях. Сиано посапывал, прижимаясь ко мне, пристроившись на оставшемся в кресле месте между мной и подлокотником. У Глиссе, как я и думала, оказался очень приятный голос, каким, например, в мультфильме мог бы запросто распевать, скажем, Кот в сапогах. «Королева в пруду, королева в пруду моего сердца, королева, что ты делаешь с ним, королева»…

– Глиссе… Как же с вами хорошо! Так спокойно.

– С котами всегда хорошо и спокойно. Я ведь по гороскопу тоже Кот.

Снова зазвонил телефон.

– Да что же такое! – воскликнул Глиссе и опять полез в стеллаж за стекло. – Але. Ну и что?… Пьеро, ну не смеши… Да все сегодня помешались, что ли, на его расписках?… Прелестно… Ладно, разберемся. – Он повесил трубку и улыбнулся в ответ на мой немой вопрос. – Да глупости, миледи. Химчистка. Ваше покрывало привезли. Ну после петуха. Мол, завтра выходные. Никогда в жизни они сами не привозили ни одну вещь! Причем им крайне надо, чтобы на квитанции расписался Рейно. А сдавал им покрывало вчера я!

Я не смогла не засмеяться.

– Глиссе! Но здесь же маленький город. И даже я знаю, насколько всем любопытно, что происходит в Манор дю Ласмар. Скажите спасибо, что они еще не требуют моей расписки!

– Требовали! Представьте себе. Но Вариабль все-таки сумел втолковать, что было только оглашение, и вы еще просто даже физически не могли бы успеть вступить в права наследства. И эти идиоты тогда возжелали подписи Рейно.

– А он что?

– Ничего. Телефон не берет. Жан-Пьер побежал к нему. Он не открывает дверь. Спит, наверное. Пьеро позвонил мне. Пойду с химчисткой разбираться. Извините, что придется бросить вас здесь на котов.

– Но, собственно… Я прекрасно отдохнула. Спасибо. – Я сдвинула Пиона с колен и решительно встала на ноги. – Судя по всему, опасности нет, иначе бы сюда давно позвонил Вариабль. Я могу идти к себе, собирать вещи перед отъездом.

– Миледи! Куда это вы собрались ехать?

– Домой. В Марсель. По закону вступление в наследство я могу начинать все равно только…

– Миледи! Нет! – Глиссе преградил мне дорогу и буквально взмолился: – Пожалуйста! Останьтесь!

– Но сейчас конец семестра, потом сессия…

– Хотя бы на эти выходные! – перебил он, умоляюще сложив руки. – Пожалуйста!

– Зачем?

– Идите-ка сюда.

Он поманил рукой и повел меня за стеллаж, заходя за него с другой стороны. Там оказался маленький уютный домашний офис. Он усадил меня за стол и включил компьютер.

– Для начала почитайте историю Манор дю Ласмар. Я быстро разберусь с химчисткой, вернусь и начну знакомить вас с нашим бизнесом и его текущей документацией. Вы ведь математик, вы быстро разберетесь с бухгалтерией и всяким прочим занудством.

– Но, Глиссе!

– Вы должны полюбить это место. Чтобы не возникало идей насчет продажи. Миледи, я открыл вам все свои карты.

Глава 23,

которая в «Виктории»

Около шести я вернулась к себе. В прекрасном настроении! Предвкушая многообещающие выходные и чувствуя себя победительницей. Сейчас у меня достаточно времени, чтобы совершить омовение в этой дурацкой ванне, уложить волосы и нарядиться во вчерашнее «карменское» платье. На ужине Рене увидит меня в нем, и все встанет на место.

Кровать под балдахином была накрыта вычищенным покрывалом. Следы петушиного помета исчезли практически бесследно. Все-таки Глиссе ужасно милый – и притом серьезный и деловитый, помнит наизусть столько цифр и объясняет толково. Я сказала ему: